Вы не ждали???
А вот и я с новой, не такой уж и большой, главой!!!
Надеюсь, хоть кто-то из моих читателей еще остался и вы не будете меня сильно пинать за такую непростительную задержку 
Глава 17
Таня робко поежилась, принимая из моих рук пышный букет ярко-алых роз, и неуверенно чмокнула меня в щеку, вызвав таким искренним и неожиданным жестом вялую улыбку на моем лице. Я нередко одаривал жену подарками после очередной из своих измен, но сейчас Таня прекрасно понимала, чем вызвана моя щедрость, однако выглядела благодарной и, к моему удивлению, счастливой. Я знал, что никакие цветы и драгоценности не способны заслужить прощения такого мерзкого ублюдка как я, но это самая малость, что я мог сделать для этой безгранично любящей меня женщины.
Последующие несколько недель я продолжал заваливать Таню подарками, цветами, превращая наше скромное жилище в подобие оранжереи. Мы были практически неразлучны. Много и подолгу гуляли, если это позволяла погода. Посещали парки, музеи и один раз умоляющему взгляду жены удалось затащить меня в оперу и даже мой скучающий вид, с каким я мужественно отсиживал это "действо", не мешал Тане выглядеть, казалось бы, действительно счастливой. Мы даже вместе поохотились несколько раз, чего не случалось уже пару-тройку лет. Но я-то знал, чувствовал, что несмотря на наше сближение за эти дни, былое доверие жены, ее природное легкомыслие и беззаботность мне уже не вернуть. Та страшная ночь перевернула и изменила многое в нас обоих. Таня была беспощадно мною сломлена, хоть и казалась внешне довольной и по-прежнему боготворила меня. Я боялся открыто, как раньше, смотреть ей в глаза, зная, что непременно увижу в них тщательно скрываемые боль, унижение и страх. Она боялась меня, моих внезапных вспышек гнева и никакое внимание и забота с моей стороны не могли этого исправить. Я сам себя самым низким и бездушным образом опустил с небес на землю и даже хуже... Я втоптал в грязь светлое имя своего отца.
Таня робко и временами даже с паническим страхом в глазах встречала мое стремление к близости и только долгой прелюдией и нежными, терпеливыми ласками мне удавалось немного расслабить ее. То, что я с ней сотворил тогда, она запомнила навечно и каждый раз, стоило мне прикоснуться к ней, она ежилась и вздрагивала, тут же одаривая меня извиняющейся улыбкой. Но это не она, это я должен был извиняться, умолять, просить, падать ей в ноги всю оставшуюся вечность. Легкие интрижки на стороне меня больше не манили как раньше. Я стал верным и заботливым мужем, каким собственно и должен был быть. Я давал клятву любить и защищать эту женщину, но забыл об этом уже спустя пару лет после нашей, удивившей всю мою семью, свадьбы. Любви к Тане в моем сердце не было никогда, но даже ту легкость и веселость, царившую в нашей маленькой семье, несмотря на мои постоянные измены, я истребил так быстро и безоглядно, стоило в моей жизни появиться маленькой человеческой девчушке. Моему ангелочку - Белле. Теперь я называл ее только этим именем. Называл про себя, с придыханием и благоговением, с трепетом, восхищением и безграничным поклонением. О крошечном чуде, которое я бездумно осмелился украсть у ее извергов-родителей, я не забывал ни на секунду. Конечно, Таня видела весь спектр истинных чувств и эмоций, моментально отражающихся на моем лице, стоило мне хоть на мгновение подумать о своей крошке. Имя Беллы Таней не упомянулось больше ни разу. Яростный рык инстинктивно вырывался из моей груди как только жена неосознанно отвлекала меня, в то время как я предавался мечтаниям о долгожданной встрече со своей малышкой. Тело Тани содрогалось дрожью ужаса, как только она осознавала, что ненароком вторглась в мир моего тоскливого одиночества. Опасаясь очередного срыва, я в бешенстве выскакивал из дому, сопровождаемый жалобным "прости" Тани. Я подолгу пропадал, пугаясь собственного гнева и испепеляющей ненависти ко всем и ко всему. Я убегал подальше от людей, боясь в своей злобе совершить непоправимое. Щемящие душу боль и страдания были так велики, что я едва контролировал ярость и раздирающий нутро моментально вспыхивающий голод. Я глупо надеялся, что самым страшным будет мой первый год ожидания, но я ошибался. Зависимость от девочки с каждым днем только крепла и я понимал, что уже попросту не принадлежу самому себе. Мыслями и надеждами, безжалостно изнуряющими меня с каждым часом, я был там, с моей Беллой и в эти мгновения я ненавидел жену лютой ненавистью, незримыми узами давно нарушенной верности и остатками порядочности, привитыми мне родителями, привязавшей меня к себе, казалось неотрывно и навечно. Сидя в одиночестве в лесу, не обращая внимания на моих потенциальных жертв, не замечающих присутствия смертельно опасного для них хищника, в своих сладостных мечтах и иллюзиях я будто видел себя со стороны рядом с моей малышкой. Как я учу ее кататься на ее первом детском велосипедике, как мы вместе лепим куличики из песка на безлюдном пляже, а рядом с нами плещутся волны. Как я ловлю для нее самых красивых бабочек, а ее глазенки при этом сияют восторженным блеском и она заливается смехом от счастья. Как я читаю для нее сказки, а она, уютно устроившись в своей колыбельке, мирно засыпает с довольной улыбкой на личике и не сводя с меня любящего взгляда. Благодаря постоянным звонкам моих понимающих и сочувствующих мне родственников, я знал о каждом самом маленьком, но таком важном для меня достижении Беллы. О том, что неугомонная малышка бегает уже так быстро, что даже вездесущая Элис едва за ней поспевает. Это попахивало сильной выдумкой, но все же я смеялся в трубку телефона над охами и ахами впечатлительной сестрички. О том, что ее ротик уже полон зубов и она неизвестно каким образом умудрилась погрызть почти все помады Розали, кажущиеся девочке невероятным лакомством. О том, что Джаспер лишился изрядного количества волос, уговаривая Беллу одеть новое модное платье. О том, что мой барабан уже давно заброшен, куклы все поломаны и к недоумению всей женской половины семьи, Белла выказала восторженный интерес к машинкам и роботам. Она как маленькая сорока-воровка тащила все, что блестит и плохо лежит и все так же, неизменно, складывала добычу в своем ночном горшочке под кроватью, что значительно облегчало домочадцам поиски пропавших вещей. Она знала всех членов семьи по именам, смешно сокращая их. Больше всех возмущался Эммет, которого малышка величала обидным для него "Ме-Ме". Мама и папа, к великой радости и умилению Эсми и Карлайла, так и звались - мама и папа. Были также Эис, Ази и Ась. Я вымученно, с надрывающимся сердцем улыбался, осознавая, что она так хорошо знает и любит их всех. Всех, кроме меня. Я помнил ее жалобное и слезное "Эдь", которым она умоляла меня остаться, не уезжать. Но сама Белла меня уже не помнила, не знала. Я был для нее чужим. Конечно, Каллены неустанно напоминали малышке о существовании еще одного, безгранично любящего ее, члена семьи. Но понимала ли это годовалая кроха?
Жизнь с Таней с каждым днем становилась для меня все более невыносимее. Искреннее стремление стать для нее любящим и заботливым мужем таяло день ото дня. Я вновь становился грубым и агрессивным, но допуская однако повторения произошедшего. Я снова надолго пропадал, наслаждаясь услугами легко доступных девушек, с которыми, к собственному удивлению, был всегда мил и обходителен. Возвращался я неизменно с цветами, намеренно сообщая этим жене о новой измене. Таня благосклонно принимала из моих рук букет и, отблагодарив меня робким поцелуем, радовалась уже тому, что я хотя бы вернулся домой. Эта глупая покорность и раболепие раздражали меня еще больше и я с трудом сдерживал гнев негодования. Иногда мне до боли хотелось, чтобы Таня разъярилась, оскалилась и набросилась на меня с кулаками. Кричала, как сильно она меня ненавидит и какая я сволочь. Я мечтал, чтобы она велела мне убираться и больше никогда не появляться в ее жизни. Я проклинал самого себя за то, что не могу послать все к чертям собачьим и навсегда избавить себя от присутствия ненавистной мне женщины. И самое ужасное, я знал, что никогда не смогу так поступить с ней. Это было бы единственно правильным решением для нас обоих. За годы совместной жизни мы никогда не были счастливы, как подобает любящим супругам. Мы мучили друг друга, хотя и не признавались в этом вслух. И если я был готов уйти по первому ее намеку, то Таня была готова самоотверженно меня терпеть.
Наступивший июль был необычайно жарким, что только больше действовало мне на нервы. Солнце не так уж и часто выходило из-за облаков, но воздух был влажным и душным, буквально убивающим меня царящими запахами человеческого пота, цветения многочисленных растений и вонью нагретого асфальта. Мы редко выходили из дому, слонялись из угла в угол как звери в клетке и делая вылазки только на охоту. Порознь.
Я мрачно разглядывал красные крестики на календаре и с еще более озлобленным видом пересчитывал остававшиеся не зачеркнутыми квадратики. Господи, еще месяц! Еще месяц и я смогу наконец заключить моего ангелочка в объятия. Я снова буду дома...
поэтому для ускорения только 
скипидарная! 
