ну ладно, я подумаю

Ну вот и новая глава! Заранее предупреждаю, ничего белого и пушистого, к чему вы так привыкли в этом фанфе, в главе не будет   Всё мрачно и грустно

Глава 16

    Над головой было чистое, звёздное небо, воздух звенел от стрекотания насекомых, тёплый ночной ветерок небрежно шевелил мои волосы, а я... до боли прикусив губу и уткнувшись носом в колени, плакал как девчонка. Плакал из-за девчонки... которой был всего год от роду и которая своими крохотными ручонками намертво вцепилась в сердце вампира. Как-то Элис сказала, что настанет день и мир для меня засверкает всеми цветами радуги. Но в той радуге, о которой она говорила, не было чёрного цвета. Такого же мрачного и беспросветного как и сегодняшняя ночь. Даже такой придурок как Эммет однажды заметил, что моё блядство не доведёт меня до добра и, хмыкнув, добавил, что я подцеплю какую-нибудь заразу. Он что, бля, ясновидящий? Я и подцепил... Беллу. Это маленькая зараза лишь одним взмахом пушистых ресниц поразила меня неизлечимым недугом. Без единого шанса на спасение, обрекая на вечные муки. Достойное наказание за супружескую измену. Ведь если бы я честно был той ночью со своей женой, то я бы не напоролся на эту проклятую коляску. Я бы не сидел здесь сейчас и не ревел бы как последний сопляк. Я бы как нормальный мужик трахал свою жену. Потом ещё раз, потом ещё, а потом... ещё кого-нибудь. Всё было бы так как было и я был бы... счастлив? А был бы я счастлив, никогда не зная о том, что где-то, в грязном и всеми забытом городишке для меня рождён маленький кусочек счастья. Чистая, неземная красота. Моя личная маленькая радуга, моё личное солнышко, теплом своих лучиков растопившее заледеневшее сердце. Крошечная человеческая девочка, сумевшая всего за несколько секунд сделать то, что не удалось за годы сделать Тане. Подарить мне целый мир. Мир, в котором не было места отчаянию и грязной похоти. Мир, в котором звонкий детский смех творил чудеса, даря жизнь тому, кто давно уже был мёртв. Эта девочка научила меня плакать и смеяться. Она заставила меня вспомнить, что я человек.
    И сейчас я, дрожа от бессильной злобы, возвращался в проклятый Айдахо, в грёбаный Маунтин-Хоум, к ненавистной жене. Ещё никогда, за все годы моей другой жизни, я не чувствовал такой испепеляющей ненависти как сегодня. Ещё никогда я так сильно не хотел разорвать, сломать, убить. Впервые в жизни я был готов поднять руку на женщину.
    В окнах нашего дома слабо горел свет, когда я, сжимая от ярости кулаки, поднимался по ступенькам. Хлопнув дверью так, что задрожали стены и швырнув сумку с вещами в угол, почувствовал на себе взгляд. Поганый, полный любви, нежности и надежды взгляд золотых глаз. Любви, которой я никогда не испытывал к этой женщине. Нежности, от которой меня едва не вывернуло на изнанку. Надежды, которой я никогда ей не давал.
    "Эдвард," - с благоговением произнесла она дрожащими губами.
    А меня перекосило от отвращения при звуке собственного имени, прозвучавшего из этих уст. В моём сердце навсегда сохранилось милое и жалобное "Эдь", произнесённое пухлыми, розовыми губками.
    "Не называй меня так!" - с омерзением выплюнул я, тенью надвигаясь на жену.
    "Что случилось? Как Изабелла?" - испуганно вскочив со стула и запахивая на груди тонкий халатик, Таня метнулась ко мне.
    Холодные руки прикоснулись к моим, но лишь взглянув мне в глаза она ст страхом одёрнула их и прижала к груди.
    "Никогда, слышишь, никогда, пока я жив, не произноси при мне её имени!" - зашипел я, склонившись к её лицу.
    Я помнил тёплые детские ладошки, пальчики, любовно трепавшие мои волосы. Любившие мои волосы. Ручки, мягко обхватывающие меня за шею. Сердечко, доверчиво стучащее напротив моего.
    Я даже сам не понял как мои пальцы сомкнулись на тонкой девичьей шее, с хрустом сжимая её. Агония страха и боли, промелькнувшая в расширившихся от ужаса и непонимания глазах жены. А я, скалясь и хрипя, представлял, как безжалостно сорву эту голову с плеч, как разорву это тело на куски, как мерзкие останки будут тлеть на заднем дворе нашего дома.
    "Прости..." - жалобно выдохнула она, обхватив кисти моих рук. Нежно, будто успокаивая.
    "Прощаю," - с хищным оскалом снисходительно прошипел я.
    Хватка ослабла, пальцы с едва заметной нежностью скользнули по щеке, губам... Эти проклятые губы... Рванул полы халата в стороны, жёстким рывком впечатал жену в стену, заламывая руки, коленом раздвигая дрожащие колени и грубо срывая трусики. С силой скрутил волосы на затылке и, притянув к себе, впился голодным, животным поцелуем. Нетерпеливо разорвав молнию и до колен спустив свои джинсы, с рычанием ворвался в дрожащее от страха тело.

    Долгая, холодная ночь. Стоны и нечеловеческие крики. На кухне, в коридоре, на полу гостиной, на журнальном столике... С глухим рыком я продолжал без устали терзать податливое тело Тани, а её руки как будто нарочно с ещё большей нежностью гладили мои плечи и грудь. Глаза светились ещё большей любовью и сочувствием, которые я так яростно пытался выбить из неё. Ненавидь меня, проклинай! Последний резкий толчок... мои зубы вонзились в гладкую кожу шеи, прокусывая её с невиданным ранее наслаждением... в уши ворвался болезненный, отчаянный вскрик Тани и её руки безжизненно соскользнули с моих плеч. Брезгливо отпихнув от себя обмякшее тело жены, я с удовлетворённым стоном в изнеможении рухнул на бок.

    Всё ушло, исчезло, растворилось. Чувства и эмоции будто заледенели вместе с моим телом. Апатия, безразличие, какая-то отвратительная сырость на душе. Такая же как и погода за окном, изменившаяся буквально за несколько минут. Лень говорить, думать, шевелиться. Даже одеться лень, только джинсы натянул на голое тело. Нехотя скосил глаза, услышав лёгкий шорох. Словно пребывая в трансе, Таня, сжавшись и обхватив себя руками, поднялась с пола, подбирая обрывки халата. Потом сморщившись, отбросила их в сторону и, пошатываясь, побрела в ванную, едва слышно ступая. На тоненьком пальчике искоркой сверкнуло обручальное колечко. Медленно выходя из оцепенения, я взглянул на свою руку, где было такое же. Тонкое и холодное. В богатстве и бедности, в радости и печали, в болезни и здравии... Таня была со мной всегда, целиком и полностью отдаваясь данной клятве. А я... я изнасиловал свою жену...
    Я не помню как оказался в ванной, стоя за спиной Тани, безмолвно наблюдая как по сжавшимся плечикам сбегают капли воды. А она и не заметила моего присутствия, не услышала.
    "Господи!" - шокировано вырвалось у меня, когда я заметил на шее жены небольшой серповидный шрамик.
    "Эдвард!" - испуганно вскрикнула Таня, мгновенно развернувшись ко мне лицом. "Пожалуйста... не надо больше," - надрывно простонала она, вжимаясь в стену и прикрывая грудь рукой.
    Ещё ни разу, за все годы совместной жизни, моя жена не прятала от меня своё тело. Ещё никогда она не смотрела на меня с таким безотчётным ужасом в глазах, так безнадёжно и затравленно.
    "Больно?" - сморщившись от отвращения к самому себе, я нежно прикоснулся кончиком пальца к шраму.
    Лицо Тани исказила мученическая гримаса и она, не выдержав и зарыдав в голос, кинулась в мои объятия. Заботливо обернув задыхающуюся от плача жену в полотенце, я осторожно поднял её на руки и, бережно прижимая к груди, понёс в спальню. Впервые за эту страшную ночь мы оказались в нашей постели, с отчаянием прижимаясь друг к другу.
    "Люби меня, Эдвард!" - с мольбой в голосе простонала Таня, пробежавшись рукой по моей груди, животу, ниже... "Люби как можешь... муж мой... хоть так... только не оставляй меня..."
    "Я буду, милая моя, буду... жена моя..." - шептал я, покрывая поцелуями её прекрасное лицо, - "...я клянусь, что никогда не оставлю тебя... клянусь".
    Я притворюсь, что люблю. На коленях вымолю прощение. Зацелую каждый сантиметр её тела. Я сделаю всё, лишь бы эта несчастная, самоотверженная женщина никогда больше не вспоминала эту страшную ночь.
    А на утро в доме появились цветы...