Фанфики

Объявление

Дорогие авторы! Если Ваш фанфик находится в приостановленных и вы выложили проду, то убедительная просьба делать заявку на возвращение фанфика в соответствующий раздел сайта. С уважением Navey

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Фанфики » Гарри Поттер » Поцелуй валькирии 3: Раскрытие тайн.


Поцелуй валькирии 3: Раскрытие тайн.

Сообщений 101 страница 110 из 129

1

Автор: НеАнгел
название: Поцелуй валькирии 3: Раскрытие тайн.
Жанр: думаю, фэнтези)
Пейринг: Снейп\Кэтрин, Гарри/Джинни, Гермиона\Влад, Рон/Кассиопея и Драко/Анжелика, Римус/Тонкс, Сириус/Жозефина. В бонусном цикле "Эхо прошлого": Розалина/Долохов, Розалина/Том. и остальные стандартно))))
Рейтинг: от R
Cаммари: Гарри Поттер заканчивает 5 курс Хогвартса. Для Кэтти начинается особенно сложный период ее жизни. Она впервые осталась без поддержки отца, и для нее начинает собственная, куда более опасная, война. Оформление опеки над Гарри, служба стажером-мракоборцем и постоянное волнение за жизни тех, кто ей дорог... Игра со смертью для нее становится опаснее. Двойной шпионаж Северуса так же совсем не безопасен, часть Пожирателей смерти относятся к нему с все большим недоверием... Каждый день может стать роковым и полностью изменить ситуацию... Но... постепенно начинается разгадка тайн. Кэтрин узнает кто же такие Хранители, кто пытался ее убить... и многое становится для нее шоком. Но всегда рядом с ней Гарри, и все равно, что бы ни случилось, в ее сердце живет любовь к ее избраннику. Которая помогает ей все преодолеть... Но самым удивительным станет ответ на вопрос: кто ее выбор? Он уже сделан, и он рядом с ней...И настанет миг, когда она узнает, кто это.
Ей все чаще приходится делать выбор, все больше разрываться между любовью и братом... но будет другой выбор, куда страшнее. И все же... сможет ли она сделать его достойно? Судьба покажет...

Дисклеймер: выгоды не преследую, исключительно ради удовольствия))) моего и надеюсь вашего)))
Обложка (спасибо Navey!)
http://uploads.ru/t/h/1/i/h1ixn.png

Отредактировано НеАнгел (2012-03-28 17:04:59)

0

101

Ошибаться свойственно всем... (от третьего лица)
Октябрь, Университет Высшей Магии Денбридж, Швейцария.

В камине уютно потрескивал огонь, отбрасывая всполохи на стены небольшой комнатки и озаряя лицо склонившейся над древними фолиантами молодой женщины. Почти черные ее глаза скользили по строчкам, губы беззвучно шевелились, а собранные в хвост черные волосы немного растрепались. Шкура тигра, на которой девушка лежала на животе, лениво перелистывая страницы при свете очага, защищала ее от холода досок пола. Стены комнатушки были украшены весьма тематическими картинами – охота, сражения с драконами, ритуалы какой-то темной магии. А над камином висел «охотничий трофей» - голова гоблина.
Часы на университетской башне – самом высоком здании Денбриджа, узкой башне с семнадцатью этажами и винтовой лестницей, выводящей на верхнюю площадку, пробили девять вечера. Элеонора Бутти все так же лениво отодвинула книгу, поднялась на ноги, достала из рукава длинного черного закрытого платья палочку и шепнула:
- Люмос Максима, - подходя к зеркалу в черной раме, висевшему в самом темном углу комнаты. Голубоватый свет озарил отражение покрытого глубокими морщинами лица с землисто-серой кожей в обрамлении грязно-серых тусклых и сухих волос. Черты лица были искажены, искривлены, словно у статуи, голову которой при изготовлении измял неумелый ваятель – лицо в зеркале выглядело отталкивающе и даже почти пугающе, а глубоко запавшие глаза казались тусклыми и бесцветными. Верхняя губа девушки непроизвольно поднялась вверх, открывая у отражения ряд черных и острых как бритва зубов. Зрачки от света из палочки сузились по-змеиному, а на и без того испещренном морщинами лбу пролегла глубокая борозда… Но все это видно было лишь в зеркале, в комнате же стояла красивая черноволосая молодая женщина в черном платье в пол с полупрозрачным рукавом. И на глазах ее, черных как угольки, блеснули слезы.
- С каждым разом все хуже, - печально констатировала она, ни к кому не обращаясь. – В прошлый раз хотя бы зубы черными не казались… Нокс, - палочка погасла, погрузив угол комнаты в привычный полумрак и скрыв от глаз Норы ее отражение. – Ненавижу зеркала! – закончила женщина, поднимая голову. Она прошла к застекленному шкафчику у камина, открыла его и выбрала одна из многочисленных баночек, стоявших там. Вскоре в руках ее грязно-желтыми всполохами мерцало что-то, похожее на дрожащий крохотный шарик или на таблетку… Вздохнув, профессор Бутти проглотила шарик и взглянула на отражение в стекле, где показалась черноволосая женщина с цыганскими чертами лица. Иллюзия красоты, создаваемая Хранителями, чтобы не выделяться из обычных волшебников, была поддержана и покинуть свой кабинет Элеонора могла беспрепятственно.
- Профессор Бутти, - она не успела даже открыть дверь, как приятный мужской голос послышался над самым ее ухом. Димитр Матей, в куртке мракоборца-стажера, с растрепанными волосами, ухмыльнулся, встретившись с Норой взглядом. – Элли, ты сейчас свободна? – уже без деланной официальности поинтересовался он. Девушка кивнула.
- До утра, к завтрашним парам студентов я уже приготовилась. Ты что делаешь в Денбридже? Ты же отчислился по своему желанию!
- Я по личному разрешению ректора имею право посещать еще три года библиотеку, профессоров, аудитории. Заслужил, знаешь ли, признание в любимом университете. Решил вот навестить преподавательницу Зелий…
- Останешься на ночь? – мило улыбнулась Нора, облокотившись на стену. – Помнится, в период учебы ты и такими визитами не брезговал…
- Признаюсь, они и сейчас мне по душе, - приподняв ее лицо за подбородок, заметил Димитр. – Но много дел навалилось. Возможно, на неделе я и впрямь останусь, Бутти. Но сейчас я хотел тебя кое с кем познакомить… Ты заслужила мое полное доверие и уважение и Верховный, которому я рассказал о тебе, изъявил желание взять в ученики и тебя. Он нас ждет…
- Я буду посвящена в большую тайну того, кто же Верховный Хранитель? – Димитр кивнул. Элеонора загадочно усмехнулась. – Это величайшая честь для меня!
- Ты прекрасно выполняешь свои обязанности, заслужила доверие и мы решили, что ты ее достойна, - заметил парень, взяв ее под локоть. – К тому же Он выказывал к тебе непритворный интерес и раньше. Идем? – женщина кивнула и вскоре по мрачным, освещаемым лишь редкими факелами, коридорам стремительным шагом шли две мрачных фигуры, безмолвно спускавшихся по многочисленным лестницам, поднимавшихся и сворачивавших в разветвления коридоров. Наконец, после долгого спуска в самые глубины здания, ниже даже «Проклятых Комнат», куда приводили студентов только в сопровождении мракоборцев международного аврората смотреть на реальное применение страшнейшей темной магии мира, на последствия самых страшных проклятий и ядов, Димитр вывел Элеонору в идеально ровный коридор, освещенный черными свечами в черных канделябрах.
– Это здесь, - заметил он, проводя девушку по коридору, ширины которого едва хватало для них обоих. – Одно из мест наших с ним встреч. Тут же и еще кое-что, но сейчас увидишь, - открывая тяжелую дубовую дверь, которой заканчивался коридор, обитую железом, заметил он. В комнате ярко горели газовые лампы, приятно потрескивали поленья в очаге, стены были украшены постерами с командами по квиддичу и различными плакатами с волшебниками, ведьмами, заклинаниями… Пол был покрыт мягким ворсистым ковром с восточным орнаментом. Ни малейшего намека на то, что хозяин этой комнаты имеет отношение к темной магии, равной которой едва ли знал обычный волшебный мир… В кресле у камина, спиной к двери, сидел кто-то темноволосый и читал свежий номер «Трансильванского вестника» - газеты, распространяемой среди мракоборцев и Министерств континента. Он проигнорировал стук двери и продолжал чтение до тех пор, пока Димитр не окликнул его:
- Мессир! – мужчина сложил газету, опустил ее на журнальный столик и медленно поднялся с кресла. Черная мантия, в которую он был одет, складками обвилась вокруг его ног в тяжелых сапогах, средней длины волосы казались разноцветными – в них перемешивались седые, черные и русые пряди. А темно-серые глаза проницательно изучали вошедших, когда он повернулся к ним лицом.
- Димитр, мой верный и способнейший ученик, - холодным как сталь голосом произнес мужчина, скрестив руки на груди. – Достоин быть моим преемником, как я уже не раз объявлял. И Нора, наша вернейшая помощница, самая талантливая зельевар из всех Хранителей, что я когда-либо знал, в высшей степени одаренная Легилимент и Окклюмент. Здравствуй, Нора! – медленно подойдя к женщине, он протянул фрау Бутти руку. Огонь очага и свечей озарил его лицо как при солнечном свете и девушка потрясенно отступила, в шоке выдохнув лишь одно слово:
- Ты?!
- Ты удивлена, - усмешка исказила черты красивого и довольно молодого лица. – Право, дорогая моя, я умею превосходно менять обличья и это лишь одно из них. Оно даже не истинное! Неужели ты и впрямь думаешь, что я Франческ Ивз, твой молодой преподаватель по Зельям в Школе, практикант, втянувший тебя в учение Хранителей? Он был лишь моим слугой, притом не самым одаренным.
- Тогда кто же твой истинный облик? – прикусив губу, спросила девушка, непроизвольно сжав руку Димитра в своей. – Кто ты на самом деле?
- Ты скоро узнаешь, Нора, - серьезность прочно заняла свое место на его лице. Даже тень недавней улыбки оставила красивые черты. – Сначала же я объявлю тебя своей второй ученицей, как и собирался, - бросив быстрый взгляд на Матейя, доставшего из-за пазухи кинжал со странной гравировкой по лезвию – руны чернокнижников покрывали обе стороны клинка, все так же холодно произнес мужчина в черном балахоне, внушающий ужас одним своим взглядом и голосом. Он бережно принял кинжал из рук своего помощника, коснулся им головы склонившейся в поклоне Элеоноры и обряд начался… Час спустя по лестницам Денбриджа поднималась уже не обычная Хранительница. Теперь это была Ученица Великого Мессира – Хранителя Равновесия… Теперь в ее руках было оружие, способное как помочь, так и уничтожить и Валькирий и… Хранителей. Точнее говоря, одного из них. А еще именно теперь Элеонора знала другое – где именно хранится Диадема Власти Света…
***

Три недели спустя Элеонора сидела в совсем другом кабинете, ярко освещаемом лучами послеобеденного Солнца, пила чай с шоколадными конфетами и внимательно слушала Верховного, рассказывавшего ей о своих собственных идеях и идеалах. Теперь, именно теперь, она уже прекрасно знала и еще одну из его личин, в кабинете которой и сидела. Сам же Верховный, сцепив за спиной руки в замок, мерно прохаживался по кабинету, переступая с пятки на носок, что сопровождалось едва различимым поскрипыванием лакированных туфель.
- Таким образом, все мои действия, ранее направленные на помощь Королеве Диадемы, несли в себе определенный смысл. Во-первых, девчонка обязана была мне довериться и проникнуться ко мне симпатией. Во-вторых, нужно было снабдить ее, а соответственно и Димитра, ложной информацией о Диадеме и ее роли в жизни Кэтрин, а отдельно девушку – о нас, о Хранителях. Враг тем страшнее, чем он неизведаннее… В этом отношении Хранители есть и будут в выигрышном положении – даже зная нас в лицо, валькирии, а тем более люди, очень мало знают о нашем нынешнем характере и наших сегодняшних возможностях. К тому же именно эта моя личина крайне удобна была для сообщения с миром, не вызывая ни у кого никаких подозрений и пользуясь доверием людей…
- А под какой личностью знал тебя Димитр? Он знает, каково твое настоящее лицо? – откусив конфетку, осведомилась Нора. Мужчина остановился, бросив на нее быстрый взгляд.
- Не под истинной, если ты об этом. Под истинной личностью было бы опасно и глупо ему открываться, в этом мальчике слишком сильная жажда власти. Он – фанатик, сумасшедший, его интересует власть над миром ради власти над миром. Я же хочу другого, - собеседник Элеоноры обвел кабинет рукой. – Очень многое в этом мире создано было специально, с умыслом. В том числе валькирии. Но сила, которой наделены Хранители, дана была не умышленно, такие волшебники возникли стихийно, сила дарована оказалась нам от рождения, и способности некроманты, ставшие основателями нашего Ордена, лишь развивали, а валькирии просто были тогда сильнее, и нас приняли им помогать. Как и ифритов, но на порядок выше в иерархии. Знаешь истинное предназначение валькирий и нас? – девушка отрицательно помотала головой. Мужчина усмехнулся.
- Нас называют Хранителями Равновесия. Когда валькирии появились, в мире существовало множество темных магов, некромантов, личей и очень опасных существ. Сразиться с ними могли лишь одаренные светлые волшебники и чаша весов клонилась на сторону тьмы. Именно тогда-то на земле появилась то ли женщина, то ли девушка, облаченная в белые одежды и с забранными зеленой лентой волосами. Куда бы она ни приходила, существа послабее бежали с визгом, существа сильнее или уступали ей в немом противостоянии, или она одерживала победу. Но никому, если не было веских причин, Посланница Жизни, как она сама себя называла, не причиняла зла и напротив, творила добро. Никто не знал, откуда взялась она и откуда появился ее странный дар, кто-то говорил, что он у нее в крови, кто-то – что она послана свыше… До наших дней эта информация не сохранилась.
Постепенно шли годы, а она, казалось, ничуть не старела. Она взяла себе учениц, одаренных светлых волшебниц, их было ровно десять. Многому научила она их, и велики стали их способности. Но сохранять равновесие необходимо… За сильный дар потребовалась и большая плата. Эти женщины знали, на что шли – они потеряли право жить как обычные люди. Если нужна была их помощь, они обязаны были ее оказать, бросив все свои дела, они лишены были права жить для себя в тот миг, как получили дар валькирий. Они могли предвидеть предрешенное будущее и со знанием этим, подчас ужасным, им приходилось жить… Они не имели больше права любить, и каждой из них спутника жизни выбирали другие в совете с Посланницей Жизни. За любое нарушение написанного этими одиннадцатью дамами Кодекса Валькирии следует жестокое наказание, слабейшее из которых – лишение маховика и дара. Валькирия, познавшая всю сущность своей новой жизни, не сможет уже жить по-другому, как считается.
- Но… при чем тут мы? – когда мужчина сделал паузу, спросила девушка. – Откуда взялись Хранители Равновесия?
- Валькирий становилось все больше, ее ученицы взяли своих учениц, она наделила их таким же даром, как и первых десять. Существ, уравновешивающих светлую суть валькирий, было все меньше. И вот тогда-то чаша весов укренилась в другую сторону и уже казалось, что свет завладеет миром. Что жизнь воцарится в нем. Хранители… Наше предназначение в том, чтобы уравновешивать Валькирий, мы таим в себе силу, полярную той, что дарована им. Тысячелетия существует их орден, многие поколения сменились и, думаю, многие из них искренне сейчас полагают, что главное их предназначение – сохранять временное равновесие, ведь и маховики раздала им Посланница Жизни. Нашему ордену ровно на тысячу лет меньше, именно столько шла борьба валькирий с созданиями темнейшей магии и мрачнейших глубин земли. Все эти годы Посланница Жизни, оставшаяся молодой и прекрасной колдуньей, вела своих все новых и новых учениц. Она никогда не улыбалась, не плакала и казалась высеченной из камня. Или изо льда…
- Первая Тезла-Экала? – выдохнула Элеонора, вспомнив то, что уже знала о валькириях. – Верно?
- Именно. Та, что сейчас – четвертая. Посланница Жизни однажды ушла и ее больше не видели. У молодой валькирии убили жениха за день до свадьбы, и едва та немного отошла от горя, как стала Второй Ледяной Королевой, на ее место приняли другую валькирию, а первая просто исчезла. Считается, многими из наших, что это была одна из обитательниц того мира, – он ткнул в потолок. – Что она послана была Высшими Силами, чтобы спасти мир от краха и не дать ему пасть потом. Ее называли Ангелом, хотя мне больше по душе было бы назвать ее воплощением света. Так или иначе, Хранители помогали Валькириям справляться со злом, принимавшимся разрушать мир, сами будучи злом невероятно сильным, изначально. Ифриты – нет. Их способности нейтральны и применимы и на пользу, и во вред, кому служить, те избирают сами. Хранители по определению своему – зло. Они уравновешивают свет валькирий и их сторонников и союзников, сохраняя тем самым мир от крена в какую-то сторону. Так было до тех пор, пока Хранители не сменились в очередной раз. Те не осознали сути нашего назначения и вскоре откололись от валькирий, наделенные множеством таких способностей, что не снились простым магам. И стали врагами валькириям. Угадай в день чего это произошло?
- Было убито последнее чудовище? – наугад пожала плечами Элеонора. Мужчина ухмыльнулся.
- Да. Нужно было зло столь могущественное и истинное, чтобы противостоять дамочкам со сверхсветлыми душами. Мы были таковым злом и мы им стали задолго до раскола. Нужны были лишь новые сторонники, но Хранители поступили глупо. Новые они не представились тогдашним валькириям, начали войну с ними и вербовали все новых сторонников. Итог ты видишь сейчас сама. Случилось это тысячу лет назад, тогда была сильнейшая магическая война, окончилась она, как ни странно, ничьей. Никто не смог одолеть противника, но Тезла-Экала, третья, прокляла наш орден перед смертью – передавая свои способности четвертой, у которой Хранители убили ее выбор прямо у нее на глазах. – Результат этого проклятья ты видишь в зеркалах при взгляде на свое отражение, - Элеонора опустила глаза. Она ненавидела зеркала, показывавшие чудовище, лишенное человеческой даже просто симпатичности, не говоря уж о красоте. Ее истинный облик Хранительницы. - Анна Экала, в свою очередь, укрыла оставленную Посланницей Жизни в дар Диадему, способную исполнить любое мыслимое земное желание, и на долгие годы это заставило нас притихнуть, окутав себя и новые свои возможности ареолом тайны. Лишь когда Арман де Куи, друг одного из охранявших корону ифритов, Матея, украл ее и передал нам, мы решились проявиться. Немного. И начать более активные действия. С того момента Анна укрывала от нас принцессу Диадемы и лишь случайность, роковая ошибка Розалины Реддл, сказала нам о том, кто же новая хозяйка Диадемы.
- Какая ошибка? – заинтересовала Элеонора, забыв совершенно про остывший уже чай.
- Она испугалась за дочь. Мы ощущаем страх, а тем более страх такой силы. Он не мог не остаться незамеченным, ведь мы тогда следили за каждой валькирией. Так мы узнали, что хозяйка Диадемы – дочь Роззи Реддл, когда та пришла к Владиславу Матей, чтобы получше узнать сущность «чудесного» дара небес ее дочурке. Брат Матея, отец Димитра и Влада, был ифритом, но предал Хранителей и служил валькириям, а вот жена его была Хранительницей, отрекшейся от Ордена. Однако… В их доме иногда случались посетители-ифриты и Хранители, мы никогда не отпускаем сторонников до конца и всегда пытаемся их вернуть или… уничтожить. В тот день по чистой воды случайности в замке Матеев был лично я…
- Как давно ты верховный хранитель? – часто-часто моргала девушка. – Тебе на лицо не больше шестидесяти.
- Это сейчас, мне около двух сотен лет. Хранители живут долго и я намерен еще столько же прожить. Верховный Хранитель я ровно сто сорок пять лет.
- Димитру придется долго ждать своей очереди, в таком случае? – странная тень улыбки промелькнула на губах молодой фрау, поставившей чашку на кофейный столик и поднявшейся на ноги. – Если ты собираешься жить столь долго…
- А вот тут начинается самое интересное, моя милая. Дело в том, - усмехнулся мужчина. – Что конечной целью моего владения Диадемой является не власть над миром. Я хочу кое-что изменить, вернуть природу к ее естественному ходу. Валькирии возникли противоестественно, а я люблю все натуральное, истинное, настоящее. Какое право имеют они, возникшие непонятно откуда и зачем, вершить наши судьбы и решать за людей?! – рявкнул он. Девушка сочла это риторическим вопросом и промолчала. - Когда Диадема окажется в моих руках, точнее обе они окажутся у меня, и я заставлю Реддл ее надеть, она сделает лишь одно дело, не больше того. Она вернет время к моменту, когда возникли валькирии. И их попросту не появится. Все пойдет естественным чередом, Хранители сами способны будут сохранить равновесие… Тем более Валькирии забыли об истинном назначении. Не хранить время. Хранить саму жизнь. Они не справились с этим и я, как их самый большой враг, намерен их за это наказать.
- Как же ты сможешь остановить ту девушку, что создала Орден? – недоверчиво осведомилась Нора, подходя к окну и глядя на расстилавшийся далеко внизу двор университета, по которому как муравьи сновали студенты и сотрудники Денбриджа. – Думаю, она сильнее, чем ты.
- Чем я? О нет! Тезла-Экала и Верховный Хранитель имеют равные способности, просто к полярной магии. Мне по силам будет сразиться с самой Анной, например, хотя даже с Димитром, одним, без сопровождения, она в общем-то справится… Честно говоря, именно поэтому в ход дела не вмешиваемся ни она, ни я. Мы слишком сильны для тех, кто не возглавляет эти движения. Равный Димитру противник – Великая Валькирия Совета и сама Кэтрин, хотя та едва ли догадывается, на что способна… Осознание своего могущества приходит лишь с опытом… Это, к слову, для Димитра актуально, если он станет Верховным сейчас, в случае моей смерти, он почти наверняка провалится. Проиграет. Слишком самоуверен, что для него, конечно, нормально, он молод. Отчасти потому я взял в ученики тебя, Нора. Ты старше и гораздо сознательнее. Ты, а не Димитр, станешь в свое время моей преемницей.
- Но ведь он твой официальный преемник! – ахнула девушка.
- Он лишь пешка в моей игре. Его руками я получу Кэтрин в Диадеме, и на этом его жизнь оборвется. Мне нельзя сражаться с ней, я объяснил почему. И я предпочитаю сохранять свое инкогнито. Но дело в том, что как только Реддл исполнит мое поручение, кто-то должен будет поплатиться за такую просьбу жизнью… И этот кто-то – наш дражайший Матей!
- Но разве просить Диадему о чем-то так опасно? – недоверчиво спросила Элеонора, обернувшись к мужчине лицом. – Это ведь светлый артефакт!
- Опасно просить Диадему о том, что станет для нее уничтожением, тот, кто попросит ее об этом, должен заплатить за это жизнью. Димитр умрет, едва попросив об этом. А он попросит, решив потешить меня, прежде чем, как он планирует, приказать короне меня убить. Но умрет он раньше… Матей обречен.
- Ты пользуешься им как… Щитом? Просто врешь ему и используешь его?! – ахнула девушка, вовремя подавив собственное негодование и сохранив хладнокровное выражение лица.
- А ты ожидала другого? – усмехнулся мужчина. – Видишь ли, милая, я предпочту передать свое могущественное положение тому, кто этого поистине достоин, в том числе по праву рождения. Мой предшественник – мой отец, перед ним был его отец. Я не намерен менять этот порядок и предпочту, когда придет мой черед, назначить тебя вместо меня. Ты прошла все мои проверки. Я хотел вывести тебя из Ордена Хранителей, заставлял стать светлее, Норочка, ты мне все же дорога… Но ты не отступила от движения и теперь я этому рад. Ты станешь мне достойнейшей заменой…
- Какие именно проверки я прошла? - девушка склонила голову на бок. Черные глаза ее встретились с синими глазами пожилого Хранителя. – Что ты хотел этим сказать?
- Ты сумела пережить потерю того, к кому была привязана очень сильным чувством, а Хранитель должен уметь отказываться от любой привязанности. Он был Хранителем, но он нарушил многие наши указы и был наказан за это, я лишь подгадал с тем, когда провести такую проверку.
- Я уже не грущу, жизнь одного ничего не значит в сравнении с могуществом Хранителей, - странный блеск появился в глазах Элеоноры. – Я счастлива, что оправдываю столь высокое доверие, мессир! – она подошла к мужчине вплотную. Они были примерно одного роста, но Верховный Хранитель, будучи шире в плечах, казался более крупным. Он улыбнулся, не отрывая взгляда от красивого лица девушки. – Какая судьба ждет Реддл и ее сегодняшних сестер? – кончики ее пальцев скользнули по щеке мужчины, которому казалось, что он видит ее мысли. Но он же справедливо отметил ранее, что она – превосходный окклюмент. В ее верности и подчинении он был уверен потому, что не сомневался в ее любви к нему, воспитать которую было частью его плана, на тот случай, если она не покинет движение. И сейчас в мыслях ее, доступных ему, она была в трепетном восторге и благоговейном ужасе перед ним.
- Или они даже не родятся, или будут обычными посредственными колдуньями, - улыбнулся мужчина. – Думаю, первое вероятнее… Нори, мои планы тщательно продуманы и пока все, что происходит, в них вписывается. Даже розыск Кэтрин. Поверь мне, чем более нервно будет действовать Димитр, тем скорее он исполнит свою миссию, умрет и перестанет мне угрожать своим непомерным фанатизмом… Потерпи, милая, скоро в твоих руках будет столько могущества, что ты сможешь исполнить все, что пожелаешь… - он внезапно осекся, с изумлением опустив глаза на серебряную рукоятку кинжала, торчавшую из его груди, вокруг которой расплывалось пятнышко крови, сочившейся по клинку. Как бы могущественны ни были Хранители, сколь долгого срока жизни они не умудрились бы достичь, они оставались людьми даже больше, чем валькирии. Лишь то, что они были могущественнее обычных магов, делало их неуязвимыми для многих волшебников. Элеонора обычной волшебницей, как оказалось, не была никогда… - Невозможно! – выдохнул мужчина, прежде чем упасть на пол безжизненным телом. Удар пришелся не в само сердце, но проколол аорту, приведя к потере дееспособности. Девушка с усмешкой щелкнула пальцами, магией извлекая кинжал из раны. Кровь полилась быстрее.
- Ты совершил лишь одну ошибку, но она стоит тебе жизни… - засмеялась она. – Димитр проиграет, ты сам сказал. Я твоя вторая ученица, значит с его смертью автоматически стану Верховной Хранительницей. Ты забыл об очень важной вещи… - она склонился к самому лицу умирающего мужчины, пытавшегося остановить кровь из своих ран. Но переплетенные пальцы левой руки Элеоноры показали ему, что характер ран все же отчасти магический. Правой ладонью девушка заботливо провела по волосам раненного. – Я очень сильно любила Ганса, чтобы так легко простить тебе его смерть, во-первых, и я не Реддл – во-вторых…
- Ты… чу…до…ви… - прохрипел мужчина, с трудом шевеля языком.
- Я вполне способна убить, и ты это знал. Ты оказался слишком наивен в мой адрес, отец, - последнее слово прозвучало как плевок, и девушка резко поднялась на ноги. – Факт нашего родства еще не означал факт моего преклонения перед тобой. Стефан Щербак… Кто ты на самом деле? – ответа не последовало. С болезненным выдохом мужчина закрыл глаза в последний раз, по лицу его пробежала судорога, черты стали чуть грубее и старше. Но… не изменились. Лицо мессира-магистра осталось прежним.
- Хранители умирают с истинным обликом, - прошептала Элеонора, на глазах которой блеснул и слезы. – Что ж, по меньшей мере людям ты нравился в истинном облике… Но на последнем Дне Ягнят успел засветиться перед кем-то, кто сдал тебя международникам… Думаю, им приятно будет узнать, что ты скончался. И да, папа, ты прав! – кинжал таял на ее руке, обращаясь в прах, черные глаза вспыхнули странным огоньком, придав всему лицу достаточно зловещий и величественный вид. – Еще немного, и я смогу достичь того, чего хочу… Но ты и не представляешь, чего же я хочу! – убедившись, что орудие убийства уничтожено, девушка очистила платье от каплей крови и покинула кабинет на самом верху корпуса кафедры Темных Искусств и Способов Защиты от Них, оставляя там лежавшее на роскошном персидском ковре, залитом кровью, безжизненное тело некогда Верховного Хранителя, заведующего кафедрой, почетного аврора-международника Стефана Щербака, известного миру под множеством иных личин, унесенных вместе с его жизнью…
Уже позже, глубокой ночью, новоявленный Верховный Хранитель обнял девушку вне себя от счастья.
- Вот теперь я добьюсь того, что Реддл наденет Диадему. Ты со мной? - усмехнулся он.
- Конечно, мой дорогой, - ангельская улыбка показалась на губах Элеоноры. - До самого конца!
Димитру, обрадованному столь внезапным повышением в иерархии, было неведомо то, каким этот конец представлялся Элеоноре... Заблуждаясь на ее счет, магистр оказался прав в одном... Окклюментом и Легилиментом Элеонора Вивьен Щербак была превосходным...

0

102

Безрадостные новости (Кэтрин)
Промозглый ноябрьский ветер пробирал до костей, продувая мои джинсовую куртку и теплый свитер. Из палатки уже с полчаса не доносилось ни звука и я решила, что ребята спят. Дежурить же была моя очередь…
Я рассматривала крестраж, хотя моя сущность валькирии жалобно протестовала и мне было не по себе, как, впрочем, и всегда в компании крестража-медальона. Но караулить его была сейчас моя обязанность и я ее честно исполняла. Время подходило к полуночи, сменить меня должны были в шесть утра и сейчас я явно или уже осталась единственной в нашем «лагере», кто не спал, или же вот-вот должна была таковой остаться. Я подумала о Северусе, и, убедившись, что все вокруг в порядке, коснулась браслета – я хотела быть просто уверена в том, что он жив и здоров, меня не оставляло постоянное волнение за него, постоянный страх, что с ним что-то произойдет, и после нескольких снов из моей прошлой жизни, в которых я видела его мертвым, страх этот стал в разы сильнее, чем раньше.
Я тосковала по отцу, с которым прежде не расставалась так надолго без возможности хотя бы маленького контакта, в условиях войны, но Влад, навещавший меня уже пару-тройку раз, уверял, что с отцом все хорошо… А вот уверить меня в том, что Северус в порядке, было некому. И спросить мне о нем тоже было некого…
Браслет потеплел и услужливо показал мне кабинет директора, где Северус в компании Кэрроу, братца, корпел над какими-то бумагами, и, судя по написанному на одной из них слову, это был какой-то указ его как директора. Но долго любоваться родным профилем, который я не видела уже на тот момент с месяц, только в ночные дежурства позволяя себе пару минут посмотреть на него через браслет, чтобы увериться, что он жив, мне не довелось. Кэрроу поднял глаза, и, будь я там, несомненно встретился бы со мной взглядом. К тому же оба мужчины напряглись. Я не знала, не могут ли они ощутить мое подглядывание через браслет и предпочла разорвать связь. Жив, здоров и цел, и это уже радовало меня безгранично…
В палатке что-то зашуршало, скрипнула кровать и снова воцарилась тишина. Я же продолжала думать о Северусе, по которому, помимо волнения, страшно соскучилась… И мне вспомнилось то, что могло бы послужить началом наших отношений, возможно, стало неким катализатором нашего романа – последние месяцы моего пятого курса, незадолго до сдачи мной СОВ.
***

- Итак, сегодня мы начнем разговор о том случае, когда я в горах на материке… хм, в Альпах победил горного тролля. Об этом в моей книге «Тропою троллей» подробно написано на странице сто сорок третьей, - сияя улыбкой, провещал Локхарт своим медовым голосом. Парни, усмехаясь, принялись лениво листать учебник, а девочки с блаженными улыбками взирали на профессора «очаровашку», как заметила за пару дней до того Амели. Мэри, сидевшая рядом со мной, буквально таяла при одном взгляде на пустослова у доски. Меня же тот факт, что за почти два семестра мы только и делали, что слушали про подвиги «его великолепия» и отвечали на вопросы длинных тестов о его персоне, уже порядком достал. К тому же я абсолютно не представляла, как после двух лет в компании Квирелла и Локхарта сдам СОВ по Защите. Да и на третьем курсе мне не слишком повезло, у нас работала сотрудница Министерства, теоретик, и с практикой у нас было не очень хорошо. Нет, она была достаточно умной женщиной, старалась нас чему-то научить, но все-таки я предпочла бы заниматься с преподавателем, знавшим о Защите не понаслышке…
- Мисс Реддл, - округлил глаза Гилдерой, увидев, что я «Тропу троллей» даже из сумки не достала. – Где Ваш учебник?
- Я предпочла бы, чтобы мы изучали реальные способы борьбы с троллями, особенно горными, они, знаете ли, довольно опасны, - вспомнив прошлый Хэллоуин, заметила я. Локхарт побледнел и недовольно кашлянул, но тут же взял себя в руки.
- Ничто не учит лучше личного примера, мисс Реддл, - улыбнулся он, открывая белые ровные зубы. Амели чуть не сползла со стула. Виктория Слоу, с Пуффендуя, шикнула на меня.
- Профессор встречался с кучей опасностей и вышел невредимым! – процедила она. Локхарт буквально источал самолюбие и напыщенность.
«Если встречался», - подумалось мне.
- Но уже начало марта, а у нас не было ни одного практического занятия, в полном смысле, - попыталась возразить я. – Профессор Локхарт, у нас в конце года СОВ!
- И вы прекрасно его сдадите, если будете внимательны на наших с вами занятиях. Итак, приступим к уроку! – я достала учебник, открыла нужную страницу и, не вслушиваясь в похвалы самому себе, задумалась о том, кого из профессоров можно было бы попросить позаниматься со мной для подготовки к экзамену. Остальные не хотят, но это их дело. Я собираюсь стать мракоборцем и мне просто необходимо хорошо знать Защиту и, для поступления на аврора, не менее хорошо ее сдать. Я подумала о Дамблдоре, но тут же отвергла эту идею – подходить к директору с предложением «возьмите меня учиться Защите, Локхарт – самоуверенный индюк и ничему не учит» я как-то стеснялась, да и у директора без того были проблемы – некий «наследник Слизерина» несколько раз обещал открыть Тайную Комнату, мы даже узнавали у Драко, не знает ли тот чего-то (отец его был Пожирателем, как-никак), меня несколько раз вызывали к директору и Дамблдор подолгу расспрашивал меня, не причастна ли я к этому. Профессор Флитвик был прекрасным волшебником и даже побеждал на магических дуэлях, но все-таки Защита – это не только заклинания. Наконец, обдумав еще профессора МакГонагалл и отчего-то вспомнив о профессоре Вектор, я призадумалась о кандидатуре профессора Снейпа. Я прекрасно знала, что он просил пост преподавателя Защиты у Дамблдора и надеялась, что это не лишено было веских на то оснований.
«В конце концов хуже последних двух точно не будет», - хмыкнула я, вовремя изобразив на лице блаженную улыбку и избежав отработки – внеурочное время в компании этого индюка я бы просто не выдержала. И, как только пара закончилась, она в тот день была последней, вторая после обеда, я поспешила вниз, в подземелья замка.
Северус сидел за столом в кабинете Зельеварения, читая чьи-то сочинения и щедро их расчеркивая красными чернилами. Я постучала по косяку и робко замерла в дверях. Профессор поднял на меня взгляд.
- Что-то случилось, мисс Реддл? – приподняв брови, поинтересовался он.
- Я хотела Вас попросить… У нас скоро экзамены, и я хочу поступать на аврора…
- Я знаю, мы в начале года обсуждали с вашей группой этот вопрос, - перебил меня Северус. – Вы прекрасно сдадите Зельеварение, если Ваши успехи резко не превратятся в катастрофические неудачи, из всех моих студентов за все годы Вы – лучшая студентка.
- Я хотела поговорить не о Зельях, - я робко посмотрела на декана, кивнувшего мне на один из стульев, прошла в класс и присела за парту. Взмах палочки и дверь была закрыта, отрезав нас от внешнего мира. – А о Защите от Темных Искусств.
- Я не имею отношения к данному предмету, об этом Вам стоит побеседовать с профессором Локхартом, - скрестив руки на груди, отозвался Северус. – Я веду Зелья и отвечаю за подготовку студентов именно по Зельям.
- Именно из-за профессора Локхарта я сюда и пришла! – Вздохнула я. – Он болван, он ничему не научил нас с первого урока, мы только и слушаем, какой же он великолепный! Я не представляю, как можно сдавать экзамены с таким… - меня прорвало, и минут пять я высказывала в адрес преподавателя Защиты все, что успела с первого сентября о нем подумать.
- Что ж, - усмехнулся наконец Северус. – Признаюсь, я так и думал, что хотя бы кто-то из студентов это осознает. Но, казалось мне, девушкам характерно ему симпатизировать? – вопросительно посмотрел он на меня. Я помотала головой.
- Не всем. Лично мне он кажется, простите, самоуверенным индюком. Не лучший преподаватель из пяти… Хотя одно достоинство у него все же есть! – вспомнив Квирелла, передернулась я.
- У него из затылка не торчит женское лицо, да-да, - хмыкнул профессор Снейп.
- И он не пытается убить меня, моего брата и моих друзей. Разве что своим высокомерием. Так вот, профессор, я хотела Вас попросить, - крутя палочку, неуверенно начала я.
- Я не могу стать профессором Защиты так сразу, замена преподавателя – достаточно трудоемкий процесс, и директор, думаю, лучше знает, кого ему приглашать на эту должность.
- А Вы не могли бы позаниматься со мной дополнительно? Вроде дуэльного клуба, но индивидуально? Просто я действительно хочу как-то изучать Защиту, а не только слушать о подвигах великого учителя… - сделав жалобные глаза, спросила я. Снейп же, поднявшись наконец из-за стола, подошел ко мне и положил мне руку на плечо.
- А почему именно я? – чуть склонив голову набок, спросил он.
- Вы ведь каждый год просите пост преподавателя Защиты и каждый год получаете отказ… Но мне кажется, Вы с ней неплохо знакомы, раз Вам эта должность так интересна. К тому же Вы очень хороший учитель и наш декан, и я Вас уважаю…
- Подобные вещи тоже нужно будет согласовать с директором, - заметил Северус. – Вы хотите, чтобы я Вас учил к экзаменам или просто проверил Ваши способности?
- Учили, мне не очень везло последние три года на преподавателей защиты.
- К экзаменам? – вкрадчиво осведомился профессор.
- Нет, просто… Я думаю, этот предмет один из самых важных и нужно его знать, чтобы выжить при встрече с темной стороной магии… - я опустила глаза. – Я уже встречалась со смертью, и не хочу в следующий раз оказаться бессильна перед ней…
- В субботу в четыре, - прервал меня Северус. Я удивленно на него посмотрела. – Я посмотрю, насколько Вам нужна моя помощь и если решу, что она нужна, поговорю с директором. Жду в субботу в четыре.
- Но у меня в субботу тренировка по квиддичу, почти до четырех… - я опустила глаза. Снейп усмехнулся.
- Кому из нас эти занятия нужны? – осведомился он. – Мне или тебе?
- Мне, профессор. Если я опоздаю на пятнадцать минут, Вы сильно рассердитесь? – я взглянула в черные глаза. Лицо Сева было серьезным и только в самых уголках губ притаился намек на улыбку.
- Не больше, чем на полчаса, - отрезал он. Я обрадованно кивнула и поспешила ретироваться, пока декан Слизерина не передумал…
На проверке Северус согласился с тем, что от программы пятого курса он действительно ждал большего, но вот четыре курса я, по его словам, знала превосходно. О том, что мне помогал каждые каникулы Римус и что если бы не он, дававший мне наставления и, с разрешения папы, иногда проверявший мои познания на практике, я предпочла умолчать. Дамблдор разрешил нам проводить две пары в неделю, и полтора месяца мы действительно каждую неделю по три-четыре часа готовились к моему экзамену, на практике. Теорию я изучала самостоятельно, зарываясь по вечерам в книги из библиотеки, и раньше. В середине апреля, однако же, произошло кое-что ужасное, что заставило меня на время напрочь забыть о своем намерении изучать Защиту у Снейпа – я, ведомая желанием разобраться в загадке «наследника Слизерина», отправилась в Тайную Комнату и выпустила Василиска. Он весьма охотно ответил на все мои вопросы, о том, кто и когда его выпускал, и что его уже выпускала некая девушка с черными волосами моего роста, но смотрела она при этом или в пол или вообще жмурилась.
«Не настоящая наследница», - подумалось мне тогда. Но когда я велела змею уползти обратно, произошло непредвиденное – он… отказался.
- Я приказываю! – прошипела я.
- Я не подчиняюсь тебе, у меня другой хозяин, а меня давно не выпускали, наследница, - наверное, если бы змея умела усмехаться, она бы это и сделала. – Я немного поползаю по трубам… - с этими словами чудовищная змея проползла мимо меня и скрылась в широкой трубе, кокетливо шевельнув хвостом. Я же, предусмотрительно прихватившая свой «Нимбус», поспешила наверх… Пять дней я жила в постоянном страхе, что он кого-нибудь убьет, и боялась сообщить о своей глупости отцу – он явно бы такого не одобрил. А потом произошло кое-что страшное. За два дня он превратил в статуи трех студентов – Герми, Дина, однокурсника Гарри, и Колина Криви... Разумеется, про свои уроки я начисто забыла за куда более страшной проблемой… А в последнее время я мало вспоминала все это, связанное с теперь уже мертвым Василиском… Василиском… Внезапно я догадалась, что могло бы помочь в борьбе с крестражем. Точнее говоря, вспомнила.
***

- Гарри! Гарри! – шипела я, отчаянно тряся младшего брата за плечо. – Проснись!
- Кэт, уже шесть? Очередь Герми же, - сонно пробормотал кузен, поворачиваясь на другой бок и засыпая. – Буди ее.
- Проснись, идиот мелкий! – не выдержала я. – Надо поговорить. Именно с тобой!
- Именно сейчас? – Гарри сел, недовольно потирая глаза. – Я спал вообще-то, сколько времени?
- Два ночи, - бросив быстрый взгляд на часы на руке спавшего рядом Рона, освещенные Луной, сообщила я. Гарри тяжело вздохнул.
- Кэт, ты ненормальная! До утра подождать не могло?
- Не могло, раз я не стала, - отрезала я, выводя его из палатки. – Беллатриса, думаю, там не дремлет и ждет, пока мы находимся по лесам и ее победим. Слушай, ты не помнишь, чем ты поразил ее дневник на втором курсе? Мечом Гриффиндора или клыком Василиска? Точно чем?
- Такое не забудешь! Клыком. Крестраж уничтожил яд… Кэт, слушай! – лихорадочно прошептал он, кусая губы. – Сталь может пропитаться ядом? Ну… волшебная сталь волшебным ядом, как думаешь?
- Вот это я и хотела сказать. Яд мог остаться на клинке, впитаться в него, думаю, такое могло быть. Нам нужен…
- Меч Гриффиндора! – закончил за меня Гарри. – Нам все больше и больше надо попасть в Хог, это точно. Меч же там! И туша Василиска тоже, наверно, еще там… - он посмотрел на меня виноватым взглядом. – Извини, это же была твоя змея…
- Она меня не слушалась и получила по заслугам, - усмехнулась я. – Ты прав, Гарри, нам нужно в Хогвартс, но сначала надо быть точно уверенными в своих действиях и готовыми к тому, что визит в Школу окажется крайне опасным. Ты не будешь делать глупости и такие решения принимать буду я, хорошо? – я посмотрела брату в глаза. Тот ответил мне пристальным долгим взглядом. – Гарри, я старше тебя и опытнее. Я не говорю, что ты ни с чем не справишься и ты слабый. Просто я не хочу, чтобы наша миссия была провальной. Я решу, когда мы отправимся в Школу, хорошо? – Гарри пару минут молчал и затем так же молча обнял меня и стукнул по спине.
- Я очень часто делаю так, как я хочу, - серьезно произнес он. – Это нередко приносило тебе боль и могло стоить тебе жизни. Я не буду рисковать тобой снова, Кэт. У меня всего одна сестра… Ты же будешь со мной до самого конца? – внезапно робко поинтересовался он. – Не оставишь?
- Ты мой выбор, Гарри, - я потрепала братишку по голове. – И если бы мне дали самой решиться с выбором, я бы не могла и представить лучшего варианта, и выбрала бы тебя. Я буду с тобой столько, сколько моя помощь будет тебе нужна, и через что бы нам ни пришлось пройти. Клянусь тебе…
- Выбор? – изумленно уставился на меня Гарри. – А разве не…?
- Выбором может быть и родственник, кровный. Да и я – исключение из типичного образа валькирии по многим пунктам. Я буду рядом, пока я тебе нужна, обещаю…
- Ты лучшая сестра на свете, Кэт! – Гарри прижал меня к себе. – Прости, что втягиваю тебя в такой сырой план.
- Просто если ты вспомнишь из уроков Дамблдора что-то важное или тебя будут посещать важные видения о Белле, сообщай мне, хорошо? Вместе мы придумаем, что делать. А я пока подумаю, как лучше добраться до меча Годрика… И прежде всего надо как-то узнать, действенен ли яд уже давно мертвого Василиска…
- Если тебе надо будет уйти, только скажи, - серьезно заметил Гарри, заходя в палатку. – Я готов сидеть столько твоих смен, сколько потребуется. Важнее всего сейчас все же понять, что нам делать, и сделать это…
***

На следующий день, однако, наша ситуация несколько поменялась. Мы обедали сваренной Гермионой рыбой, пойманной Роном и Гарри, причем сваренной весьма скверно. Я уже не в первый раз заметила, что готовить буду я, чуть не обидев раздраженную возмущениями Рона Герми и едва-едва уладив назревавшую ссору. Как вдруг… Мы замерли и притихли, услышав… Человеческие шаги! Кто-то шёл, тяжело волоча ноги по земле, потом послышался грохот выворачиваемых камней и треск сучьев. Наша палатка стояла у склона, а шаги доносились сверху, все ближе к нам. Сомнений не оставалось, к нам шли несколько человек. Ребята выхватили палочки, затаив дыхание, хотя мы с Герми закрыли палатку всеми чарами, которые только смогла вспомнить я, отучившаяся-таки год в Денбридже. Я коснулась маховика – палочка моя была где-то потеряна давно и безнадежно, но она мне и не была особо уж нужна…
И все же это могли быть Пожиратели и тогда наши Защитные Чары подверглись бы крайне серьезной проверке на прочность… А если бы они рухнули, нам пришлось бы потрудиться, чтобы сбежать. Изрядно потрудиться. Разговор стал громче, компания спустилась, Герми извлекла из сумочки четыре Удлинителя братьев Уизли и мы принялись подслушивать…
— Здесь должны водиться лососи. Или вы думаете, что для них ещё не время? Акцио, лосось! – произнес усталый мужской голос. Я усмехнулась – хороший способ рыбалки, ничего не скажешь. Но с другой стороны рыбалка с удочками и скитания по лесам – не самые совместимые занятия на свете. Я когда-то в школьные годы рыбачила по-магловски, с папой, отпуская потом рыбок на волю, и занятием для волшебника это было не из легких явно…
До нас донеслись плеск, шлепок и голоса, говорившие на гоблинском языке, которого никто из нас не знал. Папа по долгу службы знал на нем пару-тройку фраз, но его сейчас с нами не было…
- Ну вот, Крюкохват, Кровняк, держите, - немного времени спустя компания на том берегу речушки явно собралась обедать, судя по звону тарелок. Мы же по-прежнему замерли, слушая и боясь как-то выдать свое присутствие….
- Спасибо, — по-английски ответили гоблины.
Мужчины разговаривали и постепенно мы поняли, что они тоже в бегах, так как не желали становиться пунктами реестра «магловских выродков». Среди них оказались Дин Томас, однокурсник троицы, и отец Доры… Какое-то время все молчали, слышно было только, как они жуют, потом снова заговорил Тед:
- Должен вам сказать, Дирк, я удивлён, что встретил вас здесь. Приятно, но удивлён. Поговаривали, будто вас схватили.
«Вот же собаки!» - я скрипнула зубами. – «Ненавижу! Сажать волшебников за то, что они волшебники не с совсем чистой кровью… Хотя это лучше, чем убивать!»
- А меня и схватили, — ответил Дирк. — Я уже был на полпути к Азкабану, но мне удалось бежать. Оглушил Долиша, позаимствовал его метлу. Это оказалось легче, чем вы думаете, по-моему, он просто был не в себе. Может, его кто-то Конфундусом стукнул, не знаю. Если так, готов крепко пожать руку любому волшебнику или волшебнице, сделавшим это. Не исключено, что они спасли мне жизнь.
Разговор шел дальше и мы узнали, что гоблины не встали ни на одну из сторон, что само по себе уже радовало – они были бы довольно неприятными противниками, сражаясь на стороне Темной Леди и узнать, что гоблины не вмешиваются, было крайне и крайне радостно. Можно сказать за все последние почти три месяца я еще не слышала ничего отраднее этого. Гоблин по имени Крюкохват между тем рассказал, что, уходя, отомстил Пожирателям, покушавшимся на его честь. При словах «Снейп об этом и не догадывается» у меня сперло дыхание, а ребята обменялись взволнованными взглядами.
- Так вы не слышали об этой истории, Тед? — спросил Дирк. — О детях, которые пытались стащить меч Гриффиндора из кабинета Снейпа в Хогвартсе?
- Ни слова, — ответил Тед. — «Пророк» об этом ничего не писал, так?
- Да уж навряд ли, — ответил Дирк. — Мне все рассказал Крюкохват, а он услышал об этом от Билла Уизли, который работает в банке. Среди детишек, пытавшихся спереть меч, была младшая сестра Билла, - я украдкой посмотрела на ахнувшего и напрягшегося Гарри. «Северус что-нибудь придумал, чтобы не сильно им вредить, я верю», - мелькнула мысль. Выяснилось, что Джинни с двумя друзьями унесли меч из кабинета директора и Северус застал их уже на пути вниз… «Он их спас!» - внушала я себе, искренне желая в это верить. На лице Гарри отчетливо проступила злость и ненависть, смешанная с тревогой.
- Снейп отправил меч на хранение в Гринготтс, - закончил мужчина по имени Дирк. Гоблины засмеялись.
- Что смешного? – удивился Дин.
- Это подделка, — проскрежетал Крюкохват.
- Меч Гриффиндора?
- Он самый. Это копия. Правду сказать, копия великолепная, но сделана волшебником. Настоящий меч много веков назад сковали гоблины, он обладает свойствами, присущими лишь оружию гоблинской работы. Где сейчас подлинный меч Гриффиндора, я не знаю, но только не в сейфе банка «Гринготтс».
- Вот теперь я понял, — произнёс Тед. — А Пожирателям смерти вы об этом сказать не потрудились?
- Не видел причин обременять их этой информацией, — чопорно сообщил Крюкохват, и теперь уже Тед с Дином расхохотались вместе с Кровняком.
Я закрыла глаза, подавляя начинавшее на меня находить отчаяние. Меча нет в Школе! Это значило, что, казалось бы, найденная ниточка к победе оборвалась. «Мы обязаны победить!» - уверяла я себя, понимая, что шансы наши с каждым днем тают все сильнее и сильнее…
Разговор шел дальше, оказалось, что Джинни и ее друзей не убили и не покалечили, что меня безмерно обрадовало – я не хотела ни на миг усомниться в Севе и мне и не пришлось. Между тем еще немного поговорив о том, где Гарри и стоит ли в него верить, на что брат явно не в состоянии был реагировать, мужчины решили уйти обратно в лес. Когда шаги их стихли вдалеке, я посмотрела на Супер-Тройку.
- Джинни…меч… - пробормотал Гарри.
- Хотя бы не покалечили, - выдохнул Рон.
Гермиона же схватила сумочку и принялась что-то из нее вытягивать. Вскоре она извлекла оттуда, с помощью Гарри, портрет Финеаса Найджелуса, пустой. Я взялась за маховик, как бы невзначай показывая его так, чтобы с холста его было хорошо видно. Проблем с разбалтыванием ребятам о моих визитах к Северусу мне не хотелось, а Финеас, я это чувствовала, боялся моих способностей даже будучи просто портретом.
- Если кто-то подменил настоящий меч поддельным прямо в кабинете Дамблдора, — отдуваясь, сказала Гермиона, едва они прислонили портрет к стене палатки, — Финеас Найджелус мог всё видеть, его портрет висит прямо над стеклянным ящиком. - Э-э… Финеас! Финеас Найджелус!
Ничего не произошло.
-иФинеас Найджелус! — повторила Гермиона. — Профессор Блэк! Прошу вас, поговорите с нами. Пожалуйста!
- «Пожалуйста» всегда помогает, — произнёс холодный, язвительный голос, и в раму портрета скользнул Финеас Найджелус.
- Затмись! – скомандовала Гермиона, но меня на долю секунды Блэк увидеть явно успел. Умные тёмные глаза Финеаса Найджелуса тут же закрыла чёрная повязка, отчего он врезался лбом в раму и вскрикнул от боли.
- Что… как вы смеете… что вы… - возмутился предок Сириуса.
- Замолчите, пожалуйста, это всего лишь необходимая мера предосторожности, - ласково начала я. Портрет замер, прекратив попытки содрать повязку.
- Знакомый голос, - заметил он. – Валькирия Кэтрин Реддл?
- Возможно, - переглянувшись с Гарри, отозвалась я. – Мы хотели бы задать Вам пару вопросов, профессор Блэк, если Вас не затруднит…
- О мече Гриффиндора, - добавил Гарри.
- Неуловимый Гарри Поттер? – тут же еще сильнее заинтересовался портрет.
- Может и так. Вы поговорите с нами? – Гарри подмигнул мне. Наши голоса явно вызвали у портрета интерес и это стоило использовать.
- А… - — отозвался Финеас Найджелус, вертя головой и стараясь хоть краем глаза увидеть Гарри, — ну да. Глупая девчонка повела себя чрезвычайно неразумно.
- Не смейте так говорить о моей сестре! — грубо рявкнул Рон.
Финеас Найджелус надменно приподнял брови.
- Кто здесь с вами? — спросил он, поворачивая голову из стороны в сторону. — Мне не нравится этот тон! Девчонка и её друзья вели себя до крайности безрассудно. Попытаться обокрасть директора школы!
- Меч не принадлежит Снейпу! – процедил Гарри, я с трудом удержалась от того, чтобы скрипнуть зубами. Трио не должно было знать о моих отношениях с Северусом, и я то прекрасно понимала. Из речей портрета выяснилось, что Джинни помогали Полумна и Невилл, а наказанием стала отработка у Хагрида.
«Северус», - обрадованно подумала я, хотя и понимала, что он меня не услышит. – «Ты гений!»
- Что мы действительно хотели бы узнать, профессор Блэк, — начала Гермиона, — так это… м-м-м… извлекался ли меч из ящика прежде. Может быть, его уносили, чтобы почистить или ещё куда-то?
Финеас Найджелус помолчал, снова попытался освободить глаза, а потом хихикнул.
- Отродье маглов, — сказал он. — Оружие гоблинской работы не требует чистки, недотёпа вы этакая. Серебро гоблинов отталкивает любую земную грязь, принимая в себя лишь то, что его закаляет.
- Не надо называть Гермиону недотёпой, — сказал Гарри.
- Я устал от возражений, — сообщил Финеас Найджелус. — Может быть, мне уже пора вернуться в директорский кабинет?
- Дамблдор! Вы не могли бы привести сюда Дамблдора? – внезапно обрадованно завопил Гарри, остановив ощупывавшего раму Финеаса.
- Прошу прощения? — удивился Финеас Найджелус.
- Там же висит портрет профессора Дамблдора. Вы не могли бы привести профессора сюда, в ваш портрет? – я застонала. Гарри рос в волшебном мире и не знал довольно простых вещей… «Он что-нибудь запоминает вообще?!» - поинтересовался какой-то ехидный голосок внутри меня. Но и его мне все же удалось заглушить…
- Похоже, невежество присуще не только отпрыскам маглов, Поттер. Те, кто изображён на портретах Хогвартса, могут беседовать друг с другом, однако они не способны перемещаться за пределами замка. То есть способны, но лишь для того, чтобы навестить другой свой портрет, висящий где-то ещё. Дамблдор не может прийти сюда вместе со мной, а после всего, что я от вас натерпелся, я и сам сюда возвращаться не стану, будьте уверены!
- Профессор Блэк, — заметила я, — а не могли бы вы сказать нам, пожалуйста, когда меч в последний раз вынимали из ящика? Я имею в виду, до того, как его забрала Джинни.
- Сколько я помню, в последний раз меч Гриффиндора покидал при мне ящик, когда профессор Дамблдор вскрывал с его помощью некий перстень. Ну что же, спокойной вам ночи, — не без желчности произнёс он и начал выбираться из портрета. Когда на виду остались лишь поля его шляпы, Гарри вдруг крикнул:
- Постойте! А Снейпу вы об этом говорили?
Финеас Найджелус просунул украшенное повязкой лицо обратно в картину:
- Профессору Снейпу хватает важных предметов для размышлений и без многочисленных причуд Альбуса Дамблдора. Всего хорошего, Поттер!
И он исчез окончательно, оставив после себя лишь грязноватый холст.
Мы получили подтверждение тому, что крестражи могли быть уничтожены мечом Гриффиндора, вобравшим в себя яд. Проблема теперь крылась в другом – мы не знали, где меч. Спрятал ли его сам Дамблдор, и если да, то где… От обилия того, о чем я не знала или знала очень-очень смутно, голова буквально шла кругом… А осознание того, что Дамблдор рассказал больше всех Гарри, у которого я все больше замечала проблемы с запоминанием мелочей магического мира, и ни слова не сказал мне при жизни о крестражах, злило с каждым днем все сильнее… Как оказалось очень скоро, это злило не только меня…
***

Конец ноября уже намеревался перейти в начало зимы, когда к нам в палатку внезапно нагрянул Влад Матей. На улице лил дождь и Влад, материализовавшийся посреди палатки, был мокрым, взъерошенным и крайне взволнованным.
- Димитр… Верховный… - выдохнул он, усевшись на кровать и тряхнув мокрой головой. – Братец стал главным среди Хранителей, - чуть успокоившись, поведал он мне. Я оступилась, подхваченная Гарри.
- Это очень плохо? – осведомился братишка, усаживая меня. – Опасно для Кэт?
- Крайне, - глаза Влада полыхнули желтым огоньком. – Я боюсь представить, что он может сделать. Началось все с того, что он умудрился найти мистера Реддла, послать туда Хранителей. Все нормально, - увидев, что я схватилась за сердце, поспешно заметил он. – Я и еще один взрослый ифрит оказались там, и мы их спасли и перевели в другое место, вместе с Ивз. Теперь с ними охрана из двух ифритов и время от времени наведывается одна валькирия. Потом мой информатор сообщила, что Димитр – Верховный, и что он намерен приманить тебя кем-то, но кем именно, я точно не знаю. Думаю, не отцом. Что с твоей злостью?
- Периодически находит, - ответил за меня Гарри. – Два раза облила меня горячим чаем и один раз вырвала клочок волос Рону. Магию не применяет.
- Пару раз хотела, но удержалась, - добавила я. В одну особенно сильную ссору я чуть не применила к Гарри Круциатус, удержав себя лишь в последний момент. Ничего страшнее моя злость пока не приносила, но уже этого хватало, чтобы я начала бояться сама себя…
- Это радует, - заметил Влад, глаза которого светились желтым огнем все ярче. – Димитр наложил на тебя эти чары еще в День Ягнят, как я выяснил. Вот почему ты так легко ушла. Нет закона столь странного, Ягнят, нарушивших правила Турнира, убивают. Верховный тогда приказал тебя отпустить, а Димитр еще подумал наложить эти чары и наложил.
- Ты пришел меня предупредить? – поинтересовалась я.
- Не только. В вашем особняке есть потайные комнаты? – Влад посмотрел на меня почти человеческими глазами.
- Нет вроде… Хотя…
- Подумай. Может быть такие комнаты, которые можешь открыть только ты и твой отец, например, - Влад не сводил с меня пристального взгляда. Я кивнула.
- В подвале есть зеркало в пол, по раме идет змея. Думаю, я догадываюсь, зачем оно там. А что?
- Где-то в доме Розалина Реддл спрятала одну очень важную вещь. Не такую, как талисман, в разы для тебя опаснее. Но сейчас это не имеет особого значения, ты и так в огромной опасности, Димитр активно тебя ищет и уже нашел тех, кем будет тебя приманивать… Мы с Анной решили, что тебе будет лучше узнать все сейчас. Однако мы перерыли весь дом и ничего не нашли… - я его не слышала. Передо мной предстала картина поистине ужасающая: Римус, окровавленный, неподвижно лежавший на полу во вспоротыми грудью и животом, Дора, в точно таком же состоянии, и малыш, похожий почему-то в моем видении на Римуса с примесью черт Тонкс, которому клинок, испещренный рунами некромагии, методично отрезал паьчики. Дело происходило… В холле дома в Литтл-Хейминге!
Видение было настолько реалистично, что я ощутила во рту металлический привкус крови и меня замутило. Голова страшно разболелась, я схватилась за виски, понимая, что еще немного, и я просто взорвусь от этой раздирающей меня душевной и физической боли… Откуда-то издалека до меня донеслось «Кэтрин! Кэтти! Очнись!», чьи-то холодные мокрые руки трясли меня за плечи, вырывая из плена страшного видения и страшной боли в голове… Я с трудом открыла глаза, которые зажмурила, пытаясь отогнать чудовищную картинку…
- Что случилось? Кэт, что случилось?! – Влад склонился надо мной, черты его лица исказились, став более резкими и более острыми, глаза ярко горели желтым и я заметила краем глаза заострившиеся зубы… Ифрит…
- Я видела, - вспомнив, что же именно я видела, я всхлипнула. – Видение валькирии… Римуса и Тонкс с малышом…
- Видения валькирии - предрешенное будущее или свершившееся прошлое, - простонал Гарри. – Их убили, да?! – я кивнула.
- Ты не спала, это точно, - мрачно произнес Влад. – И не могу сказать, что это следствие чьих-то чар. Я действительно чувствовал смерть, пока вырывал тебя из того видения… Причем произошедшую прямо сейчас…
- Влад, - я глубоко вдохнула, подавляя слезы. Смерть Римуса и Тонкс была все еще не установлена и я заставляла себя надеяться на лучшее. – Твоя трансгрессия отмечается кем-то из… Ты понял… Или нет?
- Нет. Ифриты подконтрольны только или международному аврорату, а тем до моих перемещений дела нет, или Хранителям, но, избрав валькирию-мастера, я оборвал эту связь. Отвести тебя в ваш дом? – я кивнула, сжав маховик. В голове почему-то забилась всего одна мысль. Если это видение – правда, я поцелую малыша… Я еще никогда в жизни не была столь сильно готова применить поцелуй…
Гарри дал добро и Влад, взяв меня за руку, перенес меня ко мне же в дом. Мы оказались на кухне и Влад склонился к моему уху:
- Через час я за тобой вернусь, жди и не уходи раньше. И будь осторожна! – я кивнула, ифрит исчез, а я прокралась в коридор, не выпуская маховик… Дойдя до двери в холл, я замерла, выглядывая из-за угла…
На полу холла разливало кроваво-красное пятно, в котором лежало неподвижное тело. Я, глотая слезы и с трудом удерживая крик, убедилась, что никого живого тут нет и только после этого медленно подошла к телу. Оно оказалось…
Никогда еще я не была так рада видеть труп, да, откровенно говоря, я и трупы не слишком уж часто видела. Передо мной лежал Хранитель. Которого я видела на Дне Ягнят в роли одного из организаторов. Живот был распорот. Грудь тоже. А в глазах застыло выражение немого изумления… Кровь еще сочилась из ран – смерть произошла совсем недавно. Никого иного тут не было в помине…
«Идиотка!» - подумала я, понимая, как глупо купилась на аферу явно Димитра и надеясь, что он явился сюда не сам. Я набросила Мантию Джеймса, предусмотрительно прихваченную мной перед отправкой сюда, глубоко вдохнула и постаралась успокоиться. Римус и Тонкс живы, уверяла я себя, Влад не почувствовал, что это иллюзия потому, что смерть действительно была, а та иллюзия, что это были именно Люпины, могла им и не ощутится. Все было нормально, если не считать того, что в холле моего дома лежал окровавленный труп. Целовать его я, само собой, не собиралась.
Я спустилась в подвал, вслушиваясь в каждый шорох и гадая, почему никого нет и никто не пытается до меня добраться. Вряд ли тот, кто убил Хранителя, отсюда уже ушел, понимала я. Поэтому у зеркала я застыла, внимательно оглядываясь. Ничего подозрительного. Я применила магию валькирии, проверяя каждый уголок подвальной части на скрытое от меня магией… Ничего… Казалось, я действительно во всем доме одна.
- Откройся! – коснувшись змеи на раме, прошипела я на змеином языке, на котором уже почти пять лет не разговаривала в принципе. Зеркало внезапно отворилось, открывая узкий темный проход. Я, все так же осторожно, вступила в него, закрыла за собой дверь – с обратной стороны у зеркала была целая ручка, папа явно позаботился об удобстве, и медленно ступала по полу прохода. Маховик светился приятным желтым огоньком, разгоняя тьму вокруг и освещая кирпичные стены и пол. Вскоре я уперлась в дубовую дверь, отворившуюся по мановению палочки беспроблемно.
Крошечная комнатка, в которую я вошла, была по размерам не больше каморки для швабр… Вот только из мебели тут была всего одна полочка, на которой лежала… Тетрадь? Книга? Я подошла ближе и взяла вещицу в руки. Это был самый обычный блокнот с рисунками графикой… Я пролистнула пару страниц и вдруг…
Рисунок показывал маму со мной на руках и какого-то немолодого мужчину рядом, протягивавшего маме тот самый талисман, что я обычно держала в кармане. Я сунула руку в задний карман джинс и вздохнула: талисмана ифритов со мной не было. Вот как Димитр наслал видение! И вот почему Влад не ощутил подставы – он и ощущал бы ее через украшение, которое я по глупости оставила в очередной свой сон под подушкой и забыла утром взять… Я сняла Мантию, положив ее обратно за пазуху, не отрывая взгляда от блокнота.
А между тем рисунок показался мне таким живым, реалистичным, казалось, что если я коснусь его, изображение оживет и я увижу все воочию. Видимо именно это и было тем, что Влад хотел мне отдать… Я сунула блокнот за пазуху, направляясь к выходу, вылезла в подвал и закрыла зеркальную дверь. Тут-то меня и ждал крайне неприятный сюрприз: дверь из подвала в холл была… заперта снаружи! И ни одно из заклинаний, которые я попробовала, не сработало. Я бросила взгляд на маховик, согласно которому до прихода Влада оставалось еще полчаса – я, как только он ушел, подняла все песчинки наверх, чтобы знать, когда истечет час…
«Влад, пришел бы ты побыстре…» - подумала было я, но тут же отвлеклась на странный шипящий звук из глубины подвала – у нас там хранились разные бытовые вещи – швабры, грабли, ведра, наши с Гарри старые метлы. Тут же была и лаборатория, в которой мама когда-то готовила зелья и в которую теперь никто не заглядывал с самого дня ее гибели… Оттуда-то звук и исходил. Но не успела я подумать о том, что это за звук, как из глубины подвала повалил густой желто-зеленый дым и я почувствовала ужасный резкий запах, от которого тут же помутилось в голове… И опять же, защитные меры, которые я предприняла, тоже не слишком помогли, мне становилось все хуже и я начинала уже терять сознание. Треклятая дверь и не думала открываться…
«Какая же я дура!» - недовольно подумала я, облокотившись на дверной косяк и стараясь дышать реже. Я пыталась что-то придумать, но сознание от меня медленно ускользало. До ушей внезапно донесся злорадный женский смех. То ли галлюцинация, то ли кто-то смеялся по ту сторону двери… И вдруг…
- Авада Кедавра! – рявкнул мужской голос, что-то заскрипело где-то далеко-далеко и меня подхватили под подмышки сильные руки. Кто-то буквально выволок меня из подвала, протащил куда-то и оставил полулежать на полу. Запах исчез, я жадно вдыхала свежий воздух, приходя в себя, а все тот же странно знакомый мужской голос заметил, с откровенным недовольством:
- Ты дура, Реддл!
- Не спорю… - пробормотала я, тряхнув головой и отгоняя остатки головокружения. Перед глазами прояснилось и я с визгом вскочила на ноги, нащупав на шее отсутствие там маховика. Долохов, прислонившийся к холодильнику – мы находились на кухне, усмехнулся.
- Значит, узнаешь. У тебя вообще мозги есть? Иногда работают? Ты не понимала, что ли, что в доме кто-то есть?!
- Понимала, но мне казалось, я соблюдаю осторожность… Да и… Где мой маховик?!
- У меня. Знаешь ли, я еще намерен немного пожить, дорогуша, палочки у тебя нет… Тебя чуть не убили, эта штука – ядовитая! – Долохов стремительно прошел ко мне и стиснул меня за плечи. – Идиотка!
- Разве ты не этого хочешь? – хмыкнула я, осматриваясь кругом и думая, что бы мне сделать, чтобы сбежать, такого. Но в голову, одурманенную недавно ядом, ничего путного не приходило. – Кого ты у…
- Твою подружку из Денбриджа, Анни Мальто, кажется. Меня не осудят, она слишком глупо себя повела. Ты всем нужна живой и здоровой. Да, не волнуйся, мы уберем тело из холла…
- Ты его… - ужаснулась я. Долохов совершенно спокойно мог убить и делал это, что подтвердилось мгновения назад, но я не представляла его отчего-то с ножом в руке.
- Не я. Димитр лично, потом ушел по делу, которое для него было важно. А сейчас и мы кое-куда пойдем, - его рука сжала мое запястье, а на губах появилась улыбка. – Знаешь, мне под душе наш союз с твоими приятелями с материка! Открывает огромные возможности!
- Союз заключила твоя хозяйка? – я вырывала руку, но хватка Долохова была поистине стальной. Радовало лишь одно – он был трезв.
- Может и так, - подмигнул он мне. – Думаю, мои друзья будут рады тебя увидеть. И скажи спасибо, что я успел… Моя очередь была караулить ваш домик, а тут в окнах показалась неприятная всячинка и я поспешил внутрь…
- Не думала, что тебе придет в голову меня спасать… - я ойкнула, так как Антонин до боли стиснул мое плечо.
- Я тебя ненавижу, маленькая гадина, но живая ты устраиваешь меня гораздо больше. Хватит болтать, пошли, - не отпуская мою руку, он достал из кармана палочку и усмехнулся. У меня вырвалось непроизвольное:
- Экспеллиармус! – миг спустя я в шоке взирала на ошарашенное лицо Долохова и на палочку его, сжатую в моей руке. Долохов медленно достал из нагрудного кармана рубашки маховик и изумленно перевел на меня глаза. Я ответила ему недоуменным взглядом – я не представляла, как такое могло произойти, но я только что сотворила заклинание, не имея при себе ни палочки, ни маховика, а браслет сам по себе был для магии не помощником… Но долго переглядываться с Долоховым мне не довелось, поскольку тот мешком рухнул на пол и в дверях кухоньки возникла мужская фигура с поднятой палочкой. Еще никогда я не была так счастлива видеть этого человека, как в тот момент. Миг спустя я с визгом повисла у него на шее, а мужчина осторожно приобнял меня, похлопав по спине.
- Кэт, все, тише, успокойся…
- Ты не представляешь, как я тебя обожаю! – у меня вырвался нервый смешок. – Ты очень вовремя, Сириус! Этот… - я указала палочкой Долохова на ее обладателя, ненавидящими глазами глядевшего на меня. – Хотел сдать меня врагу… Освободи ему рот, кое-что спросить хочу… - Сириус кивнул, махнул палочкой и дал Долохову возможность разговаривать, не спуская с него палочки.
- Ты тут один? - склонилась я к Антонину. Тот медленно открыл рот и отозвался.
- Сейчас да.
- Кто напал на Гарри в день свадьбы Уизли? На Корт-роуд?
- Я и Яксли, - хмыкнул Долохов.
- Как они от тебя сбежали?! – удивился Сириус.
- Так же, как сейчас… - процедил Антонин.
- Кто заключил союз с Хран… с моими приятелями?
- Не твое дело, Реддл! – Сириус с силой злобно пнул Долохова в бок. Я положила руку на плечо Бродяги, призывая угомониться… Но вскоре Долохов разозлил и меня – даже со связанными руками, даже пойманный нами, он насмехался надо мной, не отвечая ни на один вопрос. Бродяга почти рычал и только я удерживала его от того, чтобы тот заехал Антонину по лицу какой-нибудь сковородкой. Но после очередного «Ненормальная дура, позор для твоей матери» не выдержала уже я…
Я никогда до того момента не применяла Круциатус и не представляла, что могу причинить такую боль… Но Долохова буквально затрясло, он стиснул зубы, сжав руки, с которых спали чары Сириуса, в кулаки. Бродяга же дал мне пощечину.
- Кэт, опомнись! – рявкнул он. Я закрыла глаза, а когда открыла, Долохов, вздрагивая, сидел, прислонившись спиной к холодильнику… Осознание того, что я только что сделала, привело меня в ужас – я применила Непростительное к человеку, я причинила другому боль… Я только что нарушила Пятое Правило Валькирий…
- Ты с ума съехала? Тебя гиппогриф покусал? Мозги высохли?! – орал на меня кто-то, пока Сириус снова связал Долохова и что-то у последнего спрашивал. До меня, когда я успокоилась, дошло, что это Влад. – Кэтрин, тебе же нельзя такое применять к людям! Это прямое нарушение Кодекса! Я не представляю, как тебя накажут!
- Зато я представляю… - прошептала я, опуская голову на руки. Я знала, что у меня могут отобрать и это было бы для меня страшнейшим наказанием. И, глядя на полные изумления глаза Долохова, я поняла, что скидки на то, что мое заклятье было недейственно, быть просто не может… Долохову, я понимала это более чем хорошо, было больно. По-настоящему больно.
- Так, ладно, я поговорю с Анной и Великой Валькирией… Он все-таки тебе угрожал, - вздохнул Влад. – Теперь ты, Блэк! – он навис над Сириусом, вжав того в стену. – Я говорил не уходить из убежища, пока я не разрешу?! Какого гоблина?! – Его глаза полыхнули желтым и Сириус явно встревоженно посмотрел на ифрита. Без страха, но встревоженно. – Ничего, после этого урока ты перестанешь так себя вести… - Влад склонился к самому лицу Сириуса с ярко горящими глазами. Я понимала, что он применяет магию ифрита и ничего хорошего та Сириусу не дает. Скорее машинально, чем осознанно желая прекратить это, я рявкнула:
- Влад, как валькирия-мастер, я приказываю тебе оставить его в покое! – слова эти возымели неожиданно действие. Влад отпустил Бродягу и опустился передо мной на колено.
- Простите, моя повелительница. Что Вы прикажете делать с Вашим пленником? И что делать с Блеком? – в его голосе внезапно зазвучало почтение и уважение. Я же наконец осознала, что значат слова «валькирия-мастер». Ифрит, избравший такую валькирию, обязан был исполнять любую ее команду вплоть до момента, когда валькирия снимет с него данную ей клятву. И по первому зову являться к ней. Зову, произнесенному вслух…
Это не радовало меня и не означало ничего приятного, но констатировать факт было, однако, можно. Влад, избрав меня своей «валькирией-мастером», добровольно обрек себя на служение моим командам. И в то же время создал еще одну, ужасную связь между нами. Ифрит, который увидел бы предательство валькирией федерации, получивший приказ убить того, чья смерть принесла бы зло, заметивший, что его «валькирия-мастер» не выполняет возложенную на нее обязанность, мог… Убить валькирию… Это означало, что если я поддамся насланным Димитром чарам, если я не смогу себя удержать, и Влад об этом узнает, он меня убьет… сомнений в этом у меня не было никаких.

0

103

Четверка превратилась в трио... (Кэтрин)
Я внимательно оглядела Долохова и Сириуса, пока Влад, склонившись передо мной, ждал моей команды. Убивать Антонина я не была намерена, как и снова причинять ему какую-либо боль. Отпускать его просто так мне тоже казалось не самой хорошей идеей. Хотя, поразмыслив, я пришла к выводу, что это не будет лишено смысла и в чем-то может оказаться полезным – по крайней мере Пожиратели теперь будут знать, что я не столь уж безобидна, как им кажется. При этой мысли я лишь горько усмехнулась – применение Круциатуса теперь терзало мою совесть, нависая надо мной чувством неизмеримой болезненной вины… Я посмотрела на палочку, которую все еще держала в руке. Именно из нее-то и вылетело это злополучное Непростительное Заклинание. «Интересно, как быстро отреагирует Совет?» - подумалось мне. В прошлый раз они прибыли довольно быстро, а я всего лишь подралась. Значит теперь они явятся еще быстрее, вот только легко я вряд ли отделаюсь. Я безучастно разглядывала палочку, мужчины молчали, Сириус все еще удерживал Долохова, и в доме за пределами кухни царила полная тишина… Внезапно я поняла, почему палочка кажется мне такой знакомой. Та самая…с той самой ночи…
- Влад, - обратилась я к ифриту, казалось бы, вечность спустя. Неэмоциональность моего голоса пугала меня саму, не слишком-то соответствуя сложившейся и далеко не самой приятной ситуации. Если только… я усмехнулась. Десятое правило Кодекса. «Валькирия должна сохранять спокойствие и силу духа в любой ситуации, служа выполнению возложенной на нее обязанности любой ценой, каковая бы ни потребовалась от нее». Но, нарушив Пятое правило, о непричинении вреда и страданий живому существу без веской на то необходимости, выполнять десятое правило, из разряда «желательно», было как-то немного нелепо. Я одернула себя, коснувшись маховика, и снова повернулась к Владу. – Ты же стажер Тра… Международного Аврората? – друг медленно кивнул. – Ты можешь сломать эту палочку? – я показала палочку Антонина Матею, который осторожно взял ее в руку и неторопливо осмотрел.
- В общем-то могу, но нужна какая-то причина. Это чья?
- Его, - я махнула рукой в сторону злобно на меня смотревшего Долохова. – Он из нее убил и пытал много человек. В том числе, - мой голос все-таки дрогнул. – Мою маму. Не знаю, как она избежала поломки при его поимке…
- Я был арестован безоружным, палочку авроры не нашли, да и, думаю, не искали, - усмехнулся Антонин. – Министерские крысы выждали момент, когда не рисковали, - презрительно сплюнул он. Я стиснула маховик – нельзя сорваться второй раз, нельзя. Хватит!
- Сломай ее, и уничтожь обломки. Блэка заберешь обратно в их убежище, это мой приказ. Вреда не причинять, но нотацию прочесть можно…
- Понял, валькирия-мастер, - Влад серьезно кивнул мне и сжал концы палочки в своих руках. Я склонилась к Долохову, буравившему меня взглядом:
- Кто именно тебя прислал? – поинтересовалась я. Антонин усмехнулся. – Учти, чем быстрее ты ответишь, тем быстрее мы распрощаемся! – добавила я.
- Это мое личное дело, Реддл, - милая улыбка появилась у него на губах. – Я ничего не собираюсь говорить.
- Долохов! – я вздохнула. Допрос не приводил ни к чему, единственное, то мне удало выудить из Антонина, это то, что на Гарри были наложены какие-то чары, а возможно и в принципе на всех, которые срабатывали бы при произнесении кем-то одного слова. Что за слово, разумеется, он не уточнял. Когда я уже готовы была сдаться, стереть из его памяти последние часы и уйти, скрипнула задняя дверь и раздались легкие шаги нескольких пар ног и шелест длинных одеяний по грязному полу. Я знала, кто это, я ждала их. И все же их прибытие не стало для меня счастливым событием… Оно могло знаменовать собой в данной ситуации только одно – наказание. Тихий протяжный заунывный плач, который невозможно было перепутать ни с чем иным, даже если кому-то вдруг этого захотелось бы. Сам свет, казалось, издавал этот звук, по крайней мере ничто живое на земле не могло бы издать такого трогательного и пронзительного плача, проникающего в самые глубины сознания. Влад взглянул на меня, глаза его полыхнули желтым огоньком. Сириус вздрогнул – он никогда прежде не слышал этого звука, но я прекрасно знала, что услышав его всего лишь один раз, невозможно было его забыть. Долохов как-то странно ухмыльнулся:
- Я не слышал этого звука почти двадцать семь лет, - внезапно произнес он. – Не думал, что вспомню… - Я стиснула маховик, сглотнула и поняла, что по щеке катится слезинка. Мне было страшно, просто и без оглядки, по-настоящему страшно… - Удачи, Реддл! – внезапно заметил Антонин, чуть шевельнув плечом. Без тени сарказма, с каким-то странным оттенком сочувствия во взгляде. Мне подумалось, что он знает, что такое визит Совета, и понимает, что значит доносившийся из холла плач… Он был знаком с мамой еще до ее посвящения… И среди всех Пожирателей он был именно тем, кто лучше всего знал тот дар, которым я обладала. И то, какую цену за него порой приходится платить…
- Спасибо, - почти машинально прошептала я, выходя в коридор. Влад, что-то бросив Сириусу, вышел следом.
- Я буду выступать на твоей стороне, - шепнул он мне на ухо. – Это ведь, сама понимаешь, официальный визит… - Рука друга легла мне на плечо, заставив меня усмехнуться. Я бросила быстрый взгляд на его желтые глаза и заострившееся лицо.
- Это суд, Влад. Да, без следствия, да, не похожий на любой судебный процесс. Да, в нем нет ни защитника, ни истца, ни обвинителя. Но это – суд… Мы оба это понимаем… - Я замерла в двух шагах от двери в холл. – Единственный суд, которому подвластна Валькирия, - добавила я.
- Я в любом случае готов дать показания в твою пользу, - он стиснул мое плечо. – И, бьюсь об заклад, мне найдется что сказать! – то ли желая меня подбодрить, то ли и впрямь не сомневаясь в этом, закончил он, подталкивая меня к холлу, где меня ждал Совет Десяти Валькирий. На данный момент – Малый Суд…
Они были в одинаковых белоснежных мантиях в пол, волосы заплетены в косы и перевязаны зелеными лентами. Лица – печальные, серьезные и суровые… Внешне они казались сейчас в каком-то смысле одинаковыми. Десять главных судей валькирий. Десять женщин, решающих, как наказать валькирию за нарушение Кодекса. Почти любое нарушение находилось именно в их компетенции, и лишь два – в ведении Большого Суда, включающего сто шестьдесят валькирий. Сто шестидесятой выступала Анна Экала, поскольку суд валькирий имел право судить только один лишь вид ответчиков. Самих валькирий… Однако, признаться, любая из моих сестер предпочла бы Визенгамот и ужасы Азкабана одному лишь суду, не говоря уже о наказаниях… Валькириям дано больше, чем людям. За нарушение Кодекса чести, регламентирующего то, как «несущим жизнь» надлежит использовать данные им возможности, следует почти всегда более строгое и более страшное наказание, чем то, что ждет человека за правонарушение той же степени тяжести… Справедливая цена, надо заметить. Как однажды сказала одна из валькирий, из Японии, чем большими способностями обладает живое существо, тем больше будет та цена, что оно за них отдаст…
Однако кое-что я заметила в тот момент, когда медленно приближалась к десяти женщинам, в гнетущем молчании взиравшим на меня, и это заставило меня застыть на месте. На лицах их были одинаковые маски холодного спокойствия, но глаза каждой выражали что-то свое. Почти все валькирии смотрели на меня с сочувствием. Все, кроме двоих. В глазах обеих я явственно прочла недовольство, насмешку, злорадство и даже откровенную неприязнь. А исходившая от кого-то аура презрения и отторжения буквально врезалась в меня, заставив мучительно вдохнуть воздух и с трудом удержаться на ногах. В голове на секунду страшно помутилось… Никогда еще я не ощущала ничего подобного. Даже ненависть Димитра, которую я ощущала очень четко, не могла сравниться с этим ужасным чувством столкновения с откровенной, злой, искренней ненавистью. Влад подхватил меня, искренне недоумевая и явно ничего подобного не ощутив. Когда я отдышалась, я внимательно вгляделась в Совет. Все смотрели на меня по-разному, но все – без ненависти. Недовольные, сочувствующие, удивленные взгляды видела я, но ненависти и презрения в этих глазах не было… Что произошло секунды назад, я не понимала и решила, что мне все это, должно быть, просто показалось… От страха, под чарами, начались на фоне нарастающего безумия галлюцинации – неважно. Показалось. Валькирии не могут испытывать такую ненависть, это невозможно…
- Кэтрин Реддл, - Верховная Валькирия прервала мои размышления, подзывая ближе к себе. – Ты знаешь, почему мы с сестрами здесь? – голос ее звучал сейчас твердо, сухо, без эмоций. Десятое правило, и первое примечание на случай суда. Нельзя говорить с валькирией, которую наказывают, доброжелательно. Нельзя сочувствовать ей и жалеть ее. Можно лишь установить причину нарушения Кодекса, факт такого нарушения, обстоятельства «дела» и определить вину и наказание валькирии… Никаких личных симпатий или неприязни. Никакой жажды возмездия или жалости. Хладнокровный, могущественный и пугающий суд…
- Я нарушила Пятое Правило Кодекса, - пробормотала я, опустив голову. Кто-то из гостий кивнул, все с тем же каменным выражением лица.
- Озвучь его!
- «Валькирия не имеет права причинять физические и моральные страдания, боль, вызванную тем или иным магическим образом, кому бы то ни было, не обладая на это крайне вескими основаниями и/или преследуя личные цели, не несущие целью служить возложенной на валькирию обязанности. К таковым основаниям причисляются, во-первых, опасность, угрожающая выбору валькирии или любому иному лицу, нуждающемуся в помощи и защите валькирии, во-вторых, опасность, угрожающая в случае непричинения вреда одной личности, обществу и миропорядку, в-третьих, служба в аврорате, так как валькирия, трудящаяся аврором, преследует и исполняет единственную цель – сохранять покой и порядок в волшебном мире…» - покорно цитировала я вызубренные наизусть страницы Кодекса. Я знала каждое их слово, ведь пять лет я учила пункт за пунктом, правило за правилом, готовясь к тому, чтобы стать полноценной валькирией. Каждое слово Кодекса навечно отпечаталось в моей голове. Каждое слово, регламентирующее мою жизнь… Жизнь таких же, как я…
- Достаточно, - прервала меня валькирия из Германии. – Ты знаешь Кодекс. Ты применила к человеку Непростительное Заклинание, причинив ему боль и страдания. К человеку заведомо более слабому, чем валькирия! – она обдала меня ледяным взглядом. – При этом не выполняя своих прямых обязанностей. Чем было вызвано это деяние? Кстати, - она шагнула ко мне и ее худой костлявый палец уперся мне в ключицу. – Где твой маховик?!
- Остался на кухне… - я вспомнила, что маховик у Долохова так и не забрала, и вздохнула, в который раз за тот день виня себя во всех своих бедах из-за собственной глупости.
- Пусть твой ифрит его принесет, - не терпящим возражений тоном заметила бразильская валькирия. – Ты слышал?! – достаточно резко обратилась она к Владу. Тот не шелохнулся. Валькирия угрожающе подняла руку, но Матей и ухом не повел.
- Влад, принеси, пожалуйста, мой маховик, - тихо и ласково попросила я, понимая, что если Совет разозлится, у него появятся большие проблемы… Ифрит вздрогнул, медленно обернулся ко мне, поклонился и решительно направился в сторону кухоньки со словами:
- Разумеется, валькирия-мастер! – я осталась наедине с Советом, по-прежнему в гнетущем молчании. За спинами женщин угадывались очертания безжизненного тела, в холле возник и начинал нарастать сладковато-тошнотворный запах – запах смерти, загробного мира. Но моих гостий это, казалось, нисколько не смущало, все они почти равнодушно осматривали холл и не обращали ровно никакого внимания на покойного Хранителя. Мне же оставалось только надеяться, что меня и в этом не обвинят, поскольку к этому убийству я не имела абсолютно никакого отношения, а наказание за убийство было одним из страшнейших наказаний для валькирии… Полное и окончательное развоплощение. Сохранение сущности, лишив ее телесной оболочки и дара, лишив возможности помогать другим при том, что желание и само жизненное призвание это делать останутся. Вечные мучения… И это, разумеется, помимо того, что валькирия после любого серьезного нарушения Правил никогда не перестанет вспоминать о нем, как о самом большом кошмаре своей жизни. И чувство вины, такое, как было в тот момент у меня, вины всепоглощающей, испепеляющей душу, цепкой ледяной лапой сковывающей самые глубины сознания, никуда не исчезнет из глубин души валькирии, пока та жива… Лишить физической оболочки, разделить душу и тело… Страшное наказание за страшный проступок. Но, быть может, именно оно-то и удерживало валькирий от применения нечестных приемов и запретной магии… Помимо, само собой, навечно врезающейся в память вины.
Вскоре Влад вернулся, бережно держа в руке маховик на тоненькой цепочке. Я взяла его в руку и вопросительно взглянула на Верховную Валькирию, которая с огромным сочувствием в глазах смотрела на меня. «Что же они со мной сделают, если она так на меня смотрит?!» - мелькнула страшная мысль. Верховная тяжело вздохнула, покачав головой. Ее длинные седые волосы очень забавно упали ей на плечи при этом движении, лента соскользнула на пол. А я вдруг подумала, что не знаю, из какой она страны, и вспомнила свой разговор с ней во Дворце Сов… У нее не было ни малейшего намека на акцент, словно бы она всю жизнь говорила на английском. Но со всеми англоговорящими валькириями я была неплохо знакома…
- Надень его, Кэтрин. Валькирия на суде должна выглядеть как валькирия. Маховик должен быть на ней, - сухо, но с едва уловимой ноткой сопереживания, заметила она. Я повесила маховик на шею, чувствуя, как дрожат руки при одной только мысли о том, что я скорее всего надеваю его в последний раз. Влад сжал мое плечо, пытаясь подбодрить. Валькирии посмотрели на мою шею, одна из них взмахнула рукой и тошнотворный запах трупа исчез, хотя, возможно, я просто его уже не замечала.
- Итак, сестра Кэтрин, ты обвиняешься в нарушении Пятого Правила Валькирий, с ухудшающим вину обстоятельством. Ты применила непростительное заклятие к безоружному и заведомо более слабому волшебнику без очевидной необходимости. Тебе есть, что сказать в свое оправдание? – вопросила меня итальянская валькирия, сестра Федерика. Я отрицательно помотала головой, понимая, что оправдания моему поступку нет, и ожидая наказания.
- В таком случае суд не будет долгим, - усмехнулась немка. – Ты приговариваешься за грубое нарушение Кодекса и несоблюдение самой цели нашего существования к…
- Мне есть что сказать, - перебил ее Влад. – Я как ее ифрит знаю ее получше вас, а свидетели могут выступать на стороне валькирий согласно правилу двадцатому.
- Говори, ифрит, - процедила вторая валькирия, от которой я ощущала зло. Одной была валькирия из Бразилии, а вторую я не знала, она явно была новичком в Совете. – Что ты можешь сказать в ее защиту? Что он на нее нападал? – насмешка в ее голосе была плохо скрыта, и я вздрогнула. Мне все же желают сейчас зла, хотя это идет вразрез с сущностью валькирий… Но почему?
- Нет, - голос Матея звучал сухо, четко и холодно. – Она поступила так не потому, что она желала нарушить Кодекс и не потому, что она недостойна быть валькирией. Кэтрин под сильными темными чарами, и эти заклинания ужесточают ее характер и приводят к неконтролируемым вспышкам злости. Валькирия Кэтрин очень переживает из-за этого и боится навредить другим.
- И кто же наложил подобные чары? – прервала его сестра Федерика с волнением в голосе? – Как такое могло произойти?
- Хранители. На Дне Пяти Ягнят Кэтрин принимала участие вместо маленькой девочки, спасая ее, - валькирии переглянулись, качая головами. – Вышло так, что посредник Верховного наложил на нее упомянутые чары. Кэтрин не отвечала за свои действия, применяя Круциатус к этому человеку. Но она не желает никому зла… Я ищу способ снять с моей валькирии-мастера эти чары.
- Как же еще проявлялись такие вспышки? Ты никого не била… - задумчиво пробормотала сестра Мерседес, молодая симпатичная женщина с черными волосами до поясницы.
- Я обычно умудрялась взять себя в руки до того, как причиню серьезный вред, - я вздохнула, вспоминая ожог на ноге Гарри, на которого я вылила горячий чай. – И старалась исправить уже содеянное. Сегодня я пришла в себя слишком поздно… Этот человек меня злил…
- Есть еще одна причина, по которой в его случае ты не остановилась, - улыбнулась незнакомая мне темнокожая валькирия. – У нас в Конго такое случается нередко, не знаю, как в других странах. Ты его не любишь, он сделал тебе зло… Еще до получения дара.
- Он убил маму, - кивнула я. – Из-за него, можно сказать, я получила дар.
- Я тебя понимаю, - внезапно заметила корейская валькирия. – Я свой дар получить так же, но мне быть уже больше сорока лет. Ты же тогда быть ребенок, девочка. Больно и страшно было… - покачала она головой. – Сочувствую тебе, Розалина быть ангел, она даже учить корейский, чтобы говорить со мной. Я не дружу с английским до сих пор…
- Почему ты не сказала нам про то, что ты под чарами? – удивленно поинтересовалась Верховная. Я взглянула на Влада – я не уверена была, что мой поступок сейчас был их следствием, слепой ярости почти не было, было лишь неудержимое желание, осознанное, причинить ему боль. Но Влад больше знал об этой ситуации и я предпочла ему доверять. К тому же мне хотелось верить, что я не становлюсь жестоким чудовищем. Что я остаюсь собой…
- Влад больше об этом знает, - пояснила я. Верховная кивнула.
- Что ж, это меняет дело. Ты не отвечала за свои поступки в таком случае… Влад, - попросила она. – Посмотри мне в глаза, - Матей исполнил просьбу и минуты три мы все, притихнув, ждали, когда она что-то разглядит в его желтых светящихся глазах. Наконец пожилая женщина кивнула и Матей отвел взгляд.
- Он говорит истину, - посерьезнела женщина. – Что будем делать теперь, сестры? Это меняет все дело, ее вина не в применении чар, а в том, что она не сумела удержать поглощающий ее гнев, но и это не из-за слабости ее духа, а из-за того, что она волнуется и что враг ее силен оказался. – Она оглядела притихший Совет.
- Ее надо наказать! – прошипела валькирия из Бразилии. – Вольно или нет, она пытала человека!
- Она должна удерживать себя от зла, не позволять ему завладеть ей, - процедила вторая зло косившаяся на меня дама. – Наказание должно быть суровым.
- Сделать предупреждение и на месяц запретить обращаться в сову, может? – предложила сестра Мерседес, ставшая членом Совета год назад. Тридцать лет – и член Совета. Большой рост в карьере! – И наказание есть, и она не расплачивается за чужое зло…
- Мне нравится такой расклад! – Весело улыбнулась сестра Федерика. – Давайте так и сделаем! – следующую минуту я только и слушала, что чужие «а может?» касательно моей участи.
- А можете вы решить это как-нибудь без меня и потом мне сказать? – встряла я после предложения запретить мне восстанавливать предметы на три недели. – Или давайте я проголосую… Может простить и отпустить? – Мерседес засмеялась, похлопав меня по плечу.
- Ограничимся предупреждением - заявила Верховная.
- Тебе выговаривать, какая ты плохая? – уже нескрываемо веселясь, поинтересовалась Федерика. – Кэтрин, нельзя делать людям больно, а то они плакать будут! – Я не сумела скрыть улыбку, улыбаясь немолодой уже в общем-то даме. Федерике было тридцать девять лет, но более оптимистичную и эмоциональную женщину я никогда не видела.
- Мне так жаль, сестра Федерика, что я такая плохая… - подыграла я. – Бедный мир, терпеть такую плохую девушку…
- Это суд, а не юмористическая сценка! – возмутилась немка. – Не устраивайте тут театры!
- А немцы как всегда, призывают всех к порядку, - веселилась Федерика. – Гертруда, будь проще!
- А ну-ка хватит! – одернула нас всех Верховная валькирия. – Разошлись-то как! Это вот что, скажи мне? – она указала на тело Хранителя. – Это кто? Откуда?
- Хранитель, - хором отозвались мы с Владом. Я рассказала то, как вообще сюда явилась, умолчав о подвале и блокноте. Совет внимательно слушал, и все резко посерьезнели. Я поведала и о случае с подвалом, скрыв только истинную причину моего туда похода. Женщины переглянулись, качая головами.
- Хранители на материке творят настоящие бесчинства, - поведала мне Гертруда, женщина за шестьдесят, худая и всегда серьезная немка. – Мы уже не знаем, что делать, они пытают людей, сводят с ума… Волшебников, разумеется. А еще они выпустили свои биологические достижения на волю, - меня передернуло, когда я вспомнила тигров с Дня Ягнят. Я не сомневалась, что это было еще не самое страшное «биологическое достижение» Димитра и его подчиненных. – Небезыствестный тебе Луи Ивз – одна из их жертв, к слову.
- К нему применили одну из самых страшных пыток, - добавила Верховная. – Инг-Ша. По сути дела, из взрослого сильного здорового мужчины он превратился в безвольный овощ с интеллектом пятилетнего ребенка. А раны еще залечивать и залечивать. При всей оперативности французского аврората…
- Но зачем?! – ахнул Влад, стиснув мое плечо. – Что Луи им сделал? Инг-Ша применяют… Его даже у них почти запретили в силу жестокости и непоправимости последствий!
- Искали остальных Ивз, полагаем, - отозвалась валькирия из Конго. – Мы видели его, сестра Адель вызывала нас, прося помочь. Но сам знаешь, ифрит, помочь нельзя…
- А что за Инг-Ша? – спросила я, оглядывая их, поскольку о такой пытке слышала впервые. Остальные со вздохом обернулись в мою сторону.
- Это страшная пытка, Кэтрин, - отозвалась Гертруда. – Не знаю точно, как называется орудие, которое они для этого применяют, но знаю, что боль невыносима для любого человека. Эта вещь может быть или вложена несчастному в руку, и все его кости будут медленно сгорать прямо внутри, прожигая плоть и выпаривая кровь. Тогда можно сохранить рассудок, если быстро ответить на вопросы Хранителей, но травмы будут неизлечимы. Чаще всего руки в лучшем случае лишаются полностью. Могут вложить в рот, человек потом потеряет способность говорить, там будет обожжено все – десны, язык, гортань. Можно выжить и даже сохранить остатки разума.
- Но в самых редких случаях эту штуку вкладывают в ухо, она очень маленькая, - прошептала Мерседес. – Мозг не сгорает, но клетки его отмирают, превращаясь в желе. Человек теряет слух, способность двигаться, зрение, речь, в общем все, что успеет пострадать за время, пока эта вещь в ухе. Слух в том ухе теряется всегда. И рассудок, естественно, покидает эту голову без исключений, слишком сильны страдания жертвы.
- Что применили к Луи? – в глазах Влада, сейчас человеческих, застыл ужас, словно он знал реальные случаи применения этого Инг. Видел последствия.
- Вложили в ухо. Держали достаточно долго, чтобы он лишился рассудка и слуха. Он видит и говорит, частично способен двигаться… А еще все тело в ранах, думаю, до Инг-Ша они его еще чем-то пытали, - поведала Верховная. -
Луи говорит, что Инг ему вложила в ухо молодая красивая женщина с черными волосами. Больше он ничего не помнит, - в глазах ее мелькнула скорбь. – Он был плохим человеком, конечно, но то, что с ним сделали – бесчеловечное зло. Хранители не знают, что такое жалость, Кэтти, они жестоки и подчас беспощадны. То, что Димитр приманивал тебя, ожидаемо. Но мы тебя очень просим от лица всей Федерации – берегись. Твои ошибки могут стоить невинным людям не только страданий и притом ужасных, но и жизни. Они искали семью Райли, потому что понимают, что тебя мучает совесть… Они хорошо знают сущность валькирии, знают, что мы не способны пройти мимо чужих страданий… И мы очень просим тебя остеречься…
- Ему совсем никак нельзя помочь? – я почти не слушала ее. Перед глазами стояло лицо мужа Жозефины, красное, сердитое. Его огромная как шкаф фигура и палочка в руке… Я представить себе боялась, что можно сделать с таким здоровенным мужиком, что так напугало бы даже Влада, повидавшего за службу в аврорате – он работал стажером даже на втором уже своем курсе – немало всякой всячины. Совет понуро покачал головами.
- Инг-Ша необратима, - прошептала бразильянка. – Но, говорят, применить Инг-Ша для Хранителя - значит обречь себя на мучительную смерть, притом относительно скорую. Это двустороннее проклятье, так сказать. Видимо, ты им очень нужна, Кэтрин.
- Итак, вердикт вынесен, - прервала ее Верховная. – Нам пора. Кэтрин Реддл, - официальным тоном начала она. – Я, Верховная Валькирия Совета Десяти, Оливия Говьер, от имени Совета и всех валькирий, предупреждаю тебя о недопустимости с твоей стороны позволения наложенным на тебя злым чарам приводить к причинению вреда людям, если на то нет оснований. Это предупреждение является по Пятому Правилу последним, за последующее нарушение Пятого Правила, чем бы оно ни было вызвано, тебя ждет более суровое наказание, вплоть до лишения тебя сущности валькирии…
- Скорее уж разделения сущности валькирии и тела, - буркнула Федерика.
- Сроком до десяти лет, - сурово посмотрела на нее наставница Оливия. – И лишения права на Поцелуй. Предупреждение вынесено!
- Удачи, Кэтти, - Мерседес приобняла меня, похлопав по плечу. – Надеюсь, в следующий раз при встрече мы тебя судить не будем.
- Здорово держалась, обычно во время суда не наказывать просят и едва ли не плачут, а ты старалась хранить спокойствие. Достойно валькирии, - внезапно похвалила меня Гертруда.
- Ты молодец, - подмигнула мне Федерика, обнимая меня. – Влад, передавай моей Кас привет, - кивнула она Матею. Тот улыбнулся ей в ответ.
- Очень хороший финал суда для тебя, хотя и незаслуженный, - процедила вторая злобная валькирия. – Тебе повезло, что не я здесь главная.
- Наказание мягкое, но, может быть, так и лучше, - улыбнулась бразильянка. – Однако, надеюсь, ты чувствуешь свою вину… - валькирии прощались со мной, кто-то желал удачи, двое убивали взглядом, кто-то хвалил мою стойкость и хладнокровие. И улетали, покидая дом через заднюю дверь. Верховная обняла меня на прощание и погладила по голове.
- Мы не хотели тебя судить, но сама понимаешь, иметь дело с начальством никому не по душе…В том числе и Совету, да и Анне тоже. Прошу тебя, дитя мое, поостерегись в будущем… Тебе и самой страшно, верно? – я кивнула, на глаза навернулись от всего пережитого ужаса, злости, страха и волнения слезы. – Не бойся, милая. Ты не одна, мы все поможем тебе, насколько сумеем. И с ифритом тебе крайне повезло. Влад – золото. Так что слушай его и все будет хорошо…
- Маму никогда не судили, - заметила я. – Я и впрямь позор для ее памяти…
- Розалина была истинно валькирией, она не знала негативных чувств. Но… - женщина тяжело вздохнула. – У этого была и обратная сторона… Возможно, погубившая твою маму. Нельзя на земле быть ангелом, просто нельзя… Как-то раз я разговорилась с Роуз и она сказала мне, что завидует тем, кто может злиться, обижаться по-настоящему, ненавидеть. Ей этого не хватало. Ты же это умеешь, но умеешь сдерживать даже сильную ненависть и прощать. Ты не позор для сестры Роззи. Ты достойнейшее ее продолжение. И поверь, то, что натворила ты к суду, несравнимо с тем, за что мы порой судим… Я горжусь тобой, дитя мое, как истинно несущей жизнь. И уверена, мы все еще увидим, насколько силен твой дух и на что ты способна.
- Надеюсь, не разочарую, - слабо улыбнулась я. Женщина улыбнулась мне в ответ.
- Удачи тебе, дитя мое. Не унывай, ты еще покажешь всем, кто такая Кэтрин Реддл. А твои дети будут тобой гордиться. Вот увидишь, милая, - поцелуй в лоб и шелест широких крыльев. Я еще долго не могла открыть глаза, вспомнив поцелуи мамы, такие же теплые и нежные… По щеке скатилась все же слезинка – я понимала, как сильно мне ее не хватает. Ее рук, голоса, улыбки… Ее поддержки. Внезапно я ощутила блокнот, все еще лежавший за пазухой. Неожиданно теплый, словно нагрелся моим теплом. Частичка мамы… рядом… Я бережно достала его, открывая наконец глаза. Влад человеческим взглядом следил за мной и я поспешила оправить кофту.
- Достала. Молодчина! – кивнул он мне. Запах крови и мертвого тела вновь начал возвращаться и я поморщилась с мыслью о том, что запах этот возникает как-то слишком уж быстро… Но Хранитель ведь, да и я не совсем человек… - Пора делать ноги. Что с Долоховым-то сделать, скажи мне? – но ответить ему я не успела. На кухне что-то громыхнуло, раздался невнятный крик Сириуса и женский смех. Мы с Владом ринулись туда, я на ходу сунула блокнот обратно, Матей выхватил палочку. А из кухни вышла Элеонора, приставившая палочку к горлу подталкиваемого ей вперед Сириуса.
- Матей, друг мой, как я тебе рада! – с деланной веселостью заговорила она. Влад что-то шепнул, целясь в Бродягу, и тот мешком рухнул на пол, потеряв сознание. Бутти же сцепилась с ифритом, а я устремилась к кухне, где слышалась какая-то возня и негромкие голоса. Я понимала, что нельзя дать Долохову просто так уйти, что это слишком опасно – он стал свидетелем моего колдовства без маховика и палочки, а мне могло бы пригодиться сохранение этого обстоятельства втайне. Да и вытянуть из него хоть что-нибудь я все еще надеялась, хотя и понимала, что это маловероятно.
- Петрификус То… - я замерла в двери, не успев договорить заклинание. Долохов с палочкой в руке прижал к себе девушку в черных джинсах и куртке, загораживая ее от меня. Взмах его палочки и я оказалась в том самом положении, которое готовила Антонину.
- Бутти сама справится, давай уходить, - заметил он, отпуская Анж. – Я с тобой еще дома поговорю, героиня, - хмыкнул он.
- Если бы не я, ты бы до сих пор лежал тут овощем, - девушка стукнула его по плечу. – Так что я тебе все дома выскажу, а не ты мне! – я применила способности валькирии, освободившись от сковавших меня чар. Анж же, заметив это, указала на меня глазами. Я поняла, чья именно палочка в руке Антонина.
- Обливэйт! – попасть мне удалось и Долохов осел на пол, с расфокусированным взглядом. Но и у меня больше рука не поднималась применять магию, после того, как моим глазам предстала метнувшаяся к нему Анжелика, выхватывающая из его руки свою палочку с тихим: «Тони!».
- Хранители и Т… плохие союзники, знает… - Я уставилась на нее, пытаясь сообразить, что она несет, но мне это удавалось с великим трудом.
Долохов пришел в себя и потряс головой, уставившись на Блаттон.
- Анжи, мы где? – та же наставила палочку на меня, приобнимая его за плечи. Я все еще удивленно смотрела на них, изумленная поведением Анж. Я лично послала ее к Беллатрисе и не сомневалась, что Блаттон не станет такой же, как те, к кому примкнет. Но это тихое и почти нежное «Тони» было слишком искренним, чтобы оказаться игрой. Мне стало страшно при мысли о том, что я могла так ошибиться или же своими руками толкнуть подругу на этот путь… - Лика, милая, что случилось? – удивленно взглянул на меня Долохов. Я намеревалась стереть из его памяти встречу со мной и мне это, видимо, удалось. – Реддл?! – оцепенение наконец-то спало окончательно и я лихорадочно думала, что же сделать, когда Долохов перевел на меня более осмысленный взгляд.
- Мы идем домой, Тони, все в порядке, - отозвалась Анж, не сводя с меня взгляда. – Извини, Реддл, нам с мужем тут не слишком уютно! – девушка стиснула плечи Долохова и вместе с ним трансгрессировала. Значит, защитные чары с особняка спали во всех смыслах… Возвращаться домой теперь было больше нельзя, я постаралась продумать, что можно забрать. И стоит ли вообще что-то забирать… В дверь ворвались Влад и Сириус с палочками наготове, по щеке Влада из глубокой царапины стекали капли крови, а на руке красовался свежий и сильный ожог. Сириус потирал висок.
- Матей, ты точно перегрелся, - спокойно заметил за их спинами женский голос. Сириус нехотя шагнул внутрь, пропуская Нору. – Взял, подрался со мной, чуть зубы не выбил… Тебя сюда зачем принесло, героиня ты наша? – взглянула она на меня с насмешкой и тревогой одновременно. Взгляд этот казался мне знакомым… Очень хорошо знакомым…
- Надо было кое-что забрать, - Хранительница только улыбнулась. – Да и видение одно было, а я не сразу поняла, что это удочка. Проглотила наживку.
- Я знаю, Димитр к этому готовился, - серьезным тоном отозвалась женщина. – Не уверен только был, что ты купишься. Тебе повезло, что наш Верховный Наставник и мудрец занят, сбежать сумеешь, - усмехнулась она. – Молодожены, я вижу, сбежали, - она оглядела комнатку, качая головой.
- Они женаты? – заморгал Влад, окинув ее подозрительным взглядом. – Серьезно? Они это кто, кстати?
- Анж и Долохов… - вздохнула я, пытаясь осознать этот факт. Анжелика вышла замуж за человека, убившего мою маму. За Пожирателя. При том, что пойти туда просила ее я… Еще одна вина тисками сковала душу валькирии, и уходить не собиралась. Я подумала, что испортила человеку жизнь, возможно, заставила пасть низко как личность… Использовала девушку в своих целях. И осознание этого порождало чувство вины, от которого невозможно было избавиться… А еще я поняла, почему мама в ту ночь в Годриковой Впадине внезапно застыла как изваяние, на мгновения, ставшие роковыми. Я и сама оказалась в таком положении, и причиной тому служил шок… Не ненависть и не гнев привели к тому, как все вышло, а шок… Маму отчего-то очень удивило то, что Долохов пришел с Лестрейндж. Меня в шок повергло едва слышное «Тони!»… «Долохов стоит нам с мамой многого», - подумалось мне. – «Маме жизни, мне же постоянной угрозы провалить свою миссию… Подруги… Пыток… Мамы…». Но ненависти к нему у меня отчего-то не было, была, напротив, какая-то странная жалость и даже… Чисто человеческое понимание. И тут же злость и недоуменная ярость вспыхнули по отношению к нему и Анж. К их браку… Его не могло и не должно было быть и я не понимала, как такое вышло.
- Всем тоже советую делать ноги, мне еще предстоит убрать трупик, скажу, что вас было слишком много, я была занята и вы удрали, - оглядела она нас. – Димитр через пару минут явится лично, вам советую исчезнуть… И больше сюда не являться. В следующий раз он будет здесь лично, к несчастью, и я помочь ничем не смогу… Кстати, Кэтрин, а зачем вам, - она обвела рукой полки с тостерами и соковыжималками, холодильники и прочую папину технику. – Все это?!
- Коллекция. Нам пора, - я вцепилась в руку Бродяги, а Матей стиснул мое плечо. Бутти кивнула ему.
- Спасибо, Нора, - прошептал Матей, куда-то нас обоих перенося. Судя по высоте потолков к комнате с каменными стенами, помещение в каком-то замке… Сириус хмыкнул и уселся прямо на пол, потирая голову, я же принялась трясти ифрита за плечи с требованием:
- Объясни мне, что вообще происходит! Меня чуть не убили по твоей милости! – Влад перехватил мои запястья и подождал, пока я успокоюсь.
- Я не думал, что это ловушка, смерть-то была реальной, а догадаться… не смог, Димитр действовал весьма оперативно. Нора теперь – поверенная Верховного Хранителя, видимо он подзадержался и послал ее, тем более что ей он полностью доверяет.
- Она твой информатор? Тот самый, таинственный? – Влад отпустил меня и я отступила на шаг, вглядываясь в его лицо. – Верно?
- На то он и таинственный, Кэт. Извини, тебе знать точно ничего не положено, слишком опасно. Скажем так, она отпустила тебя для того, чтобы встретиться в более ей выгодных обстоятельствах. Еще вопросы?
- То, что ты сказал Совету… Это правда? – Влад кивнул, положив руку мне на плечо.
- До последнего слова. Ты под чарами и они тебя очень сильно портят, и даже желание сделать ему больно – их следствие. Ты еще здорово держишься для того, что он на тебя понакладывал… В худшем случае ты можешь убить…
- Или приказать тебе убить, - прошептала я, опуская глаза. Влад тяжело вздохнул, поскольку мы оба понимали, что последует за такой просьбой. Он и убьет, но скорее всего меня же. Не только у валькирии есть долг, который соблюдать нужно независимо от желания и нежелания.
- Ты сможешь это снять? – с надеждой взглянула я на него, взяв себя в руки. Матей хмыкнул.
- Я не Владислав Матей, если я этого рано или поздно не добьюсь. Мы никогда не отступаем, Кэт, - подмигнул он мне. – Я уже пообщался с дюжиной магов, которые об этом хоть немного знают, по крупицам собираю мозаику. Нора здесь бессильна, она не знает, что именно за чары и как они снимаются, он ей не говорил.
- А мне что делать?
- Крепись. Я более чем уверен, что тебе хватит и хватает сил удерживаться. Ты не так слаба, как думаешь!
- Я всего лишь молодая валькирия, неопытная и с кучей проблем, - усмехнулась я. – Почему все считают, что я чуть ли не надежда мира на спасение?
- Потому что иногда героями становятся те, кто таковыми себя не считает. Даже, я бы сказал, часто так и бывает… Опыт, конечно, важен, но искренность и чистота намерений, идущее от сердца желание помочь, избавиться от страшного зла… Любой ценой, но как-то защищать других и себя… Это по-настоящему важно, Кэтрин, и я уверен в тебе и Гарри. Ты не представляешь, как в тебя верят – потому что знают, уверены – ты не предашь.
- Кто, если не мы? – впервые за долгое время я искренне улыбнулась ему и подошедшему к нам Сириусу.
- Вот именно. Кто еще избавит бедную Британию от того безумия, что у нас творится, если не Избранный и Валькирия, - улыбнулся мне Сириус.
- Каждый понемногу. Не мы создадим эту победу, а каждый, кто хоть немного старался нам и остальным помочь… В этом противостоянии каждый по-своему герой, со своей стороны…
- Точно валькирия, - буркнул Влад. – Вам характерно понимать даже злобных идиотов и сочувствовать им… Так, Блэк, с тобой что делать? – нахмурился он. Бродяга пожал плечами.
- Отведи его обратно и прочитай ему нотацию, папа тебе с радостью поможет, он любит читать нотации… Бродяга, я тебя очень прошу побыть в безопасном месте, ты мне этим здорово поможешь, если я не буду переживать и волноваться. Посторожи Жоззи и детей, пожалуйста, они же не смогут никак защититься… - увещевала я его ласковым и теплым голосом. Блэк мрачно кивнул.
- Жозефина чуть с ума там не сошла, когда ты сбежал! – добавил Влад. – Я не успел прийти, как она мне «Мистер Блэк ушел, ты его не видел, он в порядке?!». Нервничает и волнуется, - в его глазах читалась тщательно скрываемая улыбка, но голос звучал сурово и жестко.
- Я просто… Подумал, что Жоз в безопасности… - пробормотал Сириус. – Все еще мистер Блэк, да? – Влад кивнул. – Эта женщина никогда не научится называть меня на «ты»… Том меня удушит, - усмехнулся он. – Я и так воспользовался его болезнью… Он простыл, Жоз велела ему неделю лежать в постели! – поспешил он меня успокоить. – А чуть позже, того же дня его друзья обходили территорию, а я и удрал. Это было сегодня… Я между прочим не могу сидеть в какой-то домине и караулить сам себя! Я помочь хочу, действовать!!! И помог, я же тебя спас!
- Ты бросил больного папу! Это не он, это я тебя удушу! – разозлилась я. Влад загородил от меня Бродягу.
- Он осознал свою ошибку и вернется обратно, верно? – бросил он взгляд на Сириуса.
- Но я же смог и пригодиться! – не унимался Блэк. – Она сама сказала, что она мне рада!
- Не тому, что ты бросаешь всех без охраны, я и сама могла бы справиться! – прорычала я. Матей по-прежнему стоял между нами.
- Успокоишь Жозефину, бедная француженка там извелась вся за день… Если еще и ночью плакать будет, точно сама к мистеру Реддлу в «лазарет» сляжет! – невозмутимо продолжал он. Сириус после этой реплики как-то сник.
- Она плакала?
- И до сих пор плачет, думаю… Она себя накрутила так, что тебя тут уже убили и закопали.
- Тупая псина, - судя по всему в свой же адрес буркнул Сириус. – Веди «домой», ладно уж… - он махнул рукой, отходя от нас и потирая виски. – Не вздумай ей сказать, что меня по голове вазой треснули, ясно?
- Двух ифритов может и хватает, - заметил ему Влад. – Но ты там нужен, поскольку ифритам она доверяет меньше. Ивз нужна твоя защита… Всем в смысле.
- А что за Кас, кстати? Я все Гермионе расскажу! – улыбнулась я.
- Стражница их, ифритша. Я тебе уши оторву, если вякнешь Герми хоть слово. Кас – моя ученица, почти ребенок…
- Да она старше Гермионы! – влез Сириус.
- Точно передам, - веселилась я. Влад испепеляющим взглядом взирал на меня.
- Уши оторву и Сн… - он осекся, оглянувшись на Блэка. – С ними за компанию нос!
- И будет Кэт у нас красавица, - усмехнулся Сириус, не заметив оговорки или сделав вид, что не заметил. Я же решила, что пора и успокаиваться и возвращаться к насущным проблемам. Да и в том, что Кас и Матей в дружеских и не более отношениях, я не сомневалась…
- Мне с этой штукой что делать? – я постучала пальцем по блокноту, спрятанному под свитером.
- Коснешься рисунка – сработает типа Омута Памяти, - заметил Влад. Взяв меня за руку, убийственно посмотрел на Бродягу. – Я тебя веду обратно, хватит на сегодня приключений. – Снова мне. - Ты бы это, поднялся и успокоил Жоз и Тома, - заметил он Сириусу.
- Мы в их убежище?! – ахнула я. Оба мужчины ухмыльнулись.
- Типа того, - кивнул Бродяга.
- Я дебил…
- Почему это? – взглянула я на Влада. – Я до сих пор не знаю, где оно. Сириус, а ты чего тут тогда ждешь?
- Твоего спасибо, сова ты наша. Я тебя как бы немного спас, героиня!
- Спасибо, - улыбнулась я. Влад отвел меня к ребятам… Я собиралась изучить блокнот и поразмыслить над случившимся, но вернулась и тут же об этом забыла, оказавшись в самой гуще скандала.
- Ты сам не знаешь, что делать! Вот мы и ходим тут всю осень, как четыре идиота, и ничего не делаем!!! Я-то думал, что у тебя есть какой-то план!!! – возмущался Рон, сцепившись с Гарри. Гермиона пыталась их унять. Влад растерянно оглядел палатку.
- Их утихомирить? – шепнул он мне.
- Сама справлюсь, иди к остальным, - ифрит кивнул, я же встала между парнями.
- Что случилось?!
- Они ругаются, - всхлипнула Герми. – Уже с полчаса. Рон говорит, что…
- Вся его семья дескать в опасности, он тут изводится, ничего о них не зная… Вы знали, на что шли!!! Все трое! Вы же знали! – психовал злой и расстроенный Гарри. – Я никого не заставлял!
- Но я считал, что Дамблдор рассказал тебе все! Что есть настоящий план! Настоящий…
- Ну, прости, что подвел тебя, — ответил Гарри. Голос его был совершенно спокойным, но я понимала, что брат ощущает никчемность и безполезность наших действий, я и сама нередко думала о том же самом. — Я с самого начала был откровенен с вами, рассказывал всё, что услышал от Дамблдора. И ты, возможно, заметил — один крестраж мы нашли…
- И ничего не можем с ним сделать. Мы близки к его уничтожению, как и к остальным тоже. Мы рядом с этим не стояли! Рядом!
- Уймитесь вы! – рявкнула я. Снаружи все еще лил дождь и шум его создавал тоскливую атмосферу, помимо ругани Гарри и Рона…
- Сними медальон, Рон, — непривычно тонким голосом попросила Гермиона. — Пожалуйста, сними. Ты не говорил бы так, если бы не проносил его весь день.
- Да нет, говорил бы, — сказал Гарри. — По-твоему, я не замечал, как вы шепчетесь за моей спиной? Не догадывался, что именно так вы и думаете?
- Гарри, мы не…
- Не ври! — обрушился на неё Рон. — Ты говорила то же самое, говорила, что разочарована, что думала, будто у нас есть за что ухватиться, кроме… - я тяжело вздохнула, положив руку на плечо Гарри. Я замечала эти разговоры за нашими спинами и понимала ребят… Но все же для Гарри это было сейчас слишком жестоко… Он и сам прекрасно все понимал и напоминать ему об этом не было необходимости…
- Я не так это говорила, Гарри, не так! — крикнула Герми, по щекам которой текли слезы.
- Ты же слышал, что там говорили о Джинни. Но тебе плевать! – наседал Рон на Гарри. – Ты же герой, ты видел вещи и похуже Арагога и деток, да?!
- Я сказал только, что она там не одна, что с ними Хагрид…
- Да-да, я уже понял, тебе плевать! А как насчёт остальной моей семьи? «Уизли вовсе не нужно, чтобы покалечили ещё одного их ребёнка» — это ты слышал?
- Да, и…
- Не интересуюсь и ими, так?
- Рон! – рявкнула я. – Не факт, что с ними случилось что-то такое, что мы не знаем, не факт! Билл покусан Сивым, у Джорджа кривое ухо, уж извини, как сумела. Могли иметь в виду это!
- Я уверена, она права, - заметила Герми, что стало ее ошибкой.
- Ах, ты уверена? Ну отлично, тогда и я за них волноваться не буду. Вам троим хорошо, вы своих родителей надёжно попрятали…
- Мои родители мертвы! – заорал Гарри.
- Моя мама давно умерла, между прочим, - не выдержала я. – Я и ее спрятала, да?! Где?! В могиле?! О да, ей там ничего не грозит, конечно же!
- Кэт… Гарри…ребята… - рыдала Герми. – Успокойтесь…
- Да мы сами в шаге от того, чтобы пойти к ним!
- Так уходи! Убирайся к мамочке и защищай ее, я не держу, - сорвался Гарри. – Притворись вылечившимся, хорошо покушай! Уходи! – он дрожал от ярости. Я потрясла его за плечо.
- Гарри… не надо… успокойся, - я оглянулась на Рона. – Рон… пожалуйста…
- Оставь крестраж, - процедил Гарри. Рон снял медальон и швырнул в кресло. – Уходи, - все так же сквозь зубы негромко произнес Гарри. – Убирайся.
- Герми, ты со мной? – Рон посмотрел на Гермиону.
- Но мы же обещали Гарри помочь… Говорили, что…
- Ясно. Ты остаешься… Кэт и спрашивать не буду, - хмыкнул он. – Хотя ты же сама видишь, как все… Гениальный план! Да?! – покачав головой, он вышел из палатки, Герми метнулась следом и долго звала Рона, выкрикивая его имя. Я же успокаивала трясущегося от злости Гарри. Гермиона в слезах показалась в палатке.
- Он ушел… Трансгрессировал, - руки девушки опустились. – Ушел… - она рухнула в кресло и зарыдала. Я же укутала ее одеялом и обняла за плечи, утешая. Гарри с потерянным взглядом надел медальон и тяжело лег на свою кровать.
- Если хотите, можете тоже… - прошептал он.
- Мы не уйдем, Гарри, - всхлипнула Герми. – Мы обещали помочь…
- Рон прав… плана нет…
- Мы не уйдем, Гарри. Я найду выход… Не понимаю только, почему Профессор ничего мне не рассказал… - вздохнула я. – Мы не уйдем…
Кузен приподнялся на подушке, взглянул на меня и улыбнулся:
- Спасибо… Правда спасибо, Кэт. За все…
Я достала наконец блокнот, оставив Мантию Джеймса под свитером. Гермиона бросила на него взгляд.
- Что это?
- Не знаю… И думаю, пока не хочу узнавать… С меня хватит впечатлений еще на месяц… - я положила находку в свою сумку.
- Как сходила, кстати? – поинтересовался Гарри. Я начала рассказывать про свой поход домой, на сей раз без прикрас… Ребята помрачнели окончательно. Ситуация рисовалась чудовищная – скитаемся в лесах, нас предают друзья, ни крестражей, ни Меча… Рон не выдержал и ушел…
Все больше проблем и все меньше надежды. И все-таки где-то в глубине моего сознания билась мысль: «Мы справимся!»… Словно бы откуда-то свыше я знала, что мы победим… Вот только я понимала, что за это, даже будь так, придется заплатить дорогую цену, скорее всего. И все же… у меня по-прежнему оставалась надежда. Толика надежды… В том числе после победы все же увидеть живого Сева и выйти, наконец, замуж… Я вдруг поняла, почему мама выбрала семью. И поняла, что аврор из меня никакой. Желание работать в аврорате исчезло окончательно, и, надо заметить, больше никогда не возвращалось…

0

104

Придуманный шанс... (от третьего лица)

Луч уже почти по-зимнему тусклого Солнца играл на щеке спящей молодой девушки, которая едва заметно улыбалась чему-то приятному, что рисовал ей мир сонных грез. Мужчина, обнимавший ее одной рукой, потянулся и открыл глаза, взгляд его скользнул по юному личику, по растрепанным длинным черным волосам с рыжиной у корней, по хрупкой тонкой руке, выскользнувшей из-под одеяла. Левой, где на светлой коже выделялась уродливая черная отметина, череп и змея изо рта. Такая же, как и у самого Антонина Долохова, на губах которого появилась тень улыбки. Он осторожно провел рукой по щеке все еще спавшей молодой супруги, та что-то сонно пробормотала и повернулась на другой бок. Мужчина нахмурил лоб, пытаясь вспомнить события прошлого дня более четко, но это ему не удавалось. Он припоминал, как спас Реддл от идиотского поступка Анни Мальто, убив последнюю, что Реддл очень испугалась, хотя и вела себя как обычно вызывающе-холодно, подчеркивая свою неприязнь. Что кто-то вроде бы пришел ей на выручку до того, как он отвел ее к Беллатрисе и Димитру… И потом, по всей видимости, в роли пленника оказался уже сам Антонин. Он помнил, что его палочка выскользнула из его руки, но не помнил, почему…
Последствия явно слабого и неумелого применения заклинания «Обливиэйт» были буквально налицо.
Следующим воспоминанием была уже напуганная Лика, обнимавшая его за плечи и что-то говорившая Реддл, что-то вроде «Мы уходим». Еще одной странностью было то, что девчонка даже не пыталась их задержать, она просто в шоке смотрела на них, точно таком же, какой Антонин видел однажды, и теперь этот взгляд, полный изумления, боли, отчаяния, поистине шока, являлся ему в одном и том же кошмаре уже много лет...

***

Почти каждая ночь, когда он спал, возвращала его в тот вечер, когда не стало Розалины. Раз за разом он вспоминал ее изумленные глаза, полные боли, ее темно-каштановые волосы… И страшную боль, отразившуюся на ее лице после того, как в нее попал зеленый луч Авады. Она пыталась улыбаться, чтобы не пугать девочку, метнувшуюся к ней с полным боли «Мамочка!», но Долохов прекрасно понимал, что Розалине больно. Даже если бы не ее Империус, он просто не смог бы больше поднять в тот миг палочку, ему до безумия хотелось вернуть время на секунды назад и оттолкнуть от этого луча уже Роуз. Или вообще не произнести эти роковые слова…
Она не заставила его уйти, чтобы спасти Кэтрин, этого и не требовалось. Все больше и больше с каждым годом ему казалось, что Империус этот имел и другую цель. Спасти не только дочку, но и его – от ареста, от Азкабана… Розалина никогда не верила, что он Пожиратель, искренне считала своим другом, ее терзало чувство вины перед ним – за то, что ее треклятый дар испортил ему жизнь. В ту ночь он отправился с Беллатрисой не ради того, чтобы помочь ей. Он услышал, что там может быть Роуз… Он хотел спасти ее, каким бы то ни было образом, не дать Лестрейндж причинить ей вред… Вместо этого же… Всего один взмах, всего два слова и непоправимое произошло. Страстно желая ее спасти, безгранично любя, отчаянно и безнадежно, он своими руками лишил ее жизни…
Оборотное зелье. На ее похоронах было очень много народа, почти все валькирии, школьные друзья, аврорат в полном составе, родственники, друзья… преподаватели из Хогвартса, не все, но кто-то был – Дамблдор, Флитвик, Слакхгорн, еще кто-то... Ее очень любили при жизни, даже Малфой испытывал к Роззи что-то сродни уважения, казалось, ненавидеть молодую валькирию было просто невозможно. Недолюбливать, испытывать равнодушие или неприязнь – да, ненавидеть – невозможно. Но один человек, ненавидевший ее столь же искренне, сколь он, Антонин, ее любил, все же существовал. Беллатриса Лестрейндж. Именно поэтому он тогда и пошел со школьной подругой, именно из-за этой взаимной неприязни и даже ненависти со стороны Беллы, двух женщин. Итогом оказалась смерть той, кого он любил больше собственной жизни, от его же руки.
Он даже не помнил, кем из их школьных приятелей, не сумевших прийти по вполне субъективной причине, притворился. Нет, он не убил. Просто оглушил, связал, пару раз применил пытку для пущего эффекта – дабы не старался освободиться раньше положенного, и все. А на следующее утро он же, спрятав палочку в руинах дома Поттеров (гениальная идея, однако же!), стоял у надгробия с портретом очень красивой молодой женщины с ангельской улыбкой, умоляя его простить и понимая, что сам себя он никогда не простит. На Поттеров ему было искренне плевать, хотя их похоронили совсем рядом. Но она – совсем другое дело… Совсем…
Авроры словно знали, где его искать, а он даже не сопротивлялся. Суд, Азкабан и долгие-долгие, бесконечно тянущиеся дни наедине со страшными воспоминаниями…
Побег и мнимая свобода – от воспоминаний было никуда не деться, из их ужасного плена, да и скрываться пришлось довольно долго, повзрослевшая девчонка Реддл… Он ненавидел ее, как и ее отца, за разрушенную жизнь, за то, что они отняли у него любимую женщину, искренне и глубоко. Но отчего-то каждый раз, когда он намеревался убить ее, рука не поднималась. Перед ним вновь вставало ее напуганное детское личико и тихое «Мамочка!». И страх увидеть мертвую Розалину второй раз… И все же… было что-то еще, необъяснимое, глубоко внутри, в душе. Что-то, что мешало ему причинить ей серьезный вред вопреки всей его ненависти к ней и желанию отомстить.
Что-то, что заставляло его молчать о романе ее со Снейпом, а ведь рассказ об этом стоил бы Северусу жизни, а девке – страданий от утраты любимого человека. Он отчего-то подумал тогда, что эта любовь все равно будет обречена, как и его собственная, если Снейп не ее выбор, ведь рано или поздно выбор этот она встретит. Или же любовь эту нельзя назвать настоящей все равно, в случае, если он ее выбор. Выбор, по мнению Долохова, был не любовью, а чем-то куда менее искренним… По крайней мере, и он всегда так считал, Реддла Розалина не любила. И даже сама она, в чем он не сомневался, это осознавала…
Что-то странное и не поддающееся объяснению, все же существовало. Что-то, что заставило его спасти девчонку вчера, и вообще заключить с Димитром и Верховным Хранителем договор, по которому Реддл бы не причинили вреда. Он должен был получить девчонку после «всей работы», иметь возможность сделать с ней все, что угодно… Он отчего-то не мог причинить серьезный вред даже ее отцу, хотя и это скорее из-за того, что Реддл-девке это причинило бы боль… И подчас ему казалось, что даже ее сходство с Розалиной здесь ни при чем. Причина была в чем-то большем, где-то глубже… Но в чем именно, он не знал. И никто не знал бы… Что-то заставляло его жалеть ее, сочувствовать ей, что-то большее даже, чем воспоминания и страх. Он прекрасно понимал, что этот треклятый дар валькирии портит ее жизнь лучше всех пыток на свете, что существует много того, чего она лишена и всегда будет лишена из-за своей сущности. Он слишком хорошо помнил Розалину и то, чем она платила за свои способности, даже до посвящения, которому он, к слову, был свидетелем, а уж потом – тем более. И что-то, возможно, связанное отчасти и с этим, заставляло его теперь жалеть ее дочку, как две капли воды похожую на мать. Что-то, названия чему один из первых и самых жестоких Пожирателей Смерти не знал…

***

Долохов тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие мысли и воспоминания, и перевел взгляд на Лику. Прошлым вечером, вернувшись наконец домой после взбучки от Беллатрисы за то, что слежка за особняком провалилась, где пришлось объяснять, что если бы Долохов не вмешался, ловить было бы некого, а Реддл нужна была ей же живой и здоровой, причем объяснять, минуя свои собственные отношения с теми, кто заманил туда Реддл, он долго еще ругал молодую жену, что вызывало у той отнюдь не надутые губки и слезы на глазах… Это было бы не в духе Анж. Совершенно наоборот, такого скандала домик в Сэлмоне не видел, пожалуй, с самого момента своей постройки, родители Антонина никогда в жизни не ссорились, поскольку его отец, Николас (в России его звали Николай, но после окончательного переезда в Соединенное Королевство тот сменил имя), души не чаял в Вирджинии Долоховой, в девичестве Хилл, и никогда с ней не ругался. Та никогда в жизни не повышала голос, Антонин вообще сомневался, что она умела кричать. А вот Анжи…
- Идиот несчастный! С твоей самоуверенностью тебе просто равных нет! – кричала девушка, наставив на него единственную в доме палочку, поскольку свою Антонин так и не нашел. По всей вероятности она осталась у девчонки Реддл. – Как ты смеешь на меня кричать, после того, что ты натворил?! Я чуть с ума не сошла, когда пришла домой, тебя нет и записка эта твоя…
- Я ведь предупредил, где я! – пробормотал Антонин, пытаясь вырвать у нее палочку. – И я не обязан перед тобой отчитываться! – рявкнул он. Анжелика отшвырнула палочку, схватив его за воротник рубашки. – Ты мне не же… - он осекся. – Не начальник!
- Я твоя жена! И ужасно волновалась за тебя! – ему удалось перехватить тонкие запястья, Анж вырывалась из его стальной хватки, что-то крича про то, что он идиот и что он напугал ее. И что ругать ее за помощь ему же и попытку как-то выручить его из проблем, в которые он вляпался, он просто не имел никакого права. Антонин тяжело вздохнул, начиная признавать для себя ее правоту. Он действительно достаточно глупо попался и в каком-то смысле Лика спасла его от уймы проблем, хотя и придется беседовать с Димитром, скорее всего. Но то одно, что Лика увела его оттуда, было уже помощью, а уж то, что она вообще пришла ему помогать, говорило о многом… В частности, казалось ему, подтверждало ее чувства…
В октябре, когда девушка посмотрела его воспоминания, тщательно скрываемые от редких в его доме гостей, он всерьез намерен был избавиться от нее, да и до сих пор сомневался, что она видела не все содержимое флакончика. Но услышав ее «Я люблю тебя», просто не мог уже этого сделать. Эти слова в его адрес прозвучали впервые в жизни… Да и кому было их говорить? Тем девушкам, с которыми он разделил за свои годы ночи? Эти встречи всегда были достаточно случайны, исключая, быть может, парочку Пожирательниц… Кто-то просто боялся его, кто-то рассчитывал на его содействие в среде Упивающихся – уже в первую войну он стал ближайшим соратником Беллатрисы. Сама Белла (да, имело место до ее исчезновение и такое) вообще не придавала этому особого значения, для нее это был своеобразный отдых, расслабление… Кто-то, подобно Белле, относился к этому как к развлечению. Никто и никогда не делал этого из любви к нему… Никто и никогда…
Розалина же и здесь была совсем другое дело. Желанная, любимая женщина, она осталась для него недосягаемой и неприступной. Сперва она хотела окончить Школу, будучи студенткой, она считала подобное событие неприемлимым. Когда же Хогвартс остался позади, они уже не просто расстались. Она начинала встречаться с Реддлом, как еще можно было назвать их прогулки вдвоем вокруг озера и встречи во время каникул? Тех самых, Пасхальных, когда она сказала ему, Антонину, что «все кончено». Все было кончено для нее, но он так и не смог избавиться от притяжения и любви к ней. Валькирию невозможно разлюбить, если полюбишь по-настоящему. К его и ее несчастью, он успел это сделать. Она же так и не сказала ему «люблю». «Нравишься», «симпатичен», даже «милый». Но никогда, ни разу за более чем полгода вместе, ни одного «люблю»…
- Идиотка! Самоуверенная дура! – между тем, даже осознавая, что Анжелика права, не унимался он. – Ты же могла и сама попасться! И если бы не… Тебя никто не просил туда лезть! Будь у меня сейчас палочка…
- Пытал бы?! – с вызовом бросила она, вцепившись ему в плечо. Такая теплая, живая, настоящая… Совсем близко. Взгляд ее сердитых серых глаз под длинными ресницами, казалось, проник в душу, что-то осветив там. – Убил? Что бы ты мне сделал?!
- Анж, успокойся, - повинуясь какому-то внезапному порыву, привлек ее к себе, крепко стиснув в объятиях, лишая возможности двигаться. Девушка попыталась вырваться.
- Без магии ты не сможешь закрыть мне рот! – заявила она, осознав, что он ее не отпустит. – Тебе это не удастся! Или же… Придется меня задушить, - странный блеск азарта в ее глазах, такой знакомый, такой поразительно-красивый… Она была совершенно не похожа на спокойную, уравновешенную, тихую Розалину, она была полной ее противоположностью – дерзкая, порой гордая, весьма решительная девушка. Все чаще в последнее время он замечал присущий ей определенный азарт, задор, который здорово помогал во время их «работы», а возможно, и в жизни. Из нее вышел бы неплохой аврор, если бы она все-таки доучилась, нерешительность и неуместная доброта отсутствовали в ее характере так же, как и способность кого бы то ни было искренне ненавидеть и презирать отсутствовали у Розалины. И вместе с тем… Лику невозможно было назвать злой, определенный внутренний свет в ней был, как и доброта в общем-то ее характера, уместная доброта. А еще в ней было что-то, что привлекало его к этой девушке, что-то, что образовывало странную связь между ними, близость душ. Что-то, что заставило его испытывать к ней симпатию, переживать за нее, даже пытаться как-то уберечь от возможных связанных с ее членством в рядах Пожирателей проблем.
- У меня есть другая идея, - усмехнулся, еще крепче прижав ее к себе, она попыталась вырваться, кулачки стукнули по его груди. Впился в ее губы, жадно, властно, словно хотел съесть, проглотить ее целиком. Девушка что-то мычала, пытаясь вырваться, но внезапно словно обмякла в его сильных руках, отвечая на его поцелуи, страстно, почти так же жадно, как он целовал ее. Соскользнувшая на пол рубашка, ее кофточка, ощущение нежной теплой кожи под его грубыми, шершавыми ладонями… Треск поленьев в камине, обогревающем его спальню, более широкую и просторную, чем гостевая, где она обычно останавливалась. В последний раз он целовал ее на свадьбе, из необходимости доказывать ее многочисленной родне, что между ними искренние и глубокие чувства. Ни разу еще он не целовал ее губы, шею, плечи с такой страстью… Всполохи огня, учащенное дыхание, переплетение рук, длинные черные волосы, разметавшиеся по подушкам и простыни… Вопреки его ожиданиям для нее это явно было не впервые, хотя большой опытностью его молодая супруга, тем не менее, не отличалась…
Они уснули лишь поздней ночью, в жарко натопленной комнате, под тонким одеялом. И почему-то впервые за долгое время в его снах не было этого кошмарного вечера, спалось спокойно и вполне даже уютно.
Долохов сел, оглядывая разбросанную по комнате одежду, с почти привычной усмешкой на губах. Ему отчего-то вспомнилось ее вчерашнее «Тони», и там, у Реддлов, и уже потом, дома, после ссоры. Тони… Его почти никто не называл сокращенным именем, кроме матери и иногда Розалины. Даже отец всегда называл его Антонином, почти минуя «сын»... Дома… Долохов хмыкнул, поднимаясь с постели. Еще немного, и он не просто начнет считать, что его родовое гнездо теперь дом и его, и его жены, но и начнет задумываться о детях. Хотя ему ли заводить детей? Человеку, по которому плачет в лучшем случае Азкабан пожизненно? Она что-то прошептала во сне, снова поворачиваясь на другой бок. Он провел рукой по бледной теплой щеке, девушка поморщилась сквозь сон. Что произошло между ними за недолгие месяцы знакомства, он не понимал совершенно. Что заставило его так привязаться к молоденькой девчонке… Последняя пуговица рубашки была застегнута, воротничок поправлен, а взмах упавшей рядом с шкафом палочки Анжелики погасил тлеющие угли. Антонин улыбнулся, положил палочку на тумбочку у кровати, убедившись, что она цела, и вышел в холод коридора. По спине пробежали мурашки – после теплой спальни здесь было еще холоднее, чем казалось обычно. Но едва мужчина открыл дверь в свой собственный кабинет, ранее принадлежавший его отцу, чтобы там и обдумать предстоящую беседу с Матеем, настроившись на рабочий лад, как мурашки пробежали по его спине второй раз, уже далеко не из-за сильного холода. Сидевшая на краешке стола молодая женщина с темно-каштановыми волосами вопросительно приподняла брови. Маховик на шее блеснул под лучами Солнца, пробивавшимися через тяжелые шторы на окне.
- Здравствуй, сумасшествие, - пальцы до хруста в костях впились в дверной косяк, и непроизвольно он отступил на полшага. Взгляд был прикован к ее лицу. Слишком реалистичному для привидения, слишком хорошо знакомому для возможности обознаться.
- Здравствуй, Антонин, - усмехнулась женщина, без тени тепла взглянув на него. – Только меня зовут не Сумасшествие. Меня зовут, точнее звали, Розалина. Предугадывая еще один твой вопрос – я не галлюцинация, тебе не мерещусь…
- Но это невозможно, да и под влиянием алкоголя ты никак не можешь мне привидеться. Я достаточно давно не пью, - шаг вперед и он замер у двери, не сводя с нее настороженного взгляда. В спальне что-то зашуршало, судя по звукам, наконец-то просыпалась Анжелика. Розалина взглянула на дверь:
- Милая девочка, - красивые губы женщины исказила усмешка. – Сколько ей? Восемнадцать? Меньше? Больше?
- Девятнадцать, - процедил маг, гадая, что происходит и что ему с этим делать. Призрак валькирии медленно поднялся на ноги, взмах руки, и дверь в кабинет захлопнулась за его спиной.
- Так лучше, она меня не увидит, а вот тебя в твоем состоянии – вполне, - пояснила женщина, скрестив руки на груди.
- Что вообще происходит? – не сводя с нее взгляда, Долохов медленно обходил ее. Она не была жива, и он знал это как нельзя лучше. Именно он и лишил ее жизни. Но и на картинку, рисуемую муками совести, это похоже не было… И все-таки сердце стиснуло клещами постоянной боли, от которой было просто невозможно убежать. Лицо было таким же, каким он знал его при жизни. Без гримасы боли, спокойное, уравновешенное, красивое. Вот только во взгляде на него не было привычного тепла и дружелюбия.
- Мне нужно с тобой поговорить, - милая улыбка сменила жуткую ухмылку. – Я, скажем так, внешне реалистичный призрак, могу являться и днем, и ночью. И да, я не собираюсь пробуждать твою совесть, я и не смогу этого сделать… - покачала она головой с тяжелым вздохом.
- Почему же? – слегка успокоившись, осведомился мужчина. В голове его красочной картинкой рисовались воспоминания о той роковой ночи, когда ее не стало. И билась мысль «это просто невозможно!». И все же постепенно маг успокаивался, смиряясь с тем, что эта галлюцинация исчезать не собирается. Анжелика же вышла в коридор, ее чуть хриплый со сна голос несколько раз позвал его по имени.
- Я немного занят, приду к завтраку, - постаравшись сохранить спокойный голос, откликнулся он. Девушка же, со словами:
- Тогда я иду его готовить, - направилась на кухню. Розалина за время этого диалога приблизилась к нему еще сильнее и находилась на расстоянии в пару шагов. – Чего ты от меня хочешь? – голос его от недоуменного, смешанного с обострившимся раскаянием, ужаса прозвучал необычайно грубо.
- Поговорить. Как с человеком, который когда-то был моим другом, - холод в ее глазах обжигал, делая еще больнее, еще хуже, еще тяжелее. – Как с человеком, лишившим меня самого дорогого, что у меня было, помимо моего ребенка, конечно. Как с тем, кто столь упорно пытался еще не так давно отправить мою дочку ко мне. О, мой дражайший друг, поверь, у меня найдется миллион слов, которые я хотела бы сказать тебе, и остатка твоей жизни не хватит, чтобы озвучить их все.
- Роуз… мне очень жаль… - Антонин крайне жалел, что с ним сейчас нет палочки. Что бы это ни было, но это заставляло его душу сжиматься от ужасной боли… Это начинало сводить с ума, превращаясь в какую-то паранойю…
- Как давно? – ее карие глаза испытующе уставились на него, а палец указал на его левое предплечье. – Как задолго до той ночи?!
- Мне было двадцать, двадцать пять лет назад. Уже после твоей свадьбы, - потирая Черную метку через рукав, пробормотал он. – В конце осени, помнится…
- И потом ты врал мне столько лет?! – в глазах на миг полыхнул такой гнев, что он машинально отступил и уперся спиной в холодную стену.
- Ты никогда не просила меня показать тебе левую руку, - попытался он усмехнуться. – Я здесь ни при чем!
- Я верила тебе! – ему показалось, что в ее голосе проступила боль. Но если то было и так, женщина быстро взяла себя в руки и холодно продолжала, - я хотела верить в то, что мой лучший друг остался человеком… Человеком, а не мразью в человеческом обличье.
- Напомнить, кто в этом виноват?! – с внезапной для себя злостью произнес он, делая шаг в ее сторону. – Напомнить, почему я дошел до такого?! Напомнить, кого я всю жизнь любил и чем ты мне отплатила?!
- Я заплатила за это дорогую цену! – Розалина все-таки не выдержала. Ее щеки внезапно покраснели, маховик ярко вспыхнул желтым огоньком, а голос сорвался на крик. – Ты и представить себе не можешь, что такое муки совести валькирии! Даже твои меркнут в сравнении с этими! И это чувство никуда не исчезает. Никогда! Оно всегда живет где-то в глубине души и только и ждет, чтобы проявиться вновь!!! Я все годы, каждый день, каждый час, каждую минуту не знала покоя от этого чувства вины. Я виновата перед тобой, и виновата как никто, но я заплатила за это сполна. Если тебе от этого легче, я никогда не была полноценно счастлива! – чем громче становился ее крик, тем сильнее дрожал ее голос. У мужчины мелькнула мысль о том, почему Лика никак не реагирует на происходящее здесь? Неужели не слышит?! – Даже там, где я сейчас, это не ушло. Я всю жизнь расплачивалась за то, что сделала с твоей жизнью, и продолжаю до сих пор… - неожиданно тихо произнесла молодая женщина, по ее щекам покатились призрачные слезы. – Мне очень жаль, Антонин… Жаль, что за чужие ошибки платить пришлось тебе. Но ты платишь не только за мой дар. Ты и за себя тоже платишь… - почти неслышно прошептала Розалина. – Чем сильнее дар валькирии, тем хуже тому, кто любит ее и не является ее выбором. Тебе пришлось хуже всех…
- Ты не была самой могущественной, - прищурился он. Женщина ухмыльнулась.
- Зато я получила дар при рождении. Его сила, сила влияния на саму валькирию, определяется именно этим. Мне не было в этом равных. Как результат, равных в пережитом после разрыва нет тебе…
- Розалина… - он попытался коснуться ее лица, но пальцы прошли сквозь материальную внешне кожу. Женщина брезгливо фыркнула и отступила на шаг.
- Не смей меня трогать, - процедила она. – Я не для того молила… там, - она указала глазами в потолок. – Чтобы мне дали сюда прийти, чтобы ты меня касался.
- Я и не могу, - уже беззлобно отозвался он. Розалина прикусила нижнюю губку. При жизни она очень любила этот жест. Но вот выражал он у нее всегда разное. Сейчас, и Антонин в этом не сомневался, раздражение. – Чего ты хочешь?
- Почему ты спас Кэтрин вчера? Не надо говорить мне, что живая она нужнее всем твоим дружкам, я и без тебя это знаю… Почему еще? – она вновь взглянула ему в глаза, и на сей раз в карих глазах, таких знакомых ему, стояли слезы.
- Я не знаю, - негромко отозвался мужчина, тяжело вздохнув. – Я не знаю, почему. Я ее ненавижу, но…
- Она ничего тебе не сделала, - слабо возразила Розалина. – Ты мог ненавидеть меня, Тома, всех валькирий на свете, но Кэтрин тут ни при чем… Во всей этой истории она виновата меньше всех и отчего-то именно ее ты пытался убить… - в ее тихом голосе звучала страшная горечь, боль, но ненависти не было. Он вообще никогда в жизни не слышал в ее голосе ненависти. Она и не умела ненавидеть…
- Я не думал, что я делаю. Джеймс был моей первой жертвой. Если тебе так удобно, это был шок, аффект. Я… - он облизнул внезапно пересохшие губы. – Я не признавал этого, но ты единственная, кто знал обо мне почти все. Я очень жалею, Роуз. Не о том, что я ее не убил. О том, что я пытался ее убить… Я ее ненавижу, и отрицать этого не стану. Но не настолько, чтобы желать ей зла. Почему я ее спас, я не знаю. Правда… Я этого не знаю. И да, если это вообще возможно после того, что я сделал в ту ночь, прости… - последняя реплика звучала почти не слышно, шепотом.
- Я простила бы тебя даже за собственное убийство, тем более в какой-то мере я перед тобой больше всех виновата. Но этого простить я просто не могу… - она тяжело вздохнула. – Ты пытался убить моего ребенка. Такое не прощается. И все же, - она попыталась коснуться его руки, но ее призрачная ладонь прошла сквозь его руку, оставив только ощущение легкого и приятного тепла. – Я прошу тебя помочь.
- Это чем же? – Долохов наконец осознал реальность происходящего и вполне успокоился. Розалина никогда не была обычной женщиной, и удивляться ничему, связанному с ней, не приходилось. Мужчина это прекрасно понимал. Но вот неожиданность ее просьбы о помощи. И чьей?! Человека, убившего ее по случайности вместо ее же ребенка?! Эта неожиданность превосходила даже ее внезапное появление в его жизни спустя 11 лет после ее же гибели. – Что я могу сделать, по-твоему?!
- Ты союзник Хранителей, я это знаю, и не отрицай. Я прошу тебя… Если получится, если сможешь не допустить того, чтобы они и… вы, - она сглотнула. - Добрались до нее одновременно. Дай ей шанс, я прошу тебя!
- С чего ты решила, что я стану ей помогать? – усмехнулся маг, скрестив на груди руки. – Зачем мне это нужно?
- Ты ведь хочешь исправить то, что натворил, - она отвернулась от него, встав лицом к окну, и передернула плечами. – Исправить это невозможно, как и вернуть меня к жизни. Но кое-что можно сделать, и ты можешь это сделать, поверь мне.
- Даже если я и сумею развести эти две последних встречи во времени, это не гарантирует твоей дочке спасения, - он развел руками.
- Это даст ей шанс. Против и Димитра и Блэк у нее попросту не будет шансов, и ты это понимаешь не хуже меня. Что такое не иметь шансов, ты знаешь, - женщина тяжело вздохнула, все еще глядя на закрытое шторами окно. – Дай ей шанс, - она покачала головой, каштановые локоны аккуратно лежали на ее спине в светлом платье. – Хотя бы ради меня.
- Когда-то давно я спрашивал, есть ли шанс у меня. Помнится, ты ответила, что нет. Зачем мне давать ей шанс?
- У тебя не было никаких шансов, и я не хотела тебя обманывать, - она наконец повернулась к нему лицом, на котором вновь воцарилась маска непроницаемости. – Но не потому, что я так хотела, а потому, что шанса у нас не было никогда. Никакого. Он – мой выбор, и выбор этот делается не валькирией. Хотя я и не жалею, но я не хотела и не хочу того, что я сделала с твоей жизнью. Если и есть в этой истории человек, которому уже достаточно испорчена жизнь даже для расплаты за все это, то это именно Кэтти. Она не виновата ни в чем, а заплатила очень дорого, поверь. Дар, который я ей передала, это не благословение. Это в какой-то мере и проклятье тоже.
- Я был свидетелем на твоем посвящении, - негромко заметил Долохов. – Тебя тогда спросили, не хочешь ли ты избавиться от этого. Ты ответила, что нет. Если это такое уж проклятье, почему ты не отдала его еще тогда?!
- Я не смогла бы жить иначе, - она слабо улыбнулась. – Я не умела жить так, как люди. Мне хотелось быть обычной, но это просто невозможно, точно так же, как невозможно и стать валькирией, будучи мужчиной.
- Роуз, - его рука вновь поднялась было к его щеке, но замерла на середине пути. – Что я, по-твоему, должен сделать?! И с чего вдруг?! – он вновь облизнул пересохшие губы.
- Только то, о чем я попросила. Если это вдруг окажется возможным, дать ей шанс спастись. Не спасти ее, не убить Блэк, не посадить Димитра под замок, а всего лишь дать ей шанс. Ты это можешь.
- И никто иной не годится на эту роль? – приподнял он брови. Розалина медленно покачала головой.
- Мне больше некого об этом просить. И мне отчего-то все еще не хочется верить, что ты – скотина в облике человека… Почему-то я все еще хочу поверить в то, что ты все же человек. Хоть немножко… И да. Как валькирия, и как обитательница… Кхм, не этого мира, скажем так. Кэт разбивала маховик однажды и когда я сказала, что ты платишь не только за мой дар, - она подошла к нему вплотную, но тепло ее тела не ощущалось. Не чувствовалось вообще ничего. – Сейчас ты платишь за то, что произошло с нами тогда. Ты не помнишь, конечно, да и я не помнила при жизни, но когда-то там, в другой реальности, она звала тебя папой… Ты не был ее отцом, нет, - предугадав его вопрос, добавила она. – Он был ей отцом. Но я была не его женой, и выбор мой был другим. Ее рождение там стало результатом твоей ошибки и того, что я отбиться не сумела, а тебя и рядом-то не было.
- И… - его голос прозвучал необычайно хрипло, а пальцы внезапно с силой стиснули спинку кресла. – Кто был твоим выбором? За что я плачу теперь, после разбивания маховика?
- Я была твоей женой. – Взгляды серых, чуть усталых, проницательных, и карих, полных слез, глаз пересеклись. Что-то рухнуло в этот миг в душе мужчины, неотрывно следящего за красивым вечно теперь молодым лицом женщины в светлом платье. – Ты был моим выбором. Не Томас, который там был совсем другим. Ты.
- Я не был Упивающимся? – скрип лестницы под ногами поднимавшейся сюда девушки. Розалина оглянулась на дверь.
- В том-то и беда, что был. Я не знаю, почему, но мне не хватило света и дара, чтобы тебя от этого удержать. Вместо того, чтобы уберечь от этого тебя, я вынуждена была скрываться и сама, как жена Пожирателя. Еще до смерти Поттеров. Я после нее тоже долго не прожила, кстати.
- Кто? – он уже знал ответ и не уверен был, что хочет его услышать. Но какая-то безумная надежда все-таки оставалась в его сердце. Однако ответ, прозвучавший в тишине кабинета, убил эту надежду на самом ее корню. Всего лишь одно короткое слово, и большей боли отчаяния, чем та, что вспыхнула в его душе, просто не существовало.
- Ты. – Она снова тяжело сглотнула. Шаги в коридоре слышались все ближе. – Ты платишь не за то, что я валькирия, - прошептала она. – Ты платишь за то, что сделал тогда. Ты был моим выбором. У тебя был шанс. У нас с тобой… Мы оба его потеряли. И поверь, я была бы рада за тебя, если бы ты все же смог жить своей жизнью. Не там, нет. Сейчас. Мне пора, да и Лика скоро явно забеспокоится. Она неплохая девушка, кстати, тебе повезло, - Розалина коснулась маховика, тот засветился приятным желтоватым светом. Черты женщины размывались, словно бы тая в воздухе.
- Я… я люблю тебя, Роуз, - вслед ее чертам негромко произнес волшебник, до побелевших костяшек пальцев сжавший кулаки. – Пока ты здесь, ответь мне. Думаю, теперь-то ты знаешь… - она замерла, давая ему задать вопрос. Почти прозрачная, почти исчезнувшая. – Не там, в этой реальности, ты любила меня? Вообще, хоть немного, до Реддла,.. – Женщина вскинула голову и в ее прозрачных глазах полыхнул странный огонек.
- Нет. Но я очень сильно ценила тебя. Ты был мне близок. Иногда это даже больше, чем любовь… - ее рука вновь стиснула призрачный маховик.
Прежде чем ее образ окончательно растаял в холодном воздухе кабинета, до Антонина донеслось едва различимое:
- Мне больше некого просить… Дай ей шанс…
- В последнее время, - он горько усмехнулся, тяжело опускаясь на стул и потирая виски, - я, кажется, только этим и занимаюсь. Даю всем шанс. Которого никогда не было в этой реальности у меня… - голова страшно разболелась, принося вместе с болью осознание того, что свою надежду на взаимность и как следствие этого свой шанс он придумал себе сам. Розалина пыталась его поддержать, тем только сильнее привязывая к себе. Возможно, откажи она ему резко и жестоко, все повернулось бы иначе. Но мягкость ее отказа и то, что ее грызла вина перед ним, заставили его придумать себе то, чего никогда не было в этой реальности, и не факт, что было в прошлой. Не его любовь, он в ней не сомневался. Ее любовь к нему. Прозвучавшее сейчас «нет» резануло не хуже ножа, но вместе с тем принесло какое-то странное… облегчение… Вместе с рассказом Розалины и ее твердым и холодным «нет» рухнуло что-то, почти три десятка лет терзавшее и мучившее его изнутри. Он любил ее и разлюбить не мог, это было невозможно. Но внезапно для себя мужчина вдруг осознал, что он мог бы жить без нее. Не существовать, как ему казалось почти тридцать лет, а именно жить. Внезапное ощущение теплых ладоней на плечах, живых, настоящих. Встревоженные серые глаза в обрамлении пышных ресничек. Лика.
- Завтрак готов, - хриплость из ее голоса исчезла, зато появилось волнение. – Ты в порядке? – голова страшно болела, сумбурность произошедшего никак не укладывалась в ней, но он постарался выдавить улыбку. Притянул ее к себе, усаживая на колени. Худенькая, теплая, реальная. Как оказалось, довольно легкая.
- Все нормально. К слову, кто это был? – Анж отвела взгляд, щеки ее залила краска.
- Я встречалась с одним парнем, мне было лет шестнадцать… Так вышло, что… - осеклась, опуская глаза. – Я не очень-то воспитанная леди, - чуть заметно усмехнулась. Потрепал ее по распущенным длинным волосам, чем вызвал крайне недовольно фырканье.
- Я заметил. Почему расстались?
- Он не выдержал мой характер. Да и интересы и планы оказались слишком разными. Поэтому он сказал мне, что мы слишком разные и ему нужен кто-то попроще.
- Довольно по-детски, - усмехнулся. Головная боль почти прошла, оставив только тяжесть в висках.
- Мы были почти что детьми. Ему было далеко не сорок пять, - глаза задорно блеснули. – Он очень уступал вам в развитии, мастер Долохов.
- Опасаюсь, миссис Долохова, что и Вам тоже, - Антонин почти весело улыбнулся, накручивая на палец локон ее волос. – Вы довольно умная девушка. Останешься до вечера? – Лика отрицательно помотала головой, удобнее устраиваясь на его коленях.
- Сегодня суббота, останусь до завтра. Кстати, разрешение на трансгрессию у нас есть? Тебе нужна новая палочка, а я знаю отличный магазинчик в Рокфорде. Но сначала завтрак, или он окончательно остынет… - легко поднялась на ноги, потянув его за руку. Долохов поднялся на ноги, потирая виски, по которым как будто изнутри стучали молоточками. Привлек к себе снова, впился поцелуем в теплые и сладкие, видимо пробовала что-то на вкус, губы. Отпустил, когда в легких перестало хватать воздуха… И уже спускаясь вслед за ней по старой лестнице на теплую кухню, внезапно осознал, что если засыпать с девушками и женщинами ему доводилось, и он привык, то это утро было первым, когда ему понравилось так еще и просыпаться. Он не мог сказать, что любит ее, и влюбленностью даже назвать это было просто невозможно, но она была первой, с кем ему захотелось проснуться… И в ней было что-то такое, чего не было в Розалине. Пожалуй, подумалось мужчине, лучшим названием этой искорке ее характера была «живость». Роуз при всей ее доброте и свете иногда была лишена какой-то крохотной частички человечности. Даже ее дочке эта черта присуща все-таки была… В голове всплыла настойчивая просьба Роззи дать ей шанс… И хотя он и сам-то не понимал, чего ради вдруг принялся ее спасать и почему начал ее жалеть, но какая-то глубоко запрятанная часть его души в этот самый момент подумала о том, что если это окажется возможным, он этот шанс ей даст… Слишком хорошо ему было знакомо то, когда этого самого пресловутого шанса попросту нет. Слишком хорошо…

0

105

И все-таки я за тебя боюсь (Снейп)
Третье лицо. "И в свете бывает тьма..."

Черная мантия тихо шуршала по каменному полу длинного темного коридора, освещенного только редкими факелами. Лицо скрывал капюшон, из-под которого выбивались темно-русые длинные волосы, заплетенные в толстую косу и перетянутые зеленой лентой. Дорожные ботинки глухо стучали по каменным плитам, ничуть не выдавая волнения их обладательницы, кусавшей губы. Наконец она достигла своей цели, дрожащая рука коснулась бронзовой ручки на черной дубовой двери, медленно повернула ее, одновременно с произнесением нужного заклинания, и дверь открылась. Женщину в черной дорожной мантии встретили аплодисменты.
- Привет! – весело улыбнулась красивая темноволосая дама в черных джинсах и полупрозрачной черной блузке, хлопая в ладони. – Ты задержалась, сестра Ядвига! Мы уже делали ставки на то, придешь ли ты, - она обвела собравшихся рукой. Все трое мужчин, рассевшихся по удобным креслам, опускали руки, которыми хлопали вошедшей валькирии, включая облаченного в роскошную черную мантию молодого парня с короткими черными волосами, торчащими во все стороны, и с кинжалом некромага на коленях.
- И кто же ставил на то, что я приду? – глубоким негромким голосом поинтересовалась женщина, закрывая за собой дверь. Димитр широко улыбнулся и скрыл кинжал в складах своей мантии.
- Я и Элеонора. Виктор и Ватли усомнились в твоей к нам лояльности, но, к моей радости, ошиблись. – Молодой парень с тонкими, слегка похожими на девичьи, чертами лица, изобразил театральный поклон. Мужчина с искривленным лицом, ярко горящими желтым глазами и светло-русыми волосами до плеч, одетый в кожаную куртку и черные широкие брюки, мрачно кивнул в знак приветствия.
- Совет сегодня был созван дольше, чем обычно, - недовольно заметила женщина, подбирая подол мантии и усаживаясь на свободное кресло, рядом с метнувшей на нее надменный взгляд Бутти. – Оливия проявила склонность к долгим размышлениям, - ее тонкие губы, скрытые капюшоном, исказила презрительная усмешка. – Благопорядочный орден, несущий добро на словах, - процедила валькирия.
- Ядвига, но ведь валькирии уже сумели расправиться с двумя нашими группами, в каждой было больше дюжины Хранителей, а самих валькирий пострадало при этом только трое, - прищурилась Элеонора. – Мне кажется, это уже никак нельзя назвать словами!
- Я лично отбирал туда самых способных и владеющих магией Хранителей, - пробурчал юноша, Виктор, посмотрев на нового Верховного Хранителя. Димитр, помрачневший, задумчиво сцепил пальцы рук. – Это был откровенный вызов со стороны валькирий!
- Говьер отдала команду действовать активно и не щадя, а валькирии тех стран, где нет Хранителей и ифритов, в срочном порядке были вызваны в Афины. Я лично занималась этими повестками.
- Живешь в Афинах? – недоуменно изогнулись брови Элеоноры. – Все зашло так далеко?
- С вашей стороны было глупо и весьма опрометчиво пускать в ход ваших тигров, акромантулов и прочую гадость, - все еще скрывая лицо капюшоном, заметила Ядвига. – Не живу, но у Совета прибавилось работы, и прибавилось очень сильно. – Ее слова отчего-то вызвали у всех Хранителей и ифрита Ватли громкий смех.
- Акромантулы… - сделав пару глубоких вдохов, слегка успокоился Виктор. – Ну даешь, сестра Ядвига, - он снова рассмеялся, что вызвало у успокоившейся фрау Бутти снисходительную улыбку. Валькирия недоуменно оглядела собеседников.
- Акромантулы относятся к обычному, посредственному волшебному миру, - пояснила ей посредница Верховного Хранителя. – Мы вывели своих паучков на их основе, но у них другие свойства. Более, скажем так, опасные для обычных магов. И маглов тоже, к слову.
- И что же, то, что наши достижения животного мира выпущены из замка, стало причиной нарушения вами «негласного порядка»? Вы ведь именно по нему не приступали к активной войне, защищая свои страны, но не более того? – прикусив губу, поинтересовался Димитр. Ядвига покачала головой.
- Не это, - голос ее прозвучал чуть хрипло. – Применение вами Инг-Ша к Луи Ивзу. Говьер отдала распоряжение после нашего визита во Францию. Их очень впечатлило случившееся, - она едва уловимым движением сняла капюшон, открывая молодое лицо в обрамлении темно-русых, чуть вьющихся волос, и голубые глаза под густыми ресницами. Еще одно легкое движение и собранные зеленой лентой волосы рассыпались по ее плечам в черной мантии. Ядвига убрала ленту для волос в карман. – Сработало это поистине ужасно, даже мне стало не по себе при его виде. К слову, - она повернулась к Бутти. – Ты подходишь под его описание того, кто вложил ингатус, - заметила она. Элеонора ухмыльнулась, поднимая руку ладонью с крошечным, не больше яблочного семечка, черным шариком вверх. Взгляды присутствующих против их желания обратились на шарик, поглощавший, казалось, сам свет. Даже отблески факелов, падавшие на руку Хранительницы, не освещали крохотную вещь с ужасными свойствами. Бутти сомкнула пальцы над шариком, сжала кулак. Когда же она снова разжала руку, ингатуса на ней уже не было.
- Я, вроде бы, не похожа на самоубийцу, - усмехнулась она. – И навлекать на себя скорую смерть мне не хочется. Это было Оборотое Зелье. Мне в тот момент хотелось, чтобы на материке меня посчитали находящейся под проклятьем ингатуса.
- А разве тебе не больно его держать? – искренне изумилась Ядвига, с долей уважения посмотрев на молодую немку. – Он ведь причиняет ужасную боль!
- Мне – нет, - хмыкнула молодая женщина. – Это мой ингатус. Вот если я возьму в руку ингатус Димитра или Виктора, или они мой – это действительно принесет чудовищную боль. Свой ингатус лишь слегка обжигает, - улыбнулась Элеонора. – Если он один у тебя, конечно. Если два и больше, ты их вообще не чувствуешь.
- Почему? – заинтересовалась валькирия.
- Каждый ингатус убивает в тебе частичку души. Хранитель получает свой ингатус при приеме в Орден, - пояснил Димитр, расправляя складки своей мантии. – У него появляется неразрывная связь с ингатусом. Вот почему применив последний, или единственный ингатус, Хранитель обрекает себя на смерть. Ингатус утягивает его в загробный мир. Когда ты отдаешь этим шарикам две и больше частички души, ты перестаешь принадлежать миру живых. Ты становишься сам… В какой-то мере как ингатус. Не причиняешь боль при касании, но отталкиваешь любой свет.
- Димитр единственный сейчас, у кого не один ингатус, - заметил Виктор, кашлянув. – У него их три.
- Три?! – удивилась Элеонора.
- Мне достался ингатус Мэтта. Он его не применил, - пожал плечами Матей. – И, полагаю, с разрезанными животом и грудью он ему больше не нужен, - эти слова вызвали у остальных мужчин хриплый злой смех.
- Ясно… - пробормотала себе под нос единственная среди Хранителей в этой комнате девушка.
- Кстати, Джинджер изолирована от остальных до момента «расплаты»? – поинтересовался Верховый Хранитель. Ватли усмехнулся.
- С Джинджер покончено, я лично руководил этой операцией, - грубым хриплым голосом поведал казавшийся старше всех присутствовавших ифрит. Строго говоря, он и был старшим из всех, ему было почти сорок. Новое командование Ордена Хранителей было почти в полном сборе, плюс все-таки не входившая в него по объективной причине Ядвига. Не входила она потому, что не являлась ни Хранителем, ни ифритом, а никто иной (тем более валькирия) войти туда не мог.
- К слову, у меня более важные новости, чем то, что Оливия отдала приказ об активной с вами борьбе, - всполошилась валькирия. – Реддл применяла Круциатус.
- Что?! – от возбуждения, вызванного ее словами, Димитр настолько подался вперед, что чуть не соскользнул со своего кресла. – Применяла Круциатус?! К кому?! Ты в этом уверена?!
- Мы судили ее за это, - взглянула на него Ядвига. – К… Кажется, его фамилия Долохов. Я, к сожалению, не запомнила точно, когда мы получили от Анны сообщение о необходимости суда.
- И каково же наказание?! – вперед подался уже Виктор, тревожно глядевший то на своего правителя, то на валькирию, сообщающую такие вести.
- Предупреждение. Я настаивала на наказании, но нас таких было только двое. Я и бразильянка.
- И все? А лишение дара там, способности… Разделение тела и сущности… - хлопая глазами, осведомилась немало удивленная Элеонора. – Я наслышана о суровости первых правил Кодекса!
- Ее ифрит выступил в ее защиту и показал, что Реддл под влиянием твоих чар, - Ядвига бросила на Димитра мрачный взгляд. – Те, что ты наложил на нее на Дне Ягнят. Думаю, это была с ее стороны не первая попытка Круциатуса. Они ищут так же способ снять с нее эти чары, - понизила она и без того негромкий голос. Ватли и Виктор нахмурились, Бутти тщательно скрывала тот факт, что очень насторожилась. Димитр же расслаблено откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники.
- Пусть ищут дальше, - злая улыбка появилась на его губах. – Я лично знаю лишь один способ их снять, и два – заглушить. Первый – убить меня самого.
- Не думаю, что им это удастся, - заметил Ватли. – Ты уже сейчас на порядок могущественнее Влада. Даже я сильнее, чем он.
- Ты не думал о том, что Реддл в общем-то я по силам? – Элеонора облизнула пересохшие губы. – А она все-таки не одна, у нее есть еще ифрит, и, уверена, не один.
- А теперь и Оливия с остальным Советом об этом знают. – Прорычал Виктор. Один из факелов, освещающих зал в замке Хранителей, погас. Бутти щелкнула пальцами и пламя вспыхнуло вновь.
- Думаю, Ядвига не откажется от чашечки моего травяного чая? – мило улыбнулась женщина. Молодая валькирия скромно кивнула. Хранительница посмотрела на своего начальника, одарившего ее едва заметным кивком.
- Еще новости о Реддл у тебя есть? – в то время, как Элеонора в глубине комнаты делала гостье чай, поинтересовался Димитр. – Как она выглядела? Насколько вы ей помогаете?
- В случае сражения с Хранителями и ифритами Федерация Сов прибудет вся, возможно, Трансильванский аврорат. Выглядела подавленной и напуганной, хотя на суде была довольно спокойна. Она явно переживает из-за этих чар, - коварная улыбка мелькнула на губах Ядвиги. – Не переживайте так из-за нее, как только она снова применит Круциатус или Империус, или еще что-то в таком духе, против Кодекса, ей конец. Я лично буду требовать самого сурового наказания, - подмигнула она Виктору. Но слова ее возымели неожиданный эффект. Димитр вскочил на ноги, молниеносно подлетел к валькирии и с силой вжал ее в кресло за плечи.
- Если она снова сорвется из-за этих чар, - прорычал он в самое лицо Ядвиги, - Ты лично будешь настаивать на мягком наказании, ты меня слышишь? - в его руке мелькнул кинжал с рунами чернокнижника. Женщина почти напугано следила за его движениями. – Никаких строгих наказаний, никаких разделений… Реддл нужна мне целой и в добром здравии.
- Но мой Повелитель… - влез было Виктор, осторожно положив руку на плечо разъяренного Верховного Хранителя. И тут же взмах руки отбросил его спиной на ближайшую стену. Ватли благоразумно предпочел молчать.
- Она должна будет командовать Диадемой и для этого осталось совсем немного. И мне нужно, чтобы она была в тот момент сама собой. Тебе ясно, Ядвига? – угрожающе рычал Димитр, склонившись к самому ее лицу и сживая ее плечи с нечеловеческой силой. Кинжал уперся ей в горло. Ядвига в ужасе зажмурилась.
- Димитр, - взмах палочки и его руку, сжимавшую валькирию за плечо, слегка обожгло. Верховный Хранитель отпустил жертву. – Я сделала нашей дорогой Ядвиге чай, - с поклоном поведала фройнляйн Бутти, извлекая из внутреннего кармана мантии флакончик с прозрачным темно-синим зельем и добавляя капельку его в чай на подносе. Матей слегка поутих, тяжело рухнул на свое место и одарил Ядвигу, обернувшуюся к Норе, взглядом, полным негодования и презрения. Элеонора с легким кивком и тщательно скрытой усмешкой подала валькирии чай.
- Очень вкусно, - заметила та, прихлебывая напиток на травах, грея ладони о чашку. Она залпом выпила оставшееся содержимое и взгляд ее слегка расфокусировался. Виктор подался вперед. Ядвига потрясла головой, приходя в себя, и повернулась к Элеоноре.
- Что желаете мне приказать? – с оттенком раболепия в голосе вопросила она красивую зельеваршу.
- Забудь о том, что ингатус к Луи применяла не я, - начала ровным и холодным голосом молодая женщина. – И запомни: твое личное отношение к Розалине, к Кэтрин, к Ирме и к Вирджинии никаким образом не должно влиять на то, как ты отнесешься к Реддл в случае суда. Ты будешь голосовать за мягкое наказание. Поняла меня?
- Да, Госпожа, - Ядвига покорно кивнула, глядя прямо в глубокие черные глаза, похожие сейчас на бесконечные туннели.
- А теперь подробнее расскажи мне о том, как прошел суд и о том, как себя на нем вела Кэтрин. Нас интересует любая мелочь, - все так же ровно и холодно продолжала Элеонора. Ядвига покорно кивнула, с обожанием во взгляде осмотрела всех Хранителей, включая пришедшего в себя Виктора, и начала подробное описание суда над Реддл…

… Час спустя, когда Ядвиге уже просто нечего было сообщить нового, Элеонора наконец позволила валькирии уйти. Действие зелья же, делавшего Ядвигу уязвимой для гипноза Хранителей, должно было продолжаться еще почти сутки. Элеоноре стоило девяти лет бесконечных опытов одно только то, чтобы его разработать. И еще почти два года ушло на испытания. Ядвига стала первой, на ком его применяли уже не в лабораторных целях, и относительно успешно. Имелся побочный эффект – Ядвига, к которой это зелье применяли уже не раз, начинала с каждым разом все больше и больше привязываться к Бутти, что походило уже на рабское почитание. И молодую немку это никак не радовало…
- Что ж, по крайней мере все было не бесполезно, - заметил Димитр, когда Ядвига скрылась за дверью. – Реддл купилась на мою аферу, к несчастью, Мальто все испортила, - скрипнул он зубами.
- Долохов исправил это обстоятельство, - заметил Ватли. – Что ни говори, спасение Реддл было всем на руку. Интересно только, как она умудрилась от него отбиться без маховика? Очень плохо, что память стерта. Думаю, там было что-то интересное.
- Гипноз не помог? – бросил на него взгляд второй помощник Димитра. – Ватли, ты глава ифритов. Неужели не сумел?
- Память стерла валькирия, - пожал плечами ифрит. – Наше счастье еще, что она неопытная. Он и так порядочно помнит.
- Когда я туда пришла, там были еще Влад и какой-то… не помню, какой-то ее родственник, - Элеонора нахмурилась, припоминая. – Полагаю, они и пришли ей на выручку. К несчастью, у меня были дела, их было трое, а Долохову я разрешила уйти.
- Зачем это? – удивился Виктор.
- Думаю, после Круциатуса, нескольких парализующих, допроса и Обливиэйта тебе бы не слишком хотелось сражаться, - вздохнул Матей. – То, что Круциатус был, мы установили, связанным его видела лично Нора, ну и без допроса обойтись не могло… - пояснил он в ответ на почтительный взгляд второго помощника. – И мы по крайней мере знаем, что мои чары действуют, что она в Британии. Думаю, где-то там и прячутся. Найти ее должно стать приоритетом. Ватли, - ифрит вскочил на ноги. – Розыск ее, Поттера или старшего Реддла поручен тебе. Если их сторожат ифриты, исключая Влада, убить. Валькирий тем более.
- Влад? – прохрипел Ватли. Димитр облизнул губы.
- Я сам хочу с ним разобраться. Приказ ясен? – ифрит кивнул и трансгрессировал выполнять распоряжение. – Нора, тебе я поручу сварить то же, что мы даем Ядвиге, но в больших количествах. И да, если удастся найти Реддла, она об этом узнает и будет упрямствовать, примените к нему Инг-Ша. Война уже началась, а я не намерен играть по правилам валькирий. Ватли находит, ты же осуществляешь «захват», - произнес он. Нора кивнула.
- Куда вложить ингатус? Кто это должен будет сделать?
- Кто угодно. Вложить в руку, крайнее – в рот. Не торопиться с ушами. Если не найдешь подходящего кандидата, - зловещие нотки мелькнули в его красивом голосе. – Инг-Ша применишь ты, - в глазах девушки промелькнуло странное выражение, подозрительно похожее на усмешку. Оставляя Димитра и Виктора наедине, Бутти коварно улыбнулась, быстрым шагом направляясь в свои покои в замке.
- Я приберегу свой ингатус для твоего уха, Димитр, - хмыкнула женщина. – Это лучше и эффективнее… Души у тебя нет, а вот мозги пока еще остались.
Когда еще десять минут спустя Виктор и Димитр вместе покинули кабинет, причем Верховный Хранитель на прощание коснулся губами щеки своего помощника со словами:
- Славная работа, Викки. Полагаю, на это Рождество тебя ждет неплохой подарок, дорогой мой! – едва за ними закрылась дверь, как бело-рыжая кошка с горящими желтым глазами вылезла из-под одного из кресел с длинными покрывалами и с наслаждением чихнула, взмахнув хвостом. Прижав ушки, она внимательно огляделась, на мордочке ее при воспоминании о том времени, что Матей и Виктор провели наедине, проявилось сильнейшее отвращение.
- Значит, Ядвига, - Милли покачала головой и крепко зажмурилась, что-то бормоча себе под нос. Громкий щелчок, погасшие факелы, взметнувшаяся с пола пыль. Когда пару мгновений спустя факелы вновь зажглись, кошки в помещении уже не было.

POV Снейп
"И все-таки я за тебя боюсь..."

И кто хранит тебя с небес?
не знаю, ангел или бес.
В герои всех твоих чудес я не гожусь.
Но тот, кто так тебя хранит,
Я знаю, никогда не спит.
И все-таки, я за тебя боюсь...

Би-2. Кого ты ждешь

Первые дни зимы принесли снег, мелкими сырыми хлопьями покрывавший двор и крыши замка. Холодные ветра же пришли уже давно, и особенной разницы я не замечал, тем более что в Хогвартсе было терпимо жить, впрочем, я к жизни в замке вполне даже привык за много лет. Куда хуже была другая атмосфера – отношение окружающих ко мне. Ученики и преподаватели меня откровенно недолюбливали и тайно, видимо, опасаясь гнева Беллы или мести моей и Кэрроу, ненавидели. Во взглядах многих студентов других факультетов читалось явное желание меня убить, во взглядах слизеринцев, не всех, но большой их части – недоверчивая напряженность. Возможно, однако, что дело крылось в том, что наши указы касались и их. Попытки возрождения Армии Дамблдора были вполне предсказуемы в сложившейся ситуации, и эти дети, школьники, едва ли осознавали степень опасности такого поведения. Я запретил собираться больше, чем по три человека, как в свое время Амбридж, но это едва ли могло сильно воспрепятствовать зарождению оппозиции… А прикрывать ее существование от Кэрроу, не зная толком, что именно планируют юные «герои», было крайне нелегким занятием. Но к началу декабря мне это вполне удавалось…
Джинни Уизли же «порадовала» меня еще больше прочих. Я ума не мог приложить, зачем им это понадобилось, но они попытались стянуть из моего кабинета меч Гриффиндора, точнее тот его вариант, что лежал на виду. Настоящий меч, само собой, им было не достать. Кэрроу же явно ждали, какую меру наказания я им за это определю, что только подкрепило мою уверенность в том, что Беллатриса намекнула моим помощникам, что за мной неплохо последить. Но, по всей вероятности, отработку в Запретному Лесу с лесничим (что давало мне уверенность в безопасности Джинни и ее приятелей) общество моих «друзей» сочло достаточно подходящим для этой ситуации и «бунт на корабле» не возник… Более явного проявления ненависти к новому режиму пока не было, что безмерно меня радовало – проблем мне хватало и без этого. Портрет Альбуса, подумав над расспросами Кэтрин, решил, что меч Гриффиндора мог бы помочь тем совладать с крестражами из-за яда Василиска, несомненно, впитавшегося в волшебную сталь. Добраться до самой змеи же нам не представлялось возможным, для это нужно было открыть Тайную Комнату, а змеиным языком я не владел. Кэтрин, которая могла на нем разговаривать, хотя при мне этого никогда не случалось, с нами не было и встречи с ней не предвиделось… И все же я ждал возможности узнать, где они, чтобы отдать им меч – крестражи нужно было уничтожить, это был единственный шанс на победу хотя бы в одной войне. Пока они существовали, Беллатриса была могущественна, опасна и бессмертна.
Я отложил в сторону номер «Пророка», который освещал события в стране, внушая людям, что все по плану и все у нас хорошо, что Министерство идет выбранным курсом и никуда не сворачивает, и отошел к окну своего нового кабинета. За ним царила ночная темнота, несмотря на то, что было всего лишь часов восемь вечера. В черном небе сгущались тучи, предвещавшие новые снегопады. Тусклые звезды зажигались среди этих облаков, своим холодным светом угнетая только сильнее… Мои мысли же находились сейчас далеко-далеко от Хогвартса, где-то там, в неведомых мне местах, где находилась моя Кэтрин… При мысли о ней сердце глухо екнуло и замерло. Мы не виделись уже больше месяца и на этот раз у меня не было о ней никаких вестей. Раньше мы тоже могли подолгу не встречаться, но хотя бы знали, где находится каждый из нас и грозит ли ему что-нибудь. Теперь же я не знал даже примерно, где они с Гарри…
И хотя она отличалась крайней удачливостью, ведь до сих пор ей успешно удавалось избежать смерти, да даже и просто серьезных проблем, что порой смахивало на то, что ее неусыпно хранит кто-то свыше, я ужасно боялся за нее. Кэт искали мы, искали Хранители, на нее ополчилась немалая часть самых обычных волшебников. Долохов так и вовсе на последнем совещании просил Темную Леди поручить охоту на Кэтти именно ему, что та вполне могла сделать – все Упивающиеся прекрасно знали, что сильнее, чем Антонин, ее никто не ненавидит. Однако в тот момент Беллатриса была разгневана и зла на него, и возглавить эту операцию Антонину не довелось – он провалил слежку за особняком, и именно появление и уход Кэт и стал одной из повесток собрания…
***

Мы все собрались в Малфой-Мэноре, я по левую руку от Беллы, Долохов – напротив меня, как обычно. А рядом с ним сидела чуть более бледная, чем обычно, Анжелика. Девушка удивила меня, да и всех прочих, придя в юбке до колена и с волосами до плеч. Причем словно бы на тон-два посветлевшими. Раньше она никогда не изменяла своей привычке носить джинсы и не стриглась… Хотя, казалось, Антонина ее новый облик более чем устраивал.
Люциус же, Нарцисса и Драко сидели примерно в середине стола, ближе даже к другому его концу, что на столь официальных совещаниях означало их достаточно немилостивое положение. Хотя Нарцисса, я был в этом уверен, могла сесть гораздо ближе к сестре, ей Белла недовольна была куда меньше, чем Драко и Люцем. Цисси не доводилось не то что провалить, но даже получить столь же важные задания, как ее мужу и сыну, и причин отправить ее в немилость у Темной Леди попросту не было. Кэрроу сидели слева от меня, после Яксли и Ранкорна. Такое положение дел меня в какой-то мере даже радовало – я по-прежнему оставался одним из приближенных Беллы, ее фаворитом, пусть и наравне с Антонином. Значило это то, что мне она доверяла. Анжелика и раньше сидела неподалеку, но это место заняла после недавней свадьбы с Долоховым, потеснив ранее сидевшего там Родольфуса. Как относится супруг Беллатрисы – официально их брак никогда не прекращал своего существования, тем более что и вдовцом Род никогда не числился, Белла ни фактически, ни юридически до конца не умирала – к тому, что он в иерархии располагался после меня, Долохова и с некоторых пор Яксли, я не знал. Хотя когда-то давно, вспомнилось мне, он сидел напротив Долохова, а я – за Антонином, напротив Люца. Но с тех пор утекло много воды и единственный, кто никогда, ни разу за все годы существования нашей организации, не менял своего места с того мига, как туда влился – Антонин. По крайней мере когда я пришел на свое первое собрание, он сидел уже там…
Однако это собрание началось с небывалого – Белла, дождавшись, пока прибудут все более-менее важные члены нашей организации, поднялась со своего места во главе длинного стола, обошла всех, постукивая палочкой по ладошке, остановилась за спиной Антонина и указала на него.
- Прежде всего я хочу поздравить своего дражайшего помощника, своего соратника и ближайшее ко мне лицо с успешным, фантастическим, непревзойденным, - в ее голосе слышались обычные для нее истерические нотки, а кудрявые волосы, по обыкновению торчащие во все стороны света, были растрепаны больше обычного. Глаза же зловеще сверкали. Мне вдруг подумалось, что не далее, чем прошлым вечером Лестрейндж пребывала в ярости, и даже сейчас ее недовольство было просто нескрываемым... – провалом! – она осторожно, чтобы не уронить палочку, похлопала в ладошки.
- А что случилось? – поинтересовался Яксли. Люциус и Родольфус переглянулись и хмыкнули. Кэрроу жадно навострили уши. Но почти все сидели в недоуменном шоке. Даже летом, после провала Яксли и Антонина на Корт-Роуд, наказан был только первый, да и то это было больше похоже на то, что Белла его мягко «пожурила».
- Слежка за особняком Реддлов провалилась! А девчонке удалось оттуда сбежать прямо из-под носа у этого… - она стиснула зубы, окинув Долохова негодующим взглядом. – Больше они туда явно не придут! И это благодаря нашему милейшему Антонину!
- Он провалил задание?! – искренне удивился я. – Как?!
- На Реддл охотится кто-то помимо нас, из-за ее сущности, полагаю, - с достойной зависти выдержкой отозвался Антонин. – Я уже объяснял Вам, Миледи, вчера, что если бы не мое вмешательство, нам некого было бы сейчас ловить. Кажется, способ беседы со мной просто обязан был подчеркнуть истинность моих слов… - скрытое значение этой фразы мне было более чем ясно, Беллатриса применяла к нему Круциатус. Судя по взгляду Малфоев и тому, как нервно Нотт прикусил губу, это было понятно не только мне. – Насколько я помню, моя Госпожа, нам всем не раз было напомнено о том, что Реддл нужна живой, - закончил Долохов.
- К Антонину применили обездвиживающее, к сожалению, удачно. Что было до него, я не могу сказать, - влезла Анжелика, положив свою руку поверх руки Долохова. – Но тот факт, что он не мог бы сопротивляться, когда я его нашла, налицо. Нам с трудом удалось уйти. Там была не только Реддл… - она переглянулась с Антонином, облизнувшим губы.
- А кто еще? – полюбопытствовал Кэрроу. – Поттер?
- Блэк. Я не знаю, был ли там кто-то еще, но этих двоих я лично видела. И кажется, был кто-то третий… - неуверенно пробормотала девушка. – Я могу биться об заклад, но То… я уверена, что провал Антонина едва ли полностью его вина. К тому же, - она сглотнула. – Когда там была я, Реддл была с маховиком на шее.
- Антонин, - заинтересовался окончательно Ранкорн. – А до прихода твоей жены что происходило?
- Это очень интересно даже мне! – заметила Беллатриса, потрепав Долохова по щеке и усевшись наконец на место. – Я так и не услышала подробного рассказа! – недовольно добавила она.
- Я обходил дом по периметру, - буркнул Долохов, сжав руку Анж в своей. – В окнах появились какие-то странные тени, женская фигурка в окне холла, из окошечек подвала повалил дым… Не знаю, из чего, это скорее по части Снейпа, - бросил он взгляд на меня. – Мне подумалось, что это кто-то из тех, кого мы ждем, но это была какая-то девчонка.
- Была? – перебил его Кристиан Смарт, молодой Пожиратель, допущенный недавно к подобным официальным собраниям в полной мере. Я искренне его ненавидел и удивлен был тому, что он не пытается сдать меня Белле. Хотя парнишка вообще смотрел на меня так, словно я всегда был ему просто преподавателем и ничего больше он обо мне не знал. Иногда мне казалось, что это походило на применение к нему заклинания, стирающего определенные воспоминания или всю память в целом. – Мастер Долохов, Вы хотите сказать, что…
- Была, - с усмешкой подтвердил Антонин. – Она убита. Мне просто пришлось спасти Реддл, эта девчонка пыталась ее убить. Не думаю, что такой вариант был бы нам хоть в какой-то мере полезен, - с тщательно скрываемым сарказмом в голосе заметил он. Смарт с благоговейным уважением посмотрел на него, Белла слегка успокоилась. – Когда я уже собирался отвести Реддл сюда, и маховик ее был со мной, произошло две вещи. У меня внезапно выскользнула палочка и кто-то, думаю, - он посмотрел на Анж и чуть заметно ей улыбнулся. – Блэк, пришел Реддл на выручку. Дальше я ничего не помню, и я тебе об этом вчера уже говорил, - обернулся он к Белле. – Ничего иного я не скажу, Миледи, потому что больше мне нечего сказать. Если бы не этот провал, вызванный отнюдь не мной, нам некого было бы искать. Теперь же мы знаем, что она в стране и действует, хотя я ума не приложу, что именно она делает. И, полагаю, у Блэка есть с ней какой-то способ связи, коль скоро он прибыл ее выручать. А еще, - он с торжеством посмотрел на Анжелику, погладив ее по руке. – Она напугана и взволнована.
- Я видела ее лицо. В глазах были страх и недоуменное волнение, - улыбнулась девушка. – Реддл боится. Явно боится. – В ее чуть хрипловатом голосе прозвучало что-то, смахивающее на торжество.
- Боится? – вкрадчиво поинтересовался Родольфус. – Чего же? Нас? – он мило улыбнулся Анжелике, но одарил ее при этом таким уничижающим взглядом, что та вздрогнула. – Или чего-то еще?
- Полагаю, не только нас, но и тех, кто еще на нее охотится и кто, думаю, ее туда и заманил, - пришел на выручку супруге Антонин. – Кроме того, вся сложившаяся ситуация не может ее не пугать. А напуганный человек способен будет совершить какую-то глупость и та может стать провальной!
- Постойте-ка, - внезапно сообразила Нарцисса. – Она не применяла к нему Обливиэйт? – леди Малфой воззрилась на Анжелику, на что та ответила достаточно спокойным и холодным взглядом. Родольфус напугал ее не только взглядом и голосом, но и тем, что вообще к ней обратился. Он, как правило, не открывал рот и хранил молчание, всех слушая и на всех глядя. С Нарциссой же Блаттон общалась и раньше…
- Применила, причем при мне. Но не слишком умело, как мы можем судить. Антонин ведь немало что помнит.
- В таком случае мне понятно, почему она ушла от Антонина и Анжелики, - влез я. – Это объясняет, почему такое произошло, Миледи, - я учтиво поклонился. – Антонин не мог какое-то время с ней драться, а Блаттон все же новичок, она менее искусна во владении темной магией. Реддл была не одна. Вины Антонина здесь немного, - добавил я. Долохов как-то странно мне улыбнулся.
- А не могла она колдовать без маховика на шее? – пискнул Драко. Люциус покачал головой, едва заметно. – Сама разоружить До… Ант… Долохова… - наконец определился он с тем, как называть правую руку Беллы и с недавних пор главного редактора «Пророка». – Она же валькирия, - пожал он плечами.
- Это невозможно, - на губах Антонина заиграла снисходительная улыбка. – Им нужны или маховик, или палочка.
- Антонин у нас специалист по валькириям, - насмешливо заметил Родольфус. – Все-то он у нас о них знает, - добавил супруг Беллы.
- Тому есть некоторые причины, - оборвала его Темная Леди. – Не забывай, что именно Антонин в свое время описал нам все способности Розалины, благодаря чему мы знали, как с ней бороться. Он действительно знает о валькириях больше, чем мы.
- Ну, может быть, кто-то еще о них что-то знает, а, Северус? – подмигнул мне Долохов, окончательно, видимо, успокоившийся. – Ты что-то о них знаешь?
- Откуда мне знать их особенности? Я учил Реддл, но только как обычную студентку, - стараясь хранить невозмутимость, отозвался я. Хотя внутренне это и вызвало напряжение. Каждый раз его намеки становились все прозрачнее и тем опаснее для меня. И все же Долохов словно играл со мной, не сдавая окончательно и не давая расслабиться.
- И все же мне бы очень хотелось узнать, - задумчиво процедила Беллатриса, - что происходило там после прихода Блэка и до прихода Долоховой.
- К сожалению, я не помню, - превосходно скрывая раздражение, которое у него несомненно было, заметил Антонин. – Но если бы я не вмешался, ловить было бы некого.
- И все же я очень попросила бы тебя впредь быть осмотрительнее. Тем более что ты, а не кто-то еще, готовит новичков. Им нужен хороший пример! – выразительно, но тихо вещала Темная Леди.
- Госпожа, позвольте нам возглавить поиск и поимку Реддл! – попросил внезапно Долохов. – Мне и Анжелике, - уточнил он. – Мы сделаем все возможное, чтобы ее найти! – пообещал он наконец. Но мольбы эти были отклонены. Беллатриса, еще злая и разгневанная, отказала этому его намерению и сказала, что подумает. Посмотрит, дескать, на его поведение. Отчего-то эта фраза вызвала в рядах Пожирателей помоложе смешок и перешептывания. Однако разговор шел дальше, касаясь дел более насущных, чем очередное грядущее назначение Долохова на новый пост. И уже достаточно поздно вечером, а собрание это происходило вечером субботы, причем Долоховы чуть задержались, под предлогом покупки Антонину новой палочки в Америке, мы наконец закончили и разошлись. Люциус поинтересовался, не останусь ли я у них на ужин, под предлогом того, что давно уже со мной не общался. Антонина попросила задержаться окончательно его, видимо, простившая Белла.
Мы с Люциусом сидели в гостиной за разговором ни о чем, Драко ушел к себе, явно чем-то недовольный, Цисси тоже скрылась в глубинах дома. Анжелика со скучающим видом прохаживалась по этажу, где-то там бродил и Хвост… Как вдруг мужской крик боли привлек наше внимание, а еще один, следующий, заставил нас с Малфоем поспешить в маленькую гостиную, откуда он и доносился. Кричал Макнейр, на которого прищурившаяся Блаттон, ныне Долохова, направляла палочку. На лице девушки проступили пунцовые пятна гнева.
- Так кто я? – то ли не заметив нас, то ли сделав вид, спросила она. – Крошка? Детка? – мужчина тяжело дышал, сжавшись. – Мне сказать Антонину?
- О чем? – поинтересовался над моим ухом грубоватый мужской голос. Я нехотя посторонился, пропуская освободившегося Антонина. – В чем дело, Макнейр?
- Мы… Немного…
- Он назвал меня деткой и заявил, что не прочь поразвлечься с такой крошкой, когда Темная Леди разберется с тобой, - не сводя с жертвы палочки, поведала Анжелика. Новый крик боли был еще страшнее предыдущего… Макнейра буквально трясло в воздухе, а по щекам от испытываемого покатились слезы. Антонину не было равных в области пытки. В том числе и сейчас.
- Надеюсь, он не распускал руки? – вкрадчиво поинтересовался Долохов, приобняв жену за плечи. Макнейр отчаянно помотал головой. Анжелика улыбнулась.
- Нет. Иначе тебе было бы уже некого мучить, - негромко заметила она.
- Лика, дорогая, подожди меня в гостиной, - улыбка Долохова стала почти нежной. – Я сейчас. – Девушка кивнула и направилась в гостиную, туда, где еще недавно сидели мы с Малфоем. Мы же остались поблизости, на всякий случай. Макнейр исподлобья глядел на Антонина, изредка осматривая и нас с Люцем, за компанию.
- Ты рановато списал меня со счетов, дружок, - покачал головой Долохов. – Я, к несчастью для тебя, очень хороший отзыв получил от Госпожи. Досадно, конечно, что слежка провалена, но пользы это ведь принесло куда больше. – Новый крик боли, новая пытка, новые слезы на щеках Макнейра… Антонин убрал новую палочку только тогда, когда его жертве с трудом хватало возможности дышать. – И запомни, Макнейр, что Анжелика носит фамилию Долохова. Надеюсь, когда тебе снова захочется развлечься, ты об этом вспомнишь и хорошенько подумаешь, - подмигнул он. – Очень хорошенько подумаешь, - голос звучал вкрадчиво, но интонации его не предвещали ничего хорошего…
- Антонин, - пробормотал мужчина, поджав ноги в коленях. – Что ты творишь? Я не говорил, что от тебя должна избавиться. Просто… Сам ведь знаешь, семейные традиции у нас подчас нарушаются! – новый крик боли прервал его речь. Закончив с пыткой, Долохов стремительно подошел к нему, грубо тряхнул за плечо и процедил:
- Не эта традиция. Если ты позволишь себе еще одно вульгарное полуслово в адрес моей жены, в палате Лонгботтомов появится еще один обитатель. Мы с Алисой тебе обещаем, - в его глазах полыхал до странности осмысленный гнев. Макнейр сжался еще больше.
- Я понял… - буркнул он. Поднялся на ноги, чуть дрожа, бросил взгляд на Малфоя. – Люциус, мне пожалуй пора. До встречи! До встречи, Снейп! – проходя мимо Долохова, он процедил скорее себе под нос: - я донесу до ее сведения, что ты творишь…
- К несчастью, - еще один грубый голос донесся до нас из коридора. В комнату заглянул Родольфус. – Она уже поняла, что происходит, и ее это позабавило. Передает, Антонин, что удивлена тем, что Макнейр еще в здравой памяти, - улыбнулся он. – Но удивлена приятно, Макнейр еще пригодится. – Последний, полыхнув от гнева, быстрым и нервным шагом дошел до холла и скрылся из виду. Долохов тоже засобирался уходить.
- Антонин, - окликнул его я, когда мы оба почти дошли до гостиной. Сценка с Макнейром была весьма красноречива. – Очень странное поведение для просто, как ты сказал нам с Люцем, фиктивного брака. – Он усмехнулся.
- Кое-что с того момента изменилось, - пожал плечами заместитель Беллатрисы. – Эта девочка стала для меня чуть больше значить. И включать ее в игры Макнейра и ему подобных я не собираюсь, - сообщил мне мой «друг». Он все еще проявлял ко мне дружеское расположение, но, словно играя с огнем, регулярно пытался вывести на чистую воду. Вообще я давно замечал это, а теперь убеждался все сильнее, что Долохов – двойственный человек. Ему могли быть присущи в адрес одного и того же лица несколько разных, полностью противоречивых чувств… Раздвоение личности? О нет, эти два чувства явно жили в нем одновременно. Скорее, я сказал бы, у него было что-то не так с головой. Причем все больше мне казалось, что начались эти проблемы еще до пожирательства и предательства Розалины…
- Ты ее любишь? – он покачал головой и снова направился к гостиной. Но не дойдя буквально пары шагов, оглянулся и негромко отозвался:
- Не люблю, - он покачал головой. – Но она мне дорога. Ей не нужно объяснений, чтобы понять, что мне тяжело или… Она меня понимает.
- Разве это так уж ценно? – удивился присоединившийся к нам Малфой. Долохов почти презрительно одарил его взглядом.
- Для меня это значит даже больше, чем то, что вы называете любовью. Полагаю, что уж это-то вы оба в силах понять. Любовь к валькирии – любовь достаточно извращенная, и она не проходит. Ее нельзя убить, - он с все той же осмысленностью взгляда посмотрел на меня. – Даже если этого сам же очень сильно захочешь, любить ее будешь все равно, - он взялся за ручку двери. – Лика любит меня. На большее, и вы оба это знаете, в моей жизни рассчитывать невозможно.
- И все же ты хотел бы ее любить? – подмигнул мне Люциус. Антонин всегда был нашим «другом». По крайней мере, мы двое допущены были к нему ближе, чем прочие. Но сейчас я едва ли понимал, что затеял Малфой. Долохов крякнул, оборачиваясь к нам.
- Это невозможно. Но будь этому хоть какой-то шанс…- он осекся на полуслове, помолчал и отрезал: - Она мне дорога.
- Только осторожнее с Беллой, - посоветовал я. – Она не в восторге от твоей идеи жениться, опасаюсь.
- Она не в восторге от того, что брак заключен был не при ней. Мы разговаривали с ней об этом, - улыбнулся Долохов. – Ничего больше и ничего меньше.
- Нам пора, - по всей видимости услышав его голос, Анжелика сама вышла к нам, расправляя юбку. – То… Антонин, я вполне готова идти, - девушка начала застегивать наброшенный на плечи плащ. Долохов вновь посмотрел на нее почти нежным взглядом.
- Идем, - кивнул он. И оглядел нас.
- Надеюсь, история с Макнейром не выйдет далеко за пределы Мэнора, - с нажимом на каждое слово произнес он. Это был не вопрос, не просьба, и ответа не требовал. Это был приказ.
- Я знаю, где он сейчас, - кивнул Люциус. – Обливиэйт уже в пути, Антонин.
- Я не про Обливиэйт, он и сам ничего не расскажет, это для него унижение. Я к тому, что если кто-то из вас двоих пикнет, вас ждет даже не Круциатус. А Авада, - он мило улыбнулся, взяв жену за руку. Тихий хлопок сообщил нам, что они трансгрессировали. Я попрощался с Малфоем и отправился в Хогвартс.
А уже там, растянувшись прямо в одежде на своей кровати, я наконец сумел дать волю мыслям, которых в голове роился миллион. Прежде всего я думал о том, что услышал о Кэтти. Она побывала в особняке, что едва не стоило ей жизни, и на выручку ей пришел отчего-то Блэк. Его, к слову, решив, что Реддл с ним как-то связана, решили искать активнее. Но Кэтрин была достаточно адекватной девушкой для того, чтобы прийти в столь опасное место без веской причины. Какой была эта причина? Что привело ее туда? Этого я не знал, но это делало все в моих глазах только страшнее… Что бы или кто бы не берегли мою любимую женщину свыше, этого явно недоставало. Опасность, сгущавшаяся над ее головой, становилась все больше и яснее…
Напуганная и взволнованная. Перед глазами возникло ее серьезное, повзрослевшее личико с усталым и измученным взглядом. Такой я и видел ее в прошлый раз… И в общем-то я прекрасно понимал, чем этот страх для нее вызван. Кэтти жаловалась на вспышки гнева, что она порой не контролирует себя. И это, судя по всему, было поистине страшно – рассказывая мне про них, она внезапно расплакалась… Мелькнула мысль о том, почему она стерла Долохову память. Кэтрин не одобряла это заклинание, ни раз в жизни его не применяла сама, и вдруг – стерла ему память. Что же ей хотелось скрыть? Внезапное озарение заставило меня резко подскочить, до боли в пальцах стиснув кулаки. Непростительное. Такому ее поведению я мог найти лишь одно объяснение. Она применила к нему Непростительное, неважно какое. Вполне возможно, что без палочки и маховика. Этим-то и вызван был ее шок, о котором говорила Блаттон, скорее всего.
Я не знал, могут ли валькирии колдовать без маховика, но давно подозревал такую возможность – однажды ночью Кэтрин, снявшая маховик, да и палочка лежала у нее на тумбочке, видимо, в силу ночного кошмара – они часто ей снились – довольно сильно меня обожгла. Магически. Я всего лишь коснулся ее руки и ладонь опалило огнем… Сознательным применением магии это не было, но у меня тогда возникли смутные подозрения, что даже маховик ей не так уж принципиально для волшебства нужен. Теперь же они только усилились… Но факт использования магии без маховика еще не вверг бы ее в такой страх и шок, какой был описан. А вот Непростительное, вырвавшееся под влиянием гнева, вполне. И тут же мелькнула новая мысль, страшнее предыдущей. Ее ведь за это накажут. Голова от мыслей о том, что она сейчас в самом центре неприятностей, а я ничем не могу ей помочь, я даже не могу ее найти и отдать меч, пошла буквально кругом….
Однако почти сразу же у меня вдруг появилась еще одна мысль, не утешившая, но слегка отвлекшая меня от тревоги за то, что теперь будет с Кэтти. Я вспомнил собрание, вспомнил то, как легко Беллатриса простила Долохову его промашки, и в то же время… Его никогда еще не отчитывали при всех нас. И я не был уверен в том, что Лестрейндж применяла к нему Круциатус при каждом удобном случае… Это могло обнадежить – его влияние на нее слегка уменьшится и опасность того, что он меня разоблачит – тоже. И насторожить в то же время. Если уж доверие, пусть и совсем немного, пошатнулось к правой руке, что уж говорить об остальных. Включая меня, разумеется. А еще настораживало то, что Родольфус внезапно начал проявлять активность. Беллатрису выдали за него сразу после школы, две чистокровные семьи породнились. Но пламенной любовью ни один из них к другому явно не пылал. И очень странно было видеть супруга Беллы, которого она явно после возрождения ставила еще ниже, чем никак, рядом с ней и проявляющим активность. Времена, что называется, поистине менялись. Да и ее отказ Долохову в столь важном поручении был вполне красноречив. Наверное именно это и дало Макнейру основания так повести себя с Анжеликой. Однако что-то мне говорило, что Долохов – не тот человек, в котором Беллатриса быстро усомнится и быстро избавится. Скорее наоборот, он среди Пожирателей рисковал меньше всех, что бы он ни сделал. Я никогда не понимал причин столь высокого доверия… Но теперь прояснилось и это. Именно Долохов был тем, кто сдал информацию о сущности Розалины. Для Лестрейндж, вне всякого сомнения, это имело огромную значимость. Отсюда-то и произошла его ценность в ее глазах… И все же теперь я мог слегка воспрянуть духом. Я был для нее почти столь же ценен, как и Антонин, и доверие ко мне должно было быть на той же высоте. А если это было так – это здорово обнадеживало…
- Я боюсь за тебя, Кэт, - я провел пальцем по щеке девушки на колдографии. Она улыбалась, а на губах настоящей Кэтти я не видел улыбки уже давным-давно. – И ужасно скучаю… - в памяти вспыхнули ее школьные еще дни, когда кучи забот и проблем у нас не было. Ее смех, озорной блеск ее глаз, теплые нежные руки. Валькирию невозможно разлюбить… Антонин был в этом тысячу раз прав, что было неудивительно. Вот только мне этого и не хотелось, что и отличало меня в данной ситуации от него. – Мы обязательно сделаем все, и справимся, - прошептал я снимку. В ушах внезапно прозвучал родной голос: «Конечно!».. Было ли это галлюцинацией или еще каким-то следствием ее дара, я не знал. Но даже услышать ее голос, живой, хрипловатый, тихий, было в тот момент настоящим счастьем. Он внушал хотя бы надежду на то, что она жива и если и наказана, то не слишком страшно…
***

- Рыжее чудовище, отстань от меня! – истерический крик Анжелики заставил меня, только-только вышедшего из кабинета, удивленно замереть. Девушка же, ругая какого-то монстра рыжего цвета, показалась из-за угла. На лице Блаттон красовались глубокие кровавые царапины, а в руках шипела и извивалась бело-рыжая рассерженная кошка. Последняя ударила лапой с выпущенными когтями по руке вскрикнувшей от боли девушки. – Профессор Снейп, - Анж огляделась, шмыгнула носом и подтащила кошку ко мне ближе. – Северус, угомони пожалуйста свое чудовище! – прошептала она, в то время как кошка снова принялась раздирать когтями ее кисти рук.
- Милли! – позвал я. Та повернула ко мне морду с прищуренными глазами желтого цвета. Выглядела она вполне упитанной, но взъерошенной и грязноватой. Я никак не мог найти ее в Школе. Как это удалось Блаттон?!
- Так вот ты где, заботливый мой! – такой злости в голосе кошки я не слышал еще никогда. Милли вырвалась из рук Анжелики и прыгнула уже на меня. Чтобы удержать ее на безопасном расстоянии от лица, пришлось применить немалую силу. – Хозяин, называется! Бросил меня, сбежал, потом и девушка твоя тоже. А я тут одна должна была сидеть! Подлец, негодяй, упырь! – извивалась Милли, пытаясь укусить меня за пальцы.
- Ты где ее нашла? – поинтересовался я у Блаттон, критически осматривавшей глубокие царапины на руках.
- На третьем этаже. Узнала, решила отнести к тебе, Кэтти летом жаловалась, что не может ее найти… А эта как вцепилась в лицо. Не кошка, а монстр какой-то! – девушка стерла с щеки проступившие из самого свежего на вид пореза капли крови. – Не везет мне с животными, - вздохнула девушка. – Да, кстати, я… сказать… он знает, - она внезапно вскрикнула, прижав руки ко рту, и замолчала.
- Кто знает? Что знает? – не понял я. Милли постепенно успокаивалась, хотя и продолжала осыпать меня всеми ругательствами на английском, какие только знала.
- Муж. Простите, я не могу больше ничего сказать… - девушка поморщилась. – Больно, однако же, - пробормотала она себе под нос.
- Тебе нечего сказать или не можешь по иной причине? – посмотрел я на нее. Анжелика с широко и красноречиво раскрытыми глазами, качая головой, произнесла:
- Мне нечего сказать. Я просто принесла Милли. До свидания, профессор! – она ушла, я взглянул на сердитую кошку. Та уже замолчала.
- Ты ее понял? – посмотрела на меня Милли. Я горько вздохнул. Взгляд и жесты Анж красноречиво показали, что фразы ее действительности не соответствовали. Муж, то есть Антонин, знает… Знать он мог только одно. О чем она хотела бы сообщить, само собой. Наши с Кэтти отношения… Я и раньше понимал, что он о них догадывается. Теперь же ситуация прорисовалась четче и ужаснее. Антонин не догадывался. Антонин знал. И я прекрасно понимал, откуда…
«Вот поэтому Смарт нас и не выдает. Он уже выдал. Другой вопрос в том, зачем Антонину все это скрывать?». Хотя тут же вспыхнула и еще одна мысль… Я призадумался о том, что толкает Долохова на странное подчас поведение. И мелькнула мысль о том, не затевает ли и мой «товарищ» какую-то опасную игру? И если так, какую роль в ней может играть Анжелика?
«Но будь этому хоть какой-то шанс…» - прозвучал в ушах его голос, договоривший недосказанную фразу. Он, показалось мне, хотел бы ее полюбить… И какое влияние это окажет на него, предсказать было невозможно…
- Понял, - я зашел обратно в кабинет, Кэрроу пока были на занятиях, «свобода»… Милли выслушала мои соображения и мрачно кивнула.
- Ситуация не из приятных. Долохов на меня не произвел впечатления милого человека. Судя по тому, что я о нем слышала.
- А где ты была, к слову? В Школе? – кошка помотала головой, сворачиваясь клубочком на моих коленях.
- До августа. Кормили домовики. Потом пришел Влад, забрал меня… В общем, выполняла мелкие поручения ифритов, типа принеси это, понаблюдай за тем-то. А потом меня забрала еще одна дамочка кое-куда, чтобы я посмотрела на жизнь и деятельность этих уродов изнутри…
- Ты сейчас-то откуда?
- Из замка Хранителей. И у меня для Кэт крайне неприятная новость. Сказать я ее могу только тебе и ей, сам знаешь почему. Но Кэт найти мне не удалось…
- Что за новость? – я погладил ее взъерошенную шерстку. Ответ Милли только усугубил мою тревогу и сгустил тучи происходящего… Среди валькирий, причем, судя по всему, Совета, была как минимум одна предатель… Это значило, что удар мог быть нанесен не только снаружи. Но и изнутри… Однако дальнейший рассказ кошки еще сильнее меня неприятно «порадовал». Кэт действительно, что та слышала в том же разговоре, применила к Долохову Круциатус. И, что пугало еще сильнее, Хранители начинали добираться до окружения Кэтти, притом причиняя тем ужасный и непоправимый вред.
- Я вернулась в силу того, что пока ифарито рядом, Хранителям ты не подвластен. А, думаю, Кэт не слишком обрадует то, что с тобой что-то случится. Но на тебя, - она махнула хвостом и прищурилась. – Я крайне зла.
- И как мне вернуть твое доверие? – улыбнулся я. Милли коварно рассмеялась.
- Холить, любить и лелеять. Может через годик и прощу! – ее слова и выражение лукавой мордочки вызвали у меня слабую улыбку. Через годик… Несмотря на все сгустившиеся тучи у меня вдруг родился слабый лучик надежды на то, что годик этот мы проживем… Точнее, переживем.
Кэтрин не наказали, ей, можно сказать, снова повезло. И все же… Я боялся за нее, и чем дольше шла эта странная война, тем сильнее становился мой страх…

0

106

Неизведанные грани валькирий (Гарри)
Круги расходились по воде небольшой речушки, на пустом каменистом берегу которой мы находились. Я замахнулся было очередным камушком, но опустил руку, услышав негромкие шаги по берегу по направлению от палатки. Местами уже лежал первый мокрый рыхлый снег, дул довольно холодный ветер. На севере, думалось мне, снега было уже больше. Кэт вынесла нас троих в очередную трансгрессию куда-то ближе к югу, как она сказала. Они с дядей когда-то отдыхали на этой реке. Может быть, и я тоже, эти места казались мне смутно знакомыми. Я не спрашивал, когда это было.

Караулить крестраж была очередь Герми, но она из палатки не выходила, навесив медальон на шею и укутавшись пледом. Несомненно, в очередной раз читая «Сказки барда Биддля».
Троих. Я снова горько вздохнул, вспомнив уход Рона неделю назад. С тех самых пор-то Гермиона и перестала со мной разговаривать, общаясь теперь исключительно с Кэтрин. Иногда мне даже начинало казаться, что и она сейчас тоже соберется и уйдет, оставив нас с сестрой вдвоем. Но еще страшнее, хотя я и понимал, что этого не должно случиться, передо мной вставала перспектива того, что меня оставит Кэт. Что мне делать одному, как я потом буду искать крестражи, я боялся и представить. Но в то же время разум настойчиво напоминал мне, что я, как оказалось, выбор Кэтрин, а это означало, что она просто не имеет права от меня уйти. Вот только… меня беспокоил вопрос – а не хочет ли?

- Перестань, плеск далеко слышно, - Кэтрин опустилась рядом со мной на холодную гальку и оглянулась на палатку, стоявшую шагах в десяти-двенадцати от нас. – Скоро будем пить чай, ты с нами?

- Не хочу, - я отрицательно помотал головой, снова посмотрев на водную рябь.

- Гарри, ты и так почти не ешь. Я тебя прошу. Попей с нами чаю! – теплая рука сестры коснулась моей щеки. – Или я тоже не буду! – заявила она. Я вздохнул. Кэтти очень похудела за время наших скитаний, хотя крупной ее назвать нельзя было никогда. Выглядела она бледнее обычного и довольно усталой, и я настаивал на том, чтобы сестра хоть что-нибудь в день съедала. Меня начинало всерьез беспокоить ее здоровье, ее вспышки ярости, не прибавлявшие нам радости, ее недавно начавшиеся головные боли и время от времени смутные видения. С амулетом ифритов Кэт за эту неделю не рассталась ни на секунду, и я прекрасно понимал, почему. Это было единственное, что спасало ее от лже-видений и чудовищных болей, хотя последние уже пару раз прорывались сквозь эту защиту. Димитр, кем бы по сущности своей он ни был, явно набрался побольше сил, чем раньше, что тоже пугало… Сплошной ряд проблем вырастал перед нами, как грибы, а надежды на то, что я хоть чего-то добьюсь, почти не оставалось. С уходом Рона осознание того, что дело встало прочно и надолго, стало только сильнее… Что заставляло девушек меня не бросить и помогать, я не представлял. Но уже за одно то, что они были тут, я был им благодарен. За то, что хотя бы кто-то был рядом…

- Ладно, я попью чай, - я поежился от холодного порыва ветра. – И ты тоже. Договорились?

- Ладно, - Кэтти какое-то время молча смотрела на воду, в глазах ее снова появилось выражение странной тоски, с каждым новым днем становившееся все явнее и явнее. После довольно долгого молчания Кэтти подняла на меня взгляд. – Ты скучаешь по ней? – просто, без обиняков спросила она. И почему-то я сразу понял, о ком речь – Джинни.

- Очень. И волнуюсь, как она там, в Школе, под руководством Снейпа. И вообще, хочу все закончить и вернуться домой. И в «Нору». И к Сириусу… И в Хог… А ты по нему скучаешь? – я с трудом скрыл улыбку, понимая, какой издевательской она получится. Кэтрин уже несколько лет упорно пыталась сделать из меня то ли слепого, то ли идиота, искренне, видимо, полагая, что я не замечаю ее достаточно странных взаимоотношений со Снейпом. Пару раз меня уже подмывало допросить ее более жестко, так, чтобы она не могла отвертеться, но я удержался. Мне было интересно, как еще долго она будет старательно делать из меня балбеса. Чем-то это даже сейчас напоминало странную игру – она делала вид, что между ними никогда ничего не было, я делал вид, что верю в это. Всех устраивало, все были счастливы, все со своей стороны хихикали над доверчивым компаньоном по игре… К тому же после убийства Дамблдора этим отношениям пришел конец, в чем я не сомневался. Кэтрин сама все видела, понимала, кем оказался этот урод, и тогда я промолчал, потому что не хотел причинять ей лишнюю боль… Беда была в том, что влюбившаяся валькирия любит все последующую жизнь, и, значит, Кэтти просто не могла не грустить об этих отношениях и не тосковать по нему… Наверное именно из жалости-то к ней я и молчал до сих пор, позволяя ей думать, что я не в курсе. Точнее, конечно, не догадываюсь…

***

Я не был уверен в том, когда эти отношения начались, но заметил я их в конце шестого курса Кэт. После истории с Хвостом Кэтрин на месяц угодила в больничное крыло, трое суток находилась на грани между жизнью и смертью, я каждую свободную минуту старался провести с ней, хоть как-то поддержать, и, само собой, мне было не до раздумий. Но вскоре ей стало лучше, прозвучало «Жить будет» - каким облегчением для всех нас стала эта фраза! – и мне стало спокойнее. А потом, продолжая навещать сестру и ожидая, когда же ее выпишут, чтобы вместе с ней просто сходить к Хагриду и попить чаю, что всегда было для нас обоих маленькой радостью, просто обнять ее, не чувствуя запаха лекарств и зелий, начал замечать кое-что еще, кое-что весьма любопытное и странное…

Я ни разу в жизни не видел, чтобы Снейп столько времени проводил в больничном крыле и так пекся о пациенте. Не то, что не видел, я о таком и подумать никогда не мог. Но тут факт был налицо – если бы не другие обязанности и дела, он бы вообще, по-моему, из палаты не уходил. И хотя в каждый мой визит, если он был там, он за какой-нибудь книжкой или газетой сидел в дальнем углу палаты, читая, я начал здорово сомневаться в том, что в мое отсутствие дела обстоят так же. И не ошибся…

Было уже довольно поздно, когда я, на ходу отвязавшись от менторским тоном читавшей мне правила Школы Гермионы, под Мантией, крался в Больничное Крыло. Мне отчего-то именно в тот вечер здорово захотелось навестить сестренку, а в том возрасте я жил по принципу «захотелось – сделал». В том, что там уже никого не будет, я не сомневался. Мадам Помфри тоже спит, пациентов кроме Кэтти там не было, Снейп (я так думал) тоже там по ночам не сидит. В последнем, как легко догадаться, я ошибся. Дверь была закрыта, но не заперта, впрочем, опасности для Школы вроде бы миновали. Я начал было уже ее открывать, стараясь не показаться из-под тогда еще большой для меня Мантии, как вдруг рука так и застыла в воздухе около ручки. Было от чего. По ту сторону двери раздался тихий женский смех, принадлежавший Кэтти, и негромкий, едва слышный мужской голос. Причем принадлежал он явно не дяде Тому, который так тихо на моей памяти вообще не разговаривал. Я машинально коснулся ручки и тут же убрал руку – заходить я передумал, тем более что даже будь там дядя, мне бы пришлось несладко. Строгость моего опекуна была в нашем окружении предметом шуток и входила, наверно, в список первых ассоциаций с его именем… «Тем более попадаться не хочется Снейпу», - отступая от двери и готовясь идти обратно, подумал я. – «Снейпу?!».

Декан Слизерина смотрел прямо на меня, так, что я испугался было, что Мантия спала. Но рука, сделавшая несколько царапающих движений, словно попытка ухватить ткань, подсказали мне, что он меня не видит. И все же я не то, что шагать, я дышать боялся.

- Да показалось мне, кому по ночам ходить охота? – послышался недовольный слабый голос Кэтрин. – Хватит кого-то там искать! – дверь захлопнулась, закрыв меня от зельевара. Способность двигаться вернулась и я со всех ног поспешил обратно в Общую Гостиную, попросив по пути Полную Даму умолчать о моем походе, где на меня снова напустилась Гермиона… Но я ее не слушал, мои мысли в тот момент потрясло другое: присутствие там Снейпа в столько поздний час, когда ему вообще-то полагалось находиться явно не там, а в своих личных апартаментах. И хотя Герми и Рон, которым я про эту «встречу» рассказал, были свято уверены, что его постоянное нахождение рядом с сестрой вызвано серьезностью ее болезни и лечения, у меня на дне души зародились первые, и уже достаточно сильные, подозрения. Потом я уже следил за ними, хотя и сам себе в этом признаваться бы не стал. Но долгое время ничего всерьез подтверждающего мою теорию не случалось. Однако поездки Снейпа к нам (он якобы подружился с дядей и ездил в гости к нему), то, что Кэтти во время обмена с университетом и потом, когда работала, будучи в Школе, за трапезой сидела рядом с ним и нередко довольно-таки мило с ним беседовала, пара случаев нашего с ним личного общения, во время которого я за минуту не услышал ни одного его ехидного «Поттер» и ни одного замечания в адрес меня или отца, то, что после выпуска Кэтти, случалось, обращалась к нему на «ты» и по имени… Ее кольцо на безымянном пальце (купила она его, как же!)… И множество мелочей типа случайных оговорок и впадений сестренки в задумчивое состояние, крайне высокодуховного общения ее и Снейпа, стоило мне показаться на горизонте, все больше с каждым годом укрепляли мои подозрения. А в последние месяцы, после смерти Дамблдора и всего прочего, подозрения эти перерастали уже в прочную и сильную уверенность.

Не могли ее не укрепить и те обстоятельства, что стоило мне заикнуться о том, чтобы разобраться с ним или же просто что он – урод и сволочь, предатель, Кэтрин приходила в такую ярость, что убить меня готова была. Нет, ярость-то ее вызывали чары Димитра, я это понимал и старался относиться к этому снисходительно. Но вот причина… я понимал эту причину и радости она мне не прибавляла совершенно. Да и кому прибавит радости тот факт, что твоя сестра влюблена в одного из твоих врагов? Самых больших врагов. Да и своих, в общем-то, тоже… Молчал я, как я уже говорил, только из жалости к и без того несчастной сестренке. Но в случае возникновения у меня в ее адрес малейших подозрений в том, что она с ним видится, сотрудничает, помогает, что она просто ему верит все еще, молчать бы я не стал. А за три с половиной года моих сомнений и догадок злости у меня накопилось порядочно. Не на сам факт ее к нему чувств, штука это спонтанная. На попытку выставить меня слепым идиотом, причем и все окружающие были в эту игру явно втянуты. И мне даже интересно было, так ли и они искренне верят в то, что я ничего не вижу, или просто решили потешить блажь сестры. Так или иначе, я все еще якобы ничего не знал…

***

- Очень сильно скучаю, - Кэтти поежилась от холодного ветра. И тут же опомнилась. – Ты же про папу? – взглянула она на меня. Я только усмехнулся, постаравшись этого не показать.
- Ага. А есть еще кто-то, по кому ты скучаешь? – она помотала головой в знак отрицания. – Ну вот, нескоро я погуляю на твоей свадьбе! – вздохнул я, подыгрывая ее уверенности в моем идиотизме.

- Если ты на ней еще погуляешь, Гарри, - едва слышно пробормотала она, что разом уничтожило мою легкую веселость. – Если я до нее вообще доживу. И не только я… Так что это я надеюсь побывать на свадьбе твоей и Джинни, скорее уж…

- Намек понят, - я кивнул. – Думаю, мы тебя пригласим!

- А Джинни в курсе? – улыбнулась Кэтрин, похлопав меня по плечу.

- Я сообщу это ей после нашей победы… Наверно, - мое настроение упало окончательно, поскольку терзавшее меня осознание того, что Рон, уходя, был прав, отодвинуло все прочие мысли далеко на задний план.

- Кстати, - уловив мое настроение, что ей всегда каким-то чудом удавалось очень хорошо, сестра явно решила мне подыграть. – Знаешь, что я первым делом сделаю, когда мы вернемся домой? – взглянула она на меня. Я хмыкнул, качая головой. Перед мысленным взором возник наш особняк и моя комната, с постерами на стене, серо-зеленое покрывало на кровати Кэт… Мы нередко по субботам на каникулах до глубокой ночи сидели там, забравшись с ногами, пили шоколад, который нам готовил дядя, и болтали обо всем на свете. Я очень любил такие субботы… Это было для меня общение с самым близким человеком. С лучшим другом… и единственной сестрой. И внезапно я осознал, как сильно я устал жить в этой чертовой палатке, ходить по этим гадким лесам, рекам, горам и гоблин знает каким еще местам, воевать с Беллатрисой и ее приспешниками, числиться в розыске… Я понял, что просто хочу домой. Ненависть к Лестрейндж и ее слугам, отобравшим у меня почти все, ощущалась еще острее. Но, как ни странно, эта вспышка гнева прогнала начинающуюся депрессию. – Я испеку рыбный пирог. Сама, без магии. – Заметила Кэт. – Как до войны…

- Как на Рождество и день рождения дяди? – улыбнулся я. Она пекла его каждый год, на Рождественских каникулах, и мы все, я и дядя, и Рем, с нетерпением этого ждали. Это было самое лучшее блюдо от Кэт, и она никогда не использовала магию при его приготовлении.

- Точно такой же. И мы все соберемся на кухне и его съедим. Все чет… трое. Совсем как раньше… - она замолчала и минут пять вокруг царила полная тишина. – Я хочу домой, - поднимаясь с земли, прошептала Кэтти. – Я очень хочу домой, Гарри… Пошли, думаю, чай уже готов.

- Идем, - я покорно зашагал следом за ней, и уже на входе в палатку негромко заметил: - Я тоже хочу домой, Кэт. Я тоже.

***

На следующий день наш однообразный ход жизни всех последних месяцев стал чуть-чуть разнообразнее. За завтраком, если это варево Гермионы из грибов можно было так назвать (нет, Герми была во всех отношениях прекрасным человеком – умная, хороший и добрый друг, но вот готовила она ужасно невкусно), Кэтти внезапно уставилась на подругу так, что вздрогнул даже я.

- Гермиона, ты же вчера расспрашивала меня про мою последнюю встречу с Долоховым?

- Нууу… да, - промычала та с набитым ртом. У меня рука с ложкой застыла, не дойдя до рта.

- Я тут подумала насчет твоих слов про колдовство без маховика. Я не помню таких случаев, но это не исключает их возможности… Дар валькирий, как мне сказала одна мудрая женщина, даже нам самим во всей своей полноте неизвестен.

- Может тогда попробуем? Ну, снимешь его и что-то попробуешь сделать? А я подержу.

- Вы вообще о чем? – не выдержал я. Обстановка таких вот разговоров без меня и наших с Кэт о деле без Гермионы меня тоже угнетала. Мы были втянуты в это втроем и я искренне считал, что и решать проблемы мы должны тоже все вместе. Но Герми фыркнула, одарив меня испепеляющим взглядом.

- Гермионе вчера пришла в голову мысль о том, что этот случай с Экспеллиармусом, что я применила к Антонину, был не так уж случаен. Она предположила, что это может быть еще одна из скрытых способностей валькирии, - ответила мне сестра. И тут же повернулась к нашей подруге. – Гермиона, его не надо давать преемнице, уже назначенной, но пока не являющейся валькирией, уронишь. Гарри можно. – На это Гермиона снова презрительно фыркнула.

- Но раньше-то ты не умела колдовать без маховика или палочки, - пожал я плечами.

- А я и не пыталась. Я только раз пробовала заставить браслет работать. Но он напрямую зависим от маховика или, на крайний случай, палочки. Браслет – вспомогательный атрибут, он не имеет собственной магической силы. Но я и не слышала о такой возможности, честно говоря. Доедай, и пробуем, - Кэт отложила ложку, не съев и половины своей порции. – Надо узнать, что это было… - Гермиона кивнула, поспешно доедая свою похлебку. Я отставил тарелку, правда съесть успел уже почти все, и тоже встал.

- Гарри, - Кэт осторожно сняла маховик с шеи и протянула мне. – Держи его очень-очень крепко, так, словно у тебя его вырывают, а ты не хочешь отдавать. Ладно? И не надевай на шею ни в коем случае! – когда я уже крепко сжал крохотные часики в руке, добавила она. Гермиона тоже присоединилась к нам, мы вышли в гостиную и там я присел на край кресла, маховик казался довольно тяжелым и держать его отчего-то было не слишком-то приятно. Словно это какой-то мерзкий жук. Чем вызвано такое ощущение, я не понимал. А Герми наставила на Кэтрин палочку.

- Разоружи меня, - произнесла она. Несколько попыток Кэтрин и дважды угодившие в нее чары Гермионы, сделавшие из Кэтрин кролика (отросли уши) и связавшие ее, видимого эффекта не принесли. Гермиона покачала головой.

- Попробуй еще что-нибудь сделать, - нахмурилась она. Маховик начал трепыхаться в руке и пришлось приложить немало усилий, чтобы его удержать. Кэтрин пыталась приманить книгу, положенную девчонками на стол, но и это было безрезультатно… Та лишь чуть-чуть шелохнулась. Кэт опустила руки.

- Бесполезно. Я понятия не имею, что это было.

- Стой-ка! – скомандовала вдруг Гермиона и умчалась в спальню, где мы и ночевали и где лежали кое-какие наши не самые нужные вещи. В том числе и те самые мантии, что остались с похода в Министерство. Мы с Кэтти лишь недоуменно посмотрели ей вслед. Там что-то шуршало, словно Герми переодевалась или что-то в этом духе, и я отвернулся – стены были не каменными все же, мало ли. А когда повернулся на звук неожиданно тяжелых шагов, то по инерции вскочил на ноги раньше, чем успел что-то сообразить. И свободной от рвущегося прочь маховика рукой наставил палочку на мужчину, выходящего к нам. Тот хищно, недобро и знакомо усмехался, приближаясь к Кэт. И, явно от неожиданности и легкого страха, отобразившегося даже на ее лице, Кэтрин рявкнула «Экспеллиармус» так, что я чуть не упал вместе с креслом, опустив палочку – до меня очень быстро дошло, что это Гермиона. До Кэт, видимо, чуть позже…

А вот Гермиона-Долохов упала. Палочка оказалась в руке Кэтрин, едва была на нее устремлена. А последняя, страшно побледнев, рванулась к подруге, помогая ей встать.

- Гермиона, извини, я не хотела!

- Я на это и рассчитывала, - грубым голосом отозвалась Герми, поднимаясь на ноги. – Неожиданность хотела создать.

- А откуда его волосы? – нахмурилась Кэтрин. Гермиона пожала плечами.

- У нас осталось немного Оборотного Зелья, я глоток сделала. А волос сняла у тебя с плеча, когда ты вернулась. У Сириуса они немножко другие, а уж волос Влада я точно отличу. Вот я и решила, что это скорее всего с Долохова. Он же близко к тебе стоял, вот в свитере и запуталось, видимо, - поясняла Герми. Кстати, я думала, он на вкус неприятнее, - добавила Гермиона.

- И на что похоже? – поинтересовался я, взявшись за цепочку – маховик уже начал меня жечь, видимо, стремясь к хозяйке. Я понял, почему Пожиратели его на себя не надевали и убирали сразу в карман, просто он не давался так уж легко. Не позволял его спокойно трогать.

- Непонятно. И горько, очень, и как-то… терпко, что ли. Но не так противно, как Милиссента, - явно забыв о злости на меня, отозвалась Герми. – Получается, это у тебя реакция на твой страх? На угрозу тебе? – перевела она взгляд на задумчивую и растерянную Кэтрин.

- Я и раньше его побаивалась, да и не сказать, чтобы я так уж сильно там испугалась… Однажды мне было еще страшнее, но такого не случилось.

- А о чем ты думала, когда меня разоружала? – сев на кресло, Гермиона потерла затылок. Она выглядела еще как Долохов. Кэтрин пожала плечами уже в который раз.

- Да ни о чем, - отозвалась Кэт. – Я и не подумала, а ты уже на полу. Стойте-ка! – сестра на радостях обняла сначала Гермиону, что было с виду странно – обнимающая Долохова Кэт, потом и меня тоже. – Я поняла, в чем дело. Это даже не страх, это скорее непроизвольная защита с моей стороны, от отчаяния или от злости… Суть здесь в том, что это должно вырваться непроизвольно, случайно. Я концентрировалась на том, чтобы колдовать, ничего не получалось. Когда увидела Долохова, не сразу поняла, что это ты, и заклинание само вырвалось! На уровне подсознания. Теперь мне интересно другое, - прищурилась она, сев в ближайшее кресло. Я протянул ей маховик, но забирать его, начавший уже буквально буравить мою кисть, словно ковыряясь в коже, она не торопилась. – Могу ли я научиться пользоваться этим сознательно… Как думаете? – поглядела она на нас.

- Не знаю, надо пробовать, - пожала плечами Гермиона. – Но если бы ты на самом деле сумела так делать, это не было бы лишним совершенно. Это значили бы, что ты стала бы неуязвима для таких случаев, как последний с Долоховым. Не лишалась бы способности прибегать к магии.

- К слову о способностях, - внезапно переключилась Кэтрин. – Гермиона, у нас много проблем и они грозят вызвать большие трудности. Так вот, война есть война и что-то может произойти со мной… Я хотела бы начать учить тебя правилам и сущности валькирии, чтобы если что… - Кэт тяжело сглотнула. – Ты была бы не совсем беспомощна и растеряна, получив такой дар. Ты сама хочешь этому научиться? – поинтересовалась она у подруги. Гермиона, серьезная, с блестящими от делаемых нами открытий глазами, медленно кивнула. Глаза ее широко раскрылись от изумления.

- Кэтти, но ведь ты жива и здорова! – покачала она головой. – Если ты думаешь, что так лучше, я готова, но ты же в порядке!

- Я не в порядке, Герми, - хмыкнула сестра. – Ты даже не представляешь, что происходит с моим сознанием и даром. Если бы не помощь Влада и Анны, полагаю, им руководит она, я бы давно или совсем свихнулась, или убила кого-нибудь. Впрочем, сейчас это одно и то же. И пока талисман меня защищает и мне хватает сил сопротивляться, я хочу обучать свою преемницу. Боюсь, однажды тебе это может пригодиться против меня же… Я могу убить вас обоих прямо сейчас, и вы не успеете даже пикнуть. И именно поэтому я хочу тебя обучать. Ты сможешь понять, что со мной что-то не так, если я потеряю контроль над рассудком. И опередить меня. Мы могущественны, но смертны. Когда со мной будет покончено, ты примешь дар. Если я погибну, помогая нашему общему делу, ты примешь дар. Посвящение пройдет очень скоро, сейчас нужна полноценная валькирия и это понимают все. На то, чему я училась годами, с десяти лет, у тебя есть пара месяцев. Прошу тебя, отнесись к этому серьезно.

- Гермиона не сможет убить тебя, - прошептал я. Маховик как-то внезапно похолодел, перестав вырываться. Словно вместе с поникшей сестрой погрустнел и он. – Она не сумеет.
- Ей и не придется, - грустная улыбка показалась на губах Кэт. – Достаточно будет лишь позвать Влада. Остальное сделает он. Явится он мгновенно…

- Но он служит не мне! – возразила Гермиона. Кэт почти рассмеялась, запрокинув голову и странно ухмыльнувшись.

- Он придет, поверь мне. И успеет. Я буду до последнего сопротивляться этому, пока будет хоть капля моей собственной души. Тебе достаточно будет лишь сказать ему, что я хочу убить Гарри. Он услышит и придет. Я уже сделала для этого все необходимое.

- Он не сможет… - прощептала Гермиона. Кэт медленно поднялась, обошла Герми, все еще выглядевшую Долоховым, и замерла у входа в спальню.

- Он сможет. И я, и он это понимаем. Мои способности, Герми, не игрушки. Это проклятье. Именно поэтому, если тебе придется принять мой дар, я заранее прошу у тебя прощения за то, что взвалю этот груз на тебя. Мама не просила его у меня, но теперь-то я поняла, что дар она отдавала не потому, что ей было больно. Она просто осознавала, что я была достойнейшим в тот момент кандидатом, и что мне это поможет в жизни… Тебя я выбрала исключительно потому, что никто иная не осознает всей степени ответственности и силы быстрее тебя. Но если это случится, - она тяжело вздохнула, - прости меня. Видит Время, я этого не хочу… - Кэт скрылась в комнатке и вскоре, почти бесшумно и там, и уже в гостиной, вышла к нам в белой мантии в пол. Волосы сестры, доросшие до плеч и чуть ниже, были перехвачены зеленой лентой. Я уже давно не видел ее в этом облике и вдруг тоскливо заныло сердце. На месте Кэт я отчетливо увидел тетю Роззи в таких же одеждах. Вспомнил, как суров и непреклонен был тогда ее голос, то, с какой легкостью она тогда оторвала Петтигрю от пола, не поведя и пальцем, одним лишь взглядом, и пригвоздила к стене. И то, с каким ужасом Хвост на нее посмотрел.

- Роуз! – в комнату, где мы находились, влетел взволнованный папа. – Роуз, отпусти его! – легкое, неуловимое движение руки и отца отшвырнуло к двери с такой силой, что он чуть не упал и схватился за косяк. Я, тогда совсем маленький, напугался смертельно и дрожал, глядя на молодую красивую женщину, внезапно превратившуюся словно бы в хладнокровную богиню возмездия. Я не помнил, что тогда делал Хвост, но у меня было стойкое ощущение, что он, якобы играя со мной, намерен был меня убить или что-то в этом роде. Что-то же вызвало у валькирии такую спокойную ярость. Тетя Роззи посмотрела на Хвоста, улыбнулась и тот рухнул на пол, сжавшись в комочек.

- Помни, Петтигрю, я валькирия. Я гораздо сильнее, чем ты думаешь. И кто бы ни был твоими друзьями, не забывай – очень мало кто из них осознает всю степень того, что я могу сделать. Очень мало кто способен будет один оказаться равным мне и иметь все шансы. И последнее. Поверь, ты не входишь в число тех, кому я советовала бы встретиться со мной в одиночку. Джеймс, извини, - тетя заботливо потрепала меня по голове и ангельски мне улыбнулась. – Я напугала Гарри, прости… - она наклонилась ко мне, поцеловала в лоб и тих пару секунд пела мне на ушко одну из вариации Песни Валькирии. Все участники сцены успокоились. Я вспомнил, что потом Хвост никогда не оставался наедине со мной. Или мама, или тетя Роуз, или пару раз дядя Том всегда были рядом.

Внезапно в памяти вспыхнуло еще одно обстоятельство, врезавшееся в нее потому, что кое-что о валькириях я уже тогда знал. И знал, что в такой одежде маховик должен быть на виду. Все это – символы сущности и власти валькирий, официальное их одеяние. Но в тот момент на шее сестры Розалины Реддл, валькирии Соединенного Королевства, маховика времени не было. Палочки в руке тоже… Тетя Роуз колдовала без атрибутики! Я понял, что нужно срочно сообщить об этом Кэтрин…

- Гарри, ты вообще слышишь?! – прозвенело над ухом. Я вздрогнул. Кэтрин уперла руки в бока и сердито на меня смотрела. Гермиона снова фыркнула.

- Извини, я задумался и… кстати… - но меня перебили.

- Подержи маховик за цепочку и ни в коем случае не отпускай и не надевай на шею. Он повырывается и сникнет, но не пугайся. Это так и должно быть. Герми, глаз не своди с маховика. Я сейчас уйду и потом вернусь, возьму палочку Гермионы, на всякий случай.

- Тебя же увидят! – возразил было я. – Возьми Мантию!

- Не увидят, - отозвалась сестра, шагая уже к выходу из палатки. – Не увидят…

После ее ухода через минуту маховик дернулся как сумасшедший, и вырывался из руки со страшной силой. Мы с Гермионой молчали, не отрывая взгляд от золотистой вещицы в моей руке, которую я едва удерживал. Внезапно маховик словно сжался на миг, ярко вспыхнул желтым и после этого почернел. Чернота стремительно расползалась по цепочке. А маховик показался таким тяжелым, что я испугался, что не удержу его в руке. И, не вняв предостережениям Гермионы, когда маховик весил уже как приличный камушек, а моя рука устала от борьбы с маховиком, удивляясь про себя тому, как Кэтрин умудряется таскать его на шее постоянно, накинул цепочку на себя.

Странно ощущение пронзило легкие, словно я задыхаюсь. Медальон весил как приличный булыжник, грозя сломать мне шею. И это он еще, кажется, дезактивировался. Что ж тогда со мной сделал бы активный?

- Гарри, недоумок! – Кэтрин подлетела ко мне, сорвала с шеи цепочку и надела на себя. – Как ты? – заволновалась она. – Никто еще его не надевал, но я слышала, что это бывает иногда опасно, особенно для слабых волшебников.

- Было трудно дышать, но и только. Как ты носишь эту штуку на шее, он же тяжелый?!

- Только для тебя. Он подумал, что раз хозяйки столько времени нет, ты пытаешь его у меня украсть. Это защитная реакция, он хочет ко мне. Потому-то я тебя и просила не надевать его на себя. Не знаю, чем такое может обернуться… Но ты, вроде, цел, - она критически меня осмотрела.

- А как ты узнала, что я его надел на себя?

- Я же с ним связана, он же мой! Я почувствовала сначала, что он отключается, а потом его страх. Он меня искал. Да, - поймав наши с Гермионой взгляды, поясняла сестра, - маховики имеют память и некоторые подобия чувств. Случается так, что маховик хоронят вместе с валькирией, он не принимает никакую другую. Мой ждет та же участь, боюсь. Делать их сложновато, это отнимает у той, кто их делает, уйму времени и вызывает необходимость общаться с миром, лежащим за пределами нашего понимания.

- Но ведь маховиков в Отделе Тайн было полно, можно же просто взять любой! – не понимал я. – Зачем их изготавливать с такими трудностями?

- В Министерстве были обычные маховики, человеческие. Мой же – маховик валькирии. Обитель моей сущности. Они специальные и никому, кроме валькирий, не дано права их носить. То, что носила Гермиона на третьем курсе, был лишь жалким подобием настоящего. Он мог вернуть вас назад во времени, но ненадолго, на ограниченный временной диапазон, и не влиял на то, как будет идти мир вокруг вас. Мой же может вернуть назад во времени не только меня, куда угодно, и в том числе навсегда. Итак, - оборвала она себя. – Так он выглядит, когда неактивен. А теперь начну лекции. С чего начать? – Кэт села в кресло и улыбнулась. Гермиона, превратившаяся обратно и в одежде мужчины выглядевшая теперь нелепо, присела на краешек стула, приманенного с кухни.

- Расскажи мне, пожалуйста, про то, как работает Поцелуй. Я все никак не могу понять, как можно вернуть с того света… - попросила подруга. Маховик на шее его нежно погладившей Кэт снова стал золотистым и теплым и уютным на вид. Могущественная, опасная и крохотная при этом вещичка обрела вновь свою хозяйку.

- Наставница Оливия говорила мне, что молодые валькирии про это часто спрашивают в первую очередь. И преемницы вроде тебя, - покачала головой Кэтрин. – Всем хочется его применить, чтобы оживить кого-нибудь, пока они не узнают его цену… Гарри, - она посмотрела на меня. – Так не принято, ты же парень, преемником быть не можешь. Но я просто завяжу тебе язык, я это делать умею. Можешь послушать и это, и правила, я буду диктовать их Герми. Итак, валькирии живут долго, я слышала о двух сотнях лет. Наш дар, по сути своей, очень мощная энергия. Жизни и в то же время боевая. Он поддерживает тело, старение идет медленно и женщина, получившая дар, долго живет. Так бывает, если поцелуй не применить. Но если валькирия кого-то так поцеловала, срок ее жизни…

- Сокращается, - пискнула Гермиона, поглядев на сестру. – А намного?

- Вдвое, - отрезала Кэтрин. – Срок жизни валькирии, применившей эту способность, сокращается почти вдвое. И общая жизненная сила несколько понижается. Эта энергия тратится на воскрешение, а дальнейшая судьба человека – в его руках. Мы… - она замялась, думая, как бы лучше что-то выразить. – Мы словно бы отдаем живую энергию миру за гранью, как плату за то живое, что он забрал. Частичку себя в обмен на того человека, которого возвращаем. Это одна из причин редкого прибегания к Поцелую. Страшно отдавать загробному миру часть своей жизни и своей сущности.

- А есть какие-то ограничения? – поинтересовалась побледневшая Гермиона.

– С момента смерти должно пройти не больше двух суток, и это всегда по-разному. Чем маг сильнее, тем дольше он после смерти может вернуться. У обычных людей, маглов и сквибов, этот срок равен часам десяти, а то и восьми.

- А какова еще плата? – спросил я. – Ты говорила, что отдать половину собственной жизни – это только одна из плат. А еще одна? – сестра побледнела, было видно, что говорить ей об этом тяжело. Мне было ее жаль, но все-таки ответа от нее я ждал. Гермиона посерьезнела и словно бы увяла, качая головой. Принцип работы этой способности Кэтрин она явно себе представляла иначе. А вот я – нет. Я всегда осознавал, что за такую штуку валькирии дорого платят. Они за свой дар вообще дорого платили…

- Муки совести. Кого бы ты ни выбрала, всегда найдутся те, кого это спасло бы потом, те, кого ты могла бы вернуть, и не стала. И тебе будет стыдно перед ними за то, что ты вернула только одного. Вот почему принять такое решение всегда так сложно. Ты в любом случае будешь жалеть своих «жертв» и в твоей душе появится очередное острое чувство вины, и это будет страшнейшее твое осознание в жизни. Иногда приходится делать выбор между двумя людьми, и даже тремя, и это очень сложно… И потом грызет совесть, если кого-то все же поцелует. Но есть еще один вариант выбора, самый страшный. И самый… предопределенный. Если уж он тебе сужден, его не избежать. Выбор между тем, кого велит вернуть долг и тем, кого ты хочешь вернуть умом и сердцем. Как правило, не целуют в такой миг никого или целуют любимого. Но та вина, что наступит после, поглощает все прочие чувства. Я слышала, что одна из валькирий от осознания своей вины за то, что между маленьким ребенком и любимым мужчиной выбрала мужчину, как эгоистка, сошла с ума. Мы люди и нам не чужды человеческие страсти и желания. Мы просто не имеем на них права… - по ее щеке скатилась слезинка, - мы не имеем права думать о себе, если кому-то в силах помочь. Это – одно из первых правил Кодекса, если убрать пышную словарную оболочку. Есть еще одно, - она виновато посмотрела на Герми. – Я понимаю, какую боль причиню тебе этими словами, но поверь, каждый из нас все делает, чтобы этого не случилось… Но вдруг?

- А в чем дело? – напряглась Гермиона, да и я тоже.

- Первые ифриты – дети валькирий и Хранителей, до войны те порой находили друг друга очень милыми и… - Кэт замялась. – Их дети овладели обеими сторонами магии, и как матери, и как отцы, и получили подлинную власть менять сознание, например. Но валькириям такой расклад не понравился, роман валькирий с Хранителями был сразу же поставлен под запрет, и от ифритов даже матери в конечном итоге отказались. Запрет на любые близкие отношения, я не о дружбе, был наложен и на них. Валькирия и ифрит не имеют права быть вместе. Прости меня… - прошептала Кэт. Гермиона всхлипнула, закрыв лицо руками. Я давно знал, что ей симпатичен Влад, что между ними что-то есть, но никак не ожидал, что над ними может нависать опасность такого… Я укутал Герми в одеяло, та, дрожавшая и плакавшая, только слабо кивнула, и вывел Кэтрин наружу. Было еще светло.

- Зачем ты это ей сказала?! Ей же сейчас тяжело! Это жестоко!

- Лучше сказать все сейчас, Гарри. Она не валькирия. Она может все обдумать и отказаться. Ее никто не обязывает это делать. Тогда преемника назначит Анна. Ровно до момента, когда маховик уже на шее, можно отказаться.

- Почему не отказалась ты? – развел я руками. Получается, она могла бы жить как люди и сама же отказалась. Почему? Это в голове никак не умещалось. Кэтрин возвращалась в палатку и обернулась ко мне уже сделав шаг от меня.

- Мне никто не говорил, Гарри, чем для валькирии оборачивается ее дар. И не говорили, что этого можно избежать, что есть выбор. Гермионе лучше было узнать все сейчас… Это даст ей шанс принять этот крест или избежать его. Но решение этой дилеммы – в ее руках…

Еще неделю Кэтрин, постоянно подчеркивая, что лишь пытается подготовить Герми к выбору, рассказывала ей про дар, его сущность, способности, цитировала Кодекс. Мне позволено было бывать рядом и я был. Но один раз Кэт просила меня выйти. В тот день она озвучила Гермионе некое Негласное Правило Кодекса. Когда наконец Герми меня позвала, она начинала уже со мной разговаривать потихоньку, и я вернулся внутрь, плакала не Гермиона. Плакала, зарывшись лицом в подушку, Кэтрин. На вопрос почему Герми ответила только, что Кэт плачет из-за Негласного Правила. Что для нее то, что оно в себе таит, слишком страшно и слишком жестоко… И, учитывая, что в последний раз Кэтрин так горько плакала при мне только после смерти Дамблдора, я склонен был в это поверить…

***

- Ты что ей наговорила?! – Влад, в сопровождении двухметрового парня явившийся к нам, наседал на Кэтрин. – У нее две ночи подряд во сне истерика случалась. И просьбы не вешать себя такое бремя на шею, по типу «не будь таким, как Долохов»… В чем дело-то? – парень, с которым он пришел, отвлекал Герми, что-то ей рассказывая, а вот я присоединился к Матею и сестре.

- Я сказала ей про закон насчет ифритов и валькирий. Что валькирии не могут выходить замуж за ифритов и все прочее. Что такие дети – вне закона валькирий, как и сами первые ифриты. В общем-то и немудрено, первые ифриты творили зло, и отнюдь не помогали этим валькириям, хотя Хранители тогда еще – да.

- Я приобретенный ифрит! – взревел Влад. На кухне что-то лопнуло. – Не рожденный. Да, мои родители ифрит и хранитель, но я родился, чтоб тебе понятнее было, для этих сущностей сквибом. Я был обычным мальчиком, обычным волшебником. Таких ифритов этот закон не касается, он касается тех, ко ифрит по крови.

- Прости, я не знала… Я думала, это относится ко всем… - пробормотала девушка. – Влад, Гермиона, простите, я просто хотела, как лучше! Подготовить Герми, дать ей понять, как все серьезно. Простите! – и только когда оба, уже обнявшись, уверили ее, что простили, Кэтрин успокоилась.

- Ты здороваться со мной будешь или нет? – басом осведомился смутно знакомый детина, согнувшийся как только мог и внимательно оглядывающийся. Кэт перевела на него глаза и ахнула.

- Майкл?! Привет! Мы уже одиннадцать лет не виделись, как ты? – она обняла его и стукнула по спине. – Гарри, это Майкл, мой приемный кузен. Майкл, это Гарри. А это Гермиона, моя и Гарри подруга.

- Гарри, а ты здорово вымахал, - хмыкнул здоровенный Майкл, положив ручищу на плечо сестры. – Последний раз кроха был. Да и ты тоже, - он ласково посмотрел на сестренку. Я вдруг вспомнил, где его видел – в старом семейном альбоме. И видал в детстве, пока тетя был жива.

- Ему уже семнадцать, - с гордостью за меня улыбнулась Кэтрин. Рядом с Майклом она казалась крошечной.

- И у тебя поди от женихов отбоя нет? Так ты помни, я не Ядвига, я от семьи не открещиваюсь, ты мне все равно сестра и я все равно с каждым ухажером поговорю с твоим, - подмигнул ей шкаф по имени Майкл.

- Неа, нету у меня ухажеров, - покачала головой Кэтрин. – Ты еще не женился? В тридцать два года пора бы уже!

- Это всегда успеется. Не могу все нормальную найти.

- А где Ядвига? Она как? Ее даже на похоронах мамы не было…

- Понятия не имею, я уже сам ее тринадцать лет не видел. Вроде тоже в Польше живет, письма иногда приходят. Я даже не знаю, как она сейчас выглядит. Но темно-русые волосы помню… Косу… И все.

Майкл остался с нами на сутки, оказавшись врожденным ифритом. Кэт и он обещали более подробно осветить мне семью Браун, чтобы пояснить, как это так случилось, и вместе нырнули смотреть блокнот тети Розалины. А я вдруг вспомнил еще кое-что из прошлого. Колдографию семьи Браун и тети Роззи с Кэтрин. Сделанную явно лет семнадцать назад. Там стояла симпатичная девчушка-подросток, но меня маленького пугали ее холодноватый голос и какие-то странно темные глаза. Это и была Ядвига Ожешко, сестра-близнец темно-русого Майкла, оказавшегося веселым и дружелюбным, а вот Ядвига одним воспоминанием о себе породила во мне уверенность, что ее-то доброй уж точно никак не назовешь. Она казалась милой, но в глазах ее словно светились мрачные глубокие туннели… я не знал, может ли она быть другом и внезапно ощутил, что вот врагом-то она оказаться вполне может. Но мне этого почему-то дико не хотелось… А еще, к тому же, я все никак не мог рассказать про применение тетей Розалиной магии без маховика и палочки, но все время нас от этого что-то отвлекало. А время шло...

0

107

Ферзь в чужой игре (Кэтрин)

Передав крестраж Гарри, я с наслаждением коснулась маховика. Тот слегка кольнул мои пальцы, показывая, что соседство с медальоном ему не нравится. В общем-то, я полностью разделяла его отношение к этой вещи, но выбора не было, я была таким же участником похода, как и ребята, и в свою очередь предпочитала держать крестраж рядом. Майкл, листавший мамин блокнот, посмотрел на меня.

- Ты свободна?

- В общем-то да, теперь я дежурю через шестнадцать часов, - кивнула я. – А что? – Кузен кивком указал мне на соседнее кресло.

- Влад прикомандировал меня ускорить процесс. Почему не смотришь? – когда я села рядом, осведомился он. – Тебе стоило бы узнать, что Роззи тебе оставила. Она, между прочим, по ночам это рисовала, пока ты спала! – назидательно заметил он. Я тяжело вздохнула, скользнув взглядом по легким штрихам маминых рисунков. Когда-то в детстве я очень любила рисовать вместе с ней, точнее, раскрашивать ее рисунки. Мы нередко покупали для это магловские цветные карандаши, мама рисовала мне птиц, зверей, принцесс в нарядных платьях, а я потом раскрашивала… Свой собственный первый набросок я сделала уже после ее гибели, почти в одиннадцать лет. Когда я уже была валькирией…

- Мне трудно это делать… - призналась я, взяв протянутый мне блокнот. – Тяжело вспоминать маму, когда она была еще жива… Я скучаю по ней…

- Кэт, - Майкл легонько стукнул меня по лбу. – Не будь дурой. Понимаю, тебе сложно, но ты должна. В конце концов, мне напомнить тебе первое правило валькирий? Все личные переживания только тогда, когда твой долг ни к чему тебя не призывает. А коли уж ты ввязалась в войну, то вообще никаких личных переживаний. Поплачешь потом, когда все закончится.

- Я в эту войну не ввязывалась, - буркнула я, открывая блокнот. – Она сама меня в себя ввязала. Я об этом не просила.

- Ну ты и о даре не просила, - усмехнулся Майкл. – Я к тому, что соберись-ка, тряпка! – суровым голосом произнес он. Я вспомнила, как в детстве, мне было лет семь, он нас навещал. Мне тогда очень нравились его шутки и придуманные им проделки. В общем-то, в них втягивался и Джеймс, являвшийся мозговым центром моих детских шуток и розыгрышей… А еще мне всегда нравилось, что и Майкл, и Джеймс уже в детстве общались со мной как с равной. И сейчас, сидя в компании мужчины тридцати двух лет от роду, я чувствовала себя взрослым человеком, равным ему. В компании Римуса, миссис и мистера Уизли, и многих других я иногда начинала считать себя ребенком – слишком уж ласково звучали их интонации, а иногда даже снисходительно. Папа, правда, общался со мной серьезно и в общем-то отдавая должное моему уму, но вот советы, которые он мне иногда давал, тоже заставляли меня считать себя ребенком…

Почему-то такое отношение меня всегда злило, я не любила, когда меня воспринимали как маленькую, причем длилось это столько лет, сколько я вообще себя помнила. Как я реагировала на сюсюканье и умиление до того, я не имела ни малейшего представления. Папа и Рем не рассказывали, а остальные со мной в общем-то всегда возились куда меньше… Только раз я, чувствуя себя маленькой девочкой, была искренне рада этому – за Аркой, когда я увидела маму… Маму, для которой я навсегда осталась ее маленькой принцессой. Которая навсегда осталась для меня ангелом, спасшим мою жизнь…

- Так что хватит распускать слезы и заниматься самобичеванием, - Майкл, по всей видимости, все время моих сентиментальных воспоминаний и рассуждений что-то мне внушал. – Взяла ноги в руки и вперед, навстречу подвигам! – он поднялся на ноги и вытянул правую руку жестом, каким обычно указывают направление. – Сейчас я вижу перед собой не валькирию, - покачал он головой. – А какую-то амебу-нытика! – эти слова вызвали у меня праведную ярость и в следующую секунду мой «кузен» ойкнул, получив в лоб Гермиониными «Сказками».

- Уже лучше, - он поднял книгу с пола, потирая лоб. – Между прочим, с книгами так обращаться нельзя. Если тебя кинуть, тебе приятно будет? – он скрыл усмешку, погрозив мне пальцем. – Книжная маньячка!

- Майкл! – я обвела комнатку глазами, ища, чем еще в него запулить. Гарри и Гермиона, наблюдавшие за нами из кухоньки, прихлебывая чай, о чем-то пошептались, хихикая.

- Да, я Майкл. Уже тридцать с лишним лет как. А ты – Кэтрин, - не унимался ифрит.

- Прекрати, - я пролистнула пару страниц блокнота. – Посмотришь со мной? – я сделала жалобные глаза. Ожешко, подавив улыбку, сел на место.

- Вот видишь, и решимость вернулась, - подмигнул он. – А я уж думал, мою маленькую сестренку подменили. Посмотрю, мы учли, что воспоминания для тебя тяжелые. Анна в общем-то изначально об этом говорила…

- Чем она занимается, к слову? - перевела я взгляд с рисунка, изображавшего какую-то часовенку, на Майкла. – Я ее уже давно не видела…

- Важными делами, - уклончиво отозвался ифрит. – Она, как ни крути, возглавляет вашу организацию. Да и некоторых ифритов, вроде меня. Я, будь тебе известно, никогда не входил в Орден Хранителей.

- Не могу сказать, что меня это не радует, - я помимо воли улыбнулась. – А Тадеуш? Он входит?

- Дядя Тадеуш, - поправил меня Майкл. – Отец умер лет пять назад, - покачал он головой. – Он не входил, как и я.

- А тетя Ирма? – встрепенулась я. Майкл тяжело вздохнул.

- Лет десять назад. Полагаю, в обоих случаях причастны были сама-понимаешь-кто. Так что остались лишь мы с Ядвигой, но где она, представления не имею.

- А кем ты… Чем ты занимаешься? – я отвела взгляд, понимая, что послужило причиной встреч «тети и дяди» с Хранителями, стоивших им жизни… Мой розыск, конечно же. Если так, я могла быть только благодарна им за то, что они меня не выдали. Нашли меня все-таки иначе. И я прекрасно осознавала, что и Майкл эту причину понимал, но не винил меня, за что я тоже в сложившейся жизненной ситуации была ему крайне признательна.

- Я дизайнер, занимаюсь обустройством всяких домиков, квартирок, комнаток в офисах и прочей ерундой. Сама знаешь, из Института Трансфигурации меня попросили уже после первого курса, - хмыкнул он. – В общем-то после превращения этой крыски директрисы в кактус это было немудрено.

- Это была собака! – припомнив упомянутую ситуацию, улыбнулась я. Майкл пожал плечами.

- Это была крыска. Трясущееся тщедушное тельце, знаешь ли, на роль собаки не очень-то годится. Как она там называлась? – нахмурился он. – Не помню. Так вот, собака должна быть крупная, - закончил Майкл, пролистнув парочку страниц отобранного у меня блокнота. – Ну что, начнем? – я кивнула, взяла его за руку, «кузен» коснулся изображения красивого замка, смутно мне знакомого, на вершине холма, и…

***

Это ощущение напоминало одновременно погружение в Омут Памяти и трансгрессию. Я непроизвольно вцепилась в руку Майкла, поскольку это было единственное реальное, что меня окружало, и зажмурилась… Меня обдало леденящим холодом, сопровождаемым каким-то гулом в ушах, и вдруг мои ноги ощутили твердую поверхность. Я, прежде ничего подобного не испытывавшая, не решилась сразу открыть глаза.

- Кэт, - Майкл потянул меня за руку. – Ты в порядке?

- Да, - пробормотала я, открывая веки. Передо мной предстал замок с картинки, а мы стояли у его входной двери, двустворчатой, красивой. Резные горгульи на створках приветливо улыбались. – Мы где?

- Замок графа Матей, - отозвался Майкл. – Дяди Влада и Ди… ты поняла кого, в смысле… - но я его уже не слушала, я во все глаза наблюдала за поднимавшейся по ухоженной тропинке в дверям женщиной в белой мантии в пол. Ее густые каштановые локоны были перехвачены зеленой лентой, а на шее поблескивал маховик. Я почувствовала, как по мере осознания того, кто это, глаза наполняются слезами. Мама… Еще совсем молодая… Чуть постарше меня сейчас…

- Мамочка, - неосознанно прошептала я. «Кузен» успокаивающе погладил меня по плечу. – А это с ней граф Матей? – указав на мужчину в нарядном черном с серебром балахоне, шагавшим вслед за ней, осведомилась я. Мужчине этому на вид было уже лет семьдесят, если не больше, но выглядел он вполне энергичным и бодрым.

- Да, это он. – Между тем они приблизились настолько, что стали слышны их голоса и слова можно уже было разобрать.

- По какому принципу эта тиара или что там вообще выбирает свою «повелительницу»? – Мама, поднявшись на вершину, обернулась к графу. – За что ребенок награждается таким вот «счастьем»? – в ее голосе, таком знакомом, проявились почти мне незнакомые в ней волнение, даже страх, и недовольство.

- Розалина, - успокаивающе заметил граф, поднявшись к ней. – Не надо так нервничать…

- Это моя дочь и я имею право знать, за что нам такое счастье! – мама выпрямилась, откинув от лица длинные густые волосы, прилипшие к щеке. – Анна направила меня к Вам, граф…

- Розалина, я понимаю твое беспокойство и разделяю твое негодование, но поверь, не стоит так уж сильно переживать, - покачал головой граф. Он взмахнул палочкой, что-то шепнув, дверь отворилась и владелец замка пригласил маму внутрь. Нас, естественно, получилось, что тоже. Уже оказавшись в подобии гостиной, с дорогой красивой мебелью из настоящей кожи и красного дерева, освещенной дюжинами свечей, он наконец продолжил ее успокаивать, опустившись на удобное с виду кресло и предложив маме сесть. Но она осталась стоять, скрестив на груди руки и испепеляя его взглядом.

- Не тяните время, граф, - негромко заметила она. – Кстати, о негодовании… Напоминаю, что мои негативные эмоции подвергаются иной классификации, в силу их ограниченного диапазона. Как видите, я тоже могу говорить умными словами, я, знаете ли, начитанный человек, - в ее голосе проскользнул легкий оттенок сарказма. Я потрясенно уставилась на происходящее – никогда прежде я не видела ее такой и это было для меня по меньшей мере поразительно…

- Розалина, - Матей покачал головой. – Ладно, хорошо. К сожалению, показать тебе эту штуковину я не могу, она пропала, есть только точная копия. Но я подготовился к твоему визиту, Анна предупреждала меня о нем, и полистал кое-какие семейные рукописи, книги и прочие разности. Так что кое-что сказать смогу, надеюсь, - он выразительно взглянул на маму. – Полагаю, это долгий разговор, и тебе лучше присесть. Ты ведь преодолела далекий путь, - вздохнул он.

- Я трансгрессировала, - мама все-таки присела на краешек одного из кресел, подобрав подол мантии. – У меня грудной ребенок дома, - легкая улыбка появилась на ее тонких красивых губах. – Я и так пользуюсь редким выходным супруга, - а вот это я помнила и сама, что при упоминании папы в ее глазах на долю секунды всегда вспыхивали какие-то искорки света, словно она говорила о чем-то, что было ее «светом в окошке». И только сейчас я с некоторым содроганием осознала, что так и выражается у валькирии ее отношение к выбору. У меня, наверное, такими же должны быть глаза при упоминании о Гарри… Вместе с этой мыслью пришла и мысль о том, что мне несказанно для валькирии повезло – мне дано право любить по-настоящему, того, кого я сама для себя выбрала. Маме такого права дано не было. И слушая рассказ графа о том, что принцип выбора Диадемой таких как я «принцесс» - тайна, покрытая мраком, я внезапно подумала о том, кого выбрала бы мама, получи она то же самое право, что и я. Отца или Долохова? Или кого-то третьего?.. Ответа я не знала, но, говоря откровенно, и боялась узнать.

- Но я просто обязан сообщить тебе и еще кое-что, - закончив наконец объяснение того, что дает Диадема и что принцип ее выбора никому не известен, продолжал граф. Я насторожилась и внимательно прислушалась, сдвинув все собственные рассуждения на второй план, как валькирии и положено. – Дело в том, что когда уже выбор короной сделан, между ними образуется прочная связь. То есть Диадеме известно все о той, кого она избрала, вплоть до любимого блюда. Но ровно так же и та, кого избрали, обладает равной способностью почувствовать Диадему на любом расстоянии. Ее настроение, то, в каких она условиях, может быть даже и то, где она. Однако это может быть весьма опасно, - покачал головой Матей. – Через эту связь до Кэтрин могут добраться, есть все основания считать, что Диадема у Хранителей. – Он обвел комнату палочкой, накладывая какие-то защитные чары от прослушивания. – Роуз, вы ее уже крестили? – поднялся он с места и принялся мерить комнату нервными шагами. Мама отрицательно помотала головой.

- Нет, она еще совсем маленькая, мы хотели еще пару месяцев выждать.

- И очень правильно, - облегченно выдохнул Матей. – Эту связь нужно… Я не знаю, как лучше выразиться. Затушить, приглушить, замаскировать. В общем, сделать так, чтобы у Кэтрин даже случайно не возникло никакой связи с Диадемой. Та будет по-прежнему знать о ней все, но извлечь эту информацию из нее станет в разы сложнее. Как и, воспользовавшись посредством этой связи, что-то внушить девочке. Ифриты это могут, к сожалению, им достаточно мельчайшей щели, мельчайшей прорехи сознания…

- Что можно с этим сделать? – мама нервно облизнула губы, подняв на него перепуганные глаза. – Как можно справиться с этой связью?

- Во-первых, Тадеуш уже занимается изготовлением талисмана ифритов, накладывает многочисленные чары, которые призваны будут сокрыть Кэтрин завесой тумана от любого, кто попробует установить связь с ее сознанием тем или иным образом, через Диадему в том числе. Если на нее будут наложены Чары Измененного Сознания или Чары Неконтролируемой Ярости – одинаково плохи и те, и другие, этот талисман поможет ей им сопротивляться. Я искренне надеюсь, что не придется к нему прибегать, это не безвозмездно, но все же мы его уже делаем.

- А второе? – мама подалась вперед, на ее глазах блеснули слезы. – Что второе?

- Когда вы собираетесь ее крестить?

- Месяца через два.

- Крестите раньше, - странная улыбка мелькнула на его губах. – И еще кое-что, связанное с крещением. Слушай… - однако мне этого послушать не довелось, Майкл что-то шепнул и возникло то же ощущение, что и первый раз. Миг спустя я стояла посреди палатки, под взволнованными взглядами Гарри и Герми.

- А то, что вы тут как окаменевшие стоите, это нормально? – пискнула Гермиона, потянув Майкла за рукав рубашки.

- Да, так и должно быть. Ничего тревожного не было? Вам сейчас лучше караулить нас, если что, позовите меня. Я услышу, вытащу Кэт. Ифритам в этом отношении проще, - улыбнулся он. Ребята успокоили нас тем, что ничего тревожного не происходило, Майкл обрадованно улыбнулся и повернулся ко мне.

- Про крещение тебе рановато еще было смотреть, - извиняющимся тоном пробормотал он. – Нужно сначала показать тебе другое. Много другого, - он пролистнул еще несколько страниц, и мы снова воспользовались блокнотом. Меня начало слегка подташнивать от ощущения этой странной пустоты, холода и какого-то кружения вокруг… А гул в ушах немного раздражал…

***

Я наблюдала за разговором мамы с Анной, во Дворце Валькирий, в маленькой уютной оранжерее. Анна была в привычном для нее черном платье, мама в белой распахнутой мантии поверх джинс и футболки с каким-то магловским рисунком. Анна уверяла маму в том, что мое избрание Диадемой для нее полная неожиданность, рассказывала о свойствах этой короны, ее способностях, расспрашивала обо мне. С некоторым содроганием я вглядывалась в черты ее лица – такие же, как и двадцать лет спустя, ничуть не изменившиеся. Мама выглядела молоденькой, но сейчас она казалась бы старше. Экала – нет. Понятие возраста у нее попросту отсутствовало… Они казались почти ровесницами, Анна лишь чуть постарше, но на деле их разделяла почти тысяча лет. И такое положение вне времени, словно где-то чуть за гранью жизни, всегда внушало мне ужас. Я не хотела бы себе такой участи, даже не понимая почему. Просто не хотела…

- Насколько для нее опасна эта связь? – мама сцепила руки в замок, остановившись у какого-то красивого куста с красными цветами. – Для Кэтти, я имею в виду.

- Я не хочу пугать тебя, - Анна покачала головой. – Но если Диадема будет уничтожена, я не знаю, что произойдет с Кэтрин. Честное слово, Розалина, я этого просто не знаю. Боюсь, что ничего хорошего.

- Эту корону обязательно надо уничтожить? – на глазах мамы сверкнули искорки слез. – Да?

- Вовсе нет, скорее важно спрятать Кэтрин от них. Пока что мне успешно удавалось скрывать избранных короной девочек и тем самым облегчать им жизнь. Надеюсь, и с Кэтти это окажется достижимо.

- Только надеетесь? – в тихом приятном голосе мамы послышалась боль. – Вы и на другое искренне надеялись, результат – налицо…

- Розалина, я понимаю, у тебя есть добрый десяток причин не доверять мне, обижаться, возможно, умей ты это делать, ненавидеть меня. Но, поверь мне, я действительно искренне надеюсь, что Кэтти не столкнется с этой злополучной короной. Да, я согласна, я ошиблась в случае с Долоховым, но у меня не было прежде такого опыта! Ты первая о ком я знаю, получившая дар так рано.

- Вы могли бы наложить на него Чары измененного сознания, - мама вздохнула. – Внушить ему, что он и без меня сможет. Мне смотреть на него больно! Каждый раз, когда он смотрит мне в глаза, я хочу сказать твердое "нет", и каждый раз – не могу. Зачем вы так издеваетесь?! – мама непроизвольно схватила Анну за руку, заглянув ей в глаза. – То, за что это мне, я понимаю… Но ему-то за что?

- Я не знаю, что будет, если наложить на него эти чары. Это всегда рискованно, Оливия ведь объясняла тебе, что может произойти. И потом, мы не знали, что его любовь к тебе окажется так велика. У нас, повторюсь, не было такого опыта и для нас, как и для тебя, все это впервые и неожиданно. Мы думали об этих чарах, но пришли к выводу, что не стоит. Я советовалась с теми, кто обитает за гранью постижимого нами мира, они подтвердили это решение.

- Тогда почему вы это допустили? Почему выбрали не его? Почему дали нам встречаться, до того, как я встретила Тома? Почему?! – маховик на шее мамы угрожающе засветился желтым. Эмоция, которую она испытывала, была близка к злости и раздражению. Насколько для мамы это вообще было возможно, конечно. Анна сурово взглянула на нее и щелкнула пальцами. Маховик тут же погас, утихнув, а мама вздрогнула.

- Ты забываешься, валькирия Розалина, - в холодном голосе Экалы послышались нотки угрозы. – Я не Оливия и не Гертруда. Со мной так лучше не разговаривать.

- Простите, королева времени, - мама почтительно поклонилась. – Мне совестно, что я дерзнула так себя вести.

- Так вот, дитя мое, - Анна кивнула маме, погладив ее по щеке. – Всем моим действиям всегда есть своя причина, но не всегда я имею право о ней рассказывать. Более того, не всегда я этого и хочу. Поверь мне, тому, как все вышло, есть причины, и в свое время, возможно, я их тебе назову. Но пока что, прости, я не могу этого сделать, - по мере того, как длился это разговор, во время которого Анна уверяла маму в том, что иначе было нельзя, у меня рождалось все более стойкое ощущение того, что маме изощренно и продуманно лгали. А все попытки возмутиться и потребовать каких бы то ни было логичных объяснений пресекались на корню. Я прекрасно понимала, чем закончилась вся эта история с Долоховым. И, как выяснилось по мере просмотренных мной воспоминаний, порой обрываемых Майклом на самом, как говорится, важном моменте, можно было попытаться что-то предпринять, чтобы такого не произошло. Я начала задумываться о том, знала ли Анна о маминой участи, о том, что однажды Долохов ее убьет. И, хотя ничего ни в ее речи, ни в разговорах мамы с наставницей Оливией – та была тогда в обычной одежде или в обычной же белой мантии, не в мантии Великой Валькирии, ни в тех сценах, когда мама общалась с кем-то еще или читала всевозможные рукописи и книги, не говорило о том, что судьба мамы предрешена была заранее, я все больше с каждым упоминанием ее с Долоховым взаимоотношений ощущала, что как минимум Анна уже задолго до той ночи все это предвидела. И не попыталась ничего сделать…

Я узнала так же, что использование мною талисмана ифритов вполне может вызывать у меня дурные сны и более легкую внушаемость, что тому же Владу, от которого талисман меня не защищал – учитывались-то ифриты из Ордена, будет куда проще на меня повлиять. Например, в случае, если я сорвусь, ему не составило бы ни малейшего труда меня убить. Я бы сопротивляться вряд ли смогла – защищая от Димитра и его приспешников, эта штучка одновременно делала меня уязвимее для сторонников. А ведь среди них мог быть кто-то, кто мог оказаться предателем… Мне не хотелось даже думать о том, что будет, если это окажется правдой. Но без талисмана я бы свихнулась уже давно, потому выбора у меня не было.

Еще одна неприятная вещь, которую я усвоила из всего просмотренного в тот вечер, была вот какой: в случае, если что-то произошло бы с Диадемой, я могла так или иначе пострадать. В случае, когда бы я отдала приказ самоуничтожиться или что-то в этом роде, как я и хотела раньше, если бы мне удалось до нее добраться, это стоило бы мне жизни… Я почувствовала, как до крови впиваюсь ногтями в ладони… Меня никто не предупреждал об этом! Напротив, мне даже дали такой совет, что если по-другому утихомирить происходящее не получится, мне следует отдать Диадеме такой приказ. Приказ, который меня убьет… Наверное, выглядела я, когда осознала этот факт, поистине жутко, поскольку Гарри с ужасом на меня посмотрел, когда Майкл поспешно вытянул меня из очередного видения, а сам «кузен», усадив меня в кресло, попросил Герми сделать чай и заявил:

- На сегодня хватит. Осталось еще одно, но это завтра. Кэт, - он погладил меня по плечу. – Как ты? Ты так побледнела. Может, не стоило столько смотреть сразу? Тебе плохо? – я с трудом удерживала поднявшуюся от размышлений ярость в руках, но с каждой секундой это становилось все сложнее делать, и гнев грозил выплеснуться наружу. Взволнованность и заботливость насевших на меня с опекой кузенов окончательно вывела меня из себя. Майкл с величайшим трудом удержался на ногах, когда я дала своей злости выход, чуть взмахнув рукой. Гарри, бывший меньше ростом и худее, отлетел к выходу из палатки.

- Все нормально, - процедила я, делая глубокие вдохи-выдохи, чтобы успокоиться. – Я привыкла к этому ощущению и уже почти его не замечала, - это было правдой. Меня куда больше на тот момент уже беспокоило другое. И внешние раздражители отошли на второй план. - Я хочу досмотреть последнее воспоминание, - я взглянула на Майкла. Тот отрицательно покачал головой. – Это приказ, Майкл! – я никогда прежде не видела в его глазах такого странного выражения. Словно бы одновременно он пытался противиться приказанию, желал его исполнить и… Был глубоко оскорблен. Кулаки мужчины непроизвольно сжались, а на виске запульсировала вена.

- Откуда ты узнала? – посмотрел он на меня. – Откуда ты узнала, что я дал клятву?

- Догадалась, - я не сводила с него уже ставшего холодным и властным, судя по реакции троицы, взгляда. Гарри, что я отметила краем глаза, потирая ушибленный затылок, расширенными глазами смотрел на меня. Гермиона – со смесью ужаса и… уважения? Майкл – оскорбленно, но с готовностью исполнить мое повеление.

- Меня попросили принести клятву. Для ифрита по крови это почти как оскорбление, - нахмурился он. – Кто тебе сказал?

- Я догадалась, - это было практически так. Я наблюдала за всем происходящим, за тем, какие взгляды он бросал на меня, вытаскивая на середине очередного видения, поняла по той едва ощутимой связи между нами, что здорово напоминала мою связь с Владом. Связь, усиленную талисманом в заднем кармане моих джинс. – Никто не говорил…

- Слишком много информации и эмоций для одного дня, - Майкл строго и выразительно смотрел на меня. – Лучше завтра.

- Я хочу досмотреть. Это – приказ, - вздохнув, ифрит открыл страницу с часовенкой, попросил Гарри и Гермиону быть настороже, до моего дежурства оставалось еще часов пять, просмотр воспоминаний занял неожиданно много времени, да еще и сделанные дважды паузы на еду и небольшую передышку. Коснулся моей руки и вновь, в предпоследний раз, я испытала то странное ощущение, к которому начинала уже привыкать.

***

…Церковь, маленькая, сельская. Старенький священник проводит обряд крещения. Судя по тому, что там присутствовали мама, отец, Джеймс и Тезла-Экала, это было мое крещение. Но тогда где Римус? Мне на вид было примерно с полгодика, и я даже на секунду с умилением посмотрела на свои карие глазки, как две бусинки, оглядывавшие людей кругом… На руках меня держала лично Анна.

«Какая честь!» - съязвил мой возмущенный внутренний голос. Я одернула себя, наблюдая за тем, как хныкаю на руках Анны, когда меня обливали водой. Однако все мое умиление сняло как рукой, когда я услышала имя, которым меня нарекли. Кэтрин Саманта… Крестный – Джеймс Поттер…

- Что это значит?! – я вцепилась в руку «кузена», чувствуя, как меня начинает трясти. – Что это значит, я спрашиваю?!

- Кэт…

- Кэтрин Саманта?! Саманта?! – мне безумно хотелось в тот момент что-нибудь сломать или даже сжечь. – Почему я об этом узнаю только сейчас? Это розыгрыш? – я с надеждой посмотрела на Майкла. – Я права?

- К сожалению, нет. Это твое первое крещение, - он тяжело вдохнул. – Настоящее.

- Почему мне никто не говорил? – вокруг что-то происходило, кто-то разговаривал, но смысл слов не доходил до меня. В голове билась мысль о том, что мне много лет врали близкие люди. И как минимум один из них до сих пор жив и все еще мне врет… От обиды на отца к вискам прилила кровь и голова закружилась. Я всегда всецело доверяла ему… Как оказалось – зря… - Зачем мне врали? – я села прямо на пол какой-то комнаты, Майкл опустился рядом.

- Так было безопаснее для тебя, чтобы Хранители не добрались… Но поскольку ты уже под каким-то чарами, Анна решила, что ты можешь узнать правду. Она просила меня посмотреть вместе с тобой… Теперь я понимаю, почему… - слова об Анне вызвали от чего-то страшную вспышку ярости. Она много лет обманывала маму, используя ее с какими-то одной ей ведомыми целями. И теперь пыталась сделать то же самое со мной. Использовать, недоговаривать мне всего, играть как фигуркой на шахматной доске. В лучшем случае не пешкой… Ярость возобладала над рассудком и я вскочила на ноги.

- Вытаскивай меня отсюда, - скомандовала я. Майкл послушался и вскоре я уже стояла посреди палатки. Скрипнув зубами, я схватила свою сумку, подняла наброшенную на кресло мантию валькирии, запихала ко всем остальным вещам, сунула туда же блокнот и посмотрела на молча за мной наблюдавшего Гарри.

- Поделите дежурство пополам, пока я не вернусь.

- А ты куда? – забеспокоился братишка. – Что случилось?

- Я хочу посмотреть кое-кому в глаза, - прошипела я, оглядываясь и проверяя, все ли необходимое у меня с собой. – Я скоро вернусь.

- Кэтти, - Гарри мягко взял меня за руку. – Что случилось? – я с трудом подавила желание отшвырнуть его от себя, высвободила руку и попыталась улыбнуться.

- Кое-что требует уточнения. Майкл останется с вами вместо меня. Это, - я взглянула на ифрита. – Приказ.

- Слушаюсь, валькирия-мастер, - в голосе Ожешко послышалась искренняя обида. Но в тот момент меня саму трясло от ярости и объясняться с кем бы то ни было я не желала. Я хотела посмотреть в глаза Анны и высказать все, что я о ней думаю. Ярость, усиленная чарами Димитра, требовала выхода. И вскоре белоснежная сова с черным пятном на боку, взмахнув широкими крыльями, полетела в сторону Английского Канала. Я представления не имела, где находится Башня Времени, но зато я знала, где заседает Совет. А как минимум одна валькирия в этом совете обязана была знать, где обитает та, кого мне так хотелось увидеть…

***

- Валькирия Кэтрин, - волшебница в длинном розовом платье попыталась преградить мне дорогу к Залу Совета. – Идет совещание! Вам нужно подождать! – я преодолела расстояние в рекордно короткое время, меньше чем за сутки, ни разу не сделав передышки. Страшно болели руки, долгое время пребывавшие крыльями, от усталости слегка пошатывало, но злость, так и не угасшая, придавала мне сил. Я угрожающе подняла руку.

- Лучше отойди, - судя по всему, я действительно выглядела пугающе, поскольку девушка, охнув, отскочила в сторону, а двери в Зал распахнулись практически сами собой. Десять женщин в белых мантиях подняли головы, оторвавшись от каких-то свитков и артефактов на круглом столе между ними. Наставница Оливия вопросительно выгнула бровь.

- Приветствую тебя, сестра Кэтрин, - ласково начала она. – Но у нас, вообще-то, совещание. Валькириям, не входящим в Совет, не положено на нем бывать…

- А мне плевать, - я стиснула зубы, уговаривая себя потерпеть: - Где Башня Времени?! Как туда попасть?!

- А заче… - начала было сестра Гертруда. Я посмотрела на нее.

- Я хочу увидеть эту гадину и посмотреть ей в глаза. Вам тоже, но ей – больше. Я не игрушка и я не дам так с собой обращаться! Я живой человек, между прочим! Где эта мудрая дамочка, возомнившая себя вершительницей судеб?! – Мерседес, что-то собравшаяся было говорить, замерла с открытым ртом, указывая глазами за мою спину. Или на саму меня. – Я бы и с вами хотела поговорить, но, думаю, ее участия тут больше.

- Какой лестный отзыв, - за моей спиной раздался холодный голос. – За всю свою тысячу лет я не слышала более теплых слов, - осознав, кто это, я непроизвольно повернулась и попятилась. Анна развела руками. – Очень интересно. Продолжай…

- Анна, я полагаю, Кэтрин под властью эмоций и ее последней целью было вас столь жестоко оскорбить, - попыталась вступиться за меня наставница Оливия. – Девочка очень бледная, как видите… Какие-то переживания привели ее сюда.

- Я не оскорблена, - холодная улыбка показалась на губах Анны. – Напротив, мне очень даже интересно, что еще Кэтрин может обо мне сказать. Что еще более интересно, в связи с чем, - она вопросительно взглянула на меня. – Рассказывай!

- В связи с тем, что вы сделали с мамой и продолжаете делать со мной, уважаемая крестная мама, - лучше бы она накричала на меня, угрожала или еще что-то, видеть такое холодное лицо в состоянии моей ярости было просто невыносимо. Совет ахнул за моей спиной.

- Крестница Анны? О святые валькирии, - в ужасе прошептал кто-то. – Какой кошмар!

- В смысле? – злость чуть поутихла, уступая недоумению. – Что это значит?

- Ты… - Франческа сглотнула и оглядела остальных. – Тебе лучше не знать, Кэтрин, - покачала она головой. – Правда, лучше не знать…

- Я имею право знать! – не выдержала я. – Хватит мне врать и умалчивать! Я имею право знать, во что я влипла! – Совет опустил глаза, храня гробовое молчание. Анна перевела взгляд с меня на них.

- Можете сказать, - тихо произнесла она. – Раз уж начали, договаривайте. – Тишина по-прежнему висела полнейшая и Анна с усмешкой взяла меня за руку. – Я поговорю с валькирией Кэтрин, и к тому моменту, когда мы вернемся, вы решите, кто из вас ей это скажет. Если никто – я сниму весь Совет, а кое-кто лишится и дара, - окинув валькирий взглядом, она вывела меня в коридоры и долгое время мы молча шагали по их замысловатым переплетениям. Злость почти ушла, уступив недоумению, страху, желанию получить-таки адекватные ответы. Остановилась Анна только в оранжерее, где когда-то общалась с мамой. Только я в отличии от последней была с распущенными волосами и без мантии. Как прилетела, в общем-то, так и осталась.

- Давай присядем, - впервые за все время с тех пор, как мы покинули Зал, заговорила она. Тон ее голоса стал чуть мягче. Мы сели на красивую резную скамейку с видом на небольшой фонтанчик, украшенный серебряными лилиями. – Я так понимаю, блокнот вы с Майклом посмотрели весь? – я кивнула. – Оперативно, надо отдать ему должное. И что же вызвало столь лестный отзыв в мой адрес? Высказывай все, не стесняйся, ты имеешь право, - улыбнулась она мне. Я начала изложение всех своих претензий, начиная от того, что мне никто ничего не говорил о том, что Диадема, если я ее уничтожу, меня убьет с большой долей вероятности, и заканчивая тем, что она прекрасно знала, что произойдет с мамой и никак этому не препятствовала.

- Вы ей соврали еще в одном, - наконец закончила я. – Чары Измененного Сознания вы все-таки применили.

- Разве он вел бы себя так, примени я эти чары? – Анна склонила голову на бок. – Кэтрин, мне кажется, его поведение говорит само за себя.

- Не к нему, - прошипела я, заглянув ей в глаза. Анна достойно встретила мой разъяренный взгляд и своего не отводила.

- А к кому же? – она изобразила на лице что-то вроде удивления. Я стиснула зубы, успокаивая себя.

- К маме. Вот почему она не могла отказать ему резко и окончательно, хотя и хотела. Я права?

- С чего ты это взяла? – по прищуренным глазам я прочитала невысказанный ответ. Я не ошиблась.

- Догадалась. Маме рассказывали в тех воспоминаниях об этих чарах. Я нашла похожую симптоматику у нее самой, пока добиралась сюда. Зачем вы это сделали?

- Некоторые смертные очень любят распускать язык, - покачала она головой. – Стоило его завязать Тадеушу уже тогда…

- Зачем вы с ней так поступили?! Что она вам сделала?!

- К сожалению, дитя мое, я не могу тебе этого сказать. Возможно, однажды это будет допустимо, но сейчас тебе нельзя этого знать. Не все свои действия я обязана кому бы то ни было объяснять. Сознаюсь, я знала, что он ее убьет… - она отвела взгляд, опуская глаза. – И ничего не сделала, чтобы не допустить этого. Более того, мне пришлось помочь этому воплотиться в реальность. Но то, что я это сделала, не говорит о том, что я хотела это сделать…

- На нем тоже что-то наложено?

- Нет. Все свои поступки и мысли он себе сделал сам. На Долохова я ровным счетом ничего не накладывала.

- То, что она, как я поняла, не верила, что он Пожиратель, это тоже следствие Чар Измененного сознания? – мои вопросы задавались быстро, как во время блиц-игры, и Анна, по всей вероятности, машинально отвечала кое-что важное.

- Да. – Она явно чуть опомнилась. – К слову, не обвиняй наставницу Оливию, она изначально была против моей затеи. Она обожала Розалину… В общем-то, - женщина внезапно опустила голову. – И я тоже…

- Так сильно, что даже ускорили ее кончину, - не удержалась я от горького сарказма. Экала покачала головой.

- Иногда приходится пожертвовать жизнью одного, чтобы спасти многих.

- Третье правило… - пробормотала я. Перед глазами всплыл Кодекс.

- Что?

- Третье правило Кодекса. Вы его только что озвучили. К слову, ко мне это тоже относится? – прищурилась я. Анна отрицательно покачала головой. По ее достаточно пространным объяснениям далее выяснялось, что погибну я только если прикажу короне вообще самоликвидироваться. Если же я прикажу, например, начать впитывать яд Василиска, то я сама жить останусь, а вот свет, заключенный в тиаре, исчезнет. Грубо говоря, ей придет конец. И хотя мое доверие к Анне и Совету резко после всего увиденного понизилось, мне от всей души хотелось поверить в то, что это правда. Разговор о Диадеме и обо всем, что с ней связано, был долгим, достаточно для меня сложным, но постепенно ситуация прорисовалась чуть более приятная. По крайней мере у меня зародилась надежда на то, что я сумею все-таки устоять в этой игре и одержать верх. И на то, что талисман мне не подпортит жизнь так уж сильно. Анна полагала, что если предатели будут, то едва ли кто-то из тех, кто про талисман так уж хорошо знает, чтобы им воспользоваться. Даже совсем неполные, эти ответы были все же адекватнее, чем те, что в свое время получала мама, и это меня слегка успокоило.

- Розалина ничего не сделала мне, дело тут в другом. Нужно было, чтобы ты получила этот дар, именно для этой страны. Ну и для начала вообще родилась бы, - наконец призналась Анна.

- Я с самого начала пешка в вашей игре, верно? С самого рождения, - кустик какого-то растения с узкими листочками вспыхнул. Анна щелкнула пальцами, затушив его.

- Ты не пешка. Возможно даже, что ты – ферзь, - отозвалась она. – От твоих решений на самом деле зависит довольно многое, но я не уверена, что могу по-настоящему на них повлиять. Так что уж тебя назвать пешкой точно никак нельзя.

- Что-то еще есть такое, чего я о себе не знаю? – поинтересовалась я. По крайней мере, хотя я по-прежнему на нее злилась, я хоть что-то услышала. Мама в свое время не услышала ничего… Наверное потому-то я так и осмелела, что задала Экале этот вопрос. Она призадумалась и отрицательно покачала головой. – Помимо той новости, что меня ждет от Совета, - уточнила я. Анна горько улыбнулась.

- Тебе и ее за глаза хватит, поверь, - прошептала она.

- Вы меня накажете за такую дерзость, верно? Отнимете то же, что и в прошлой реальности? – я не понимала, откуда во мне столько отчаянной решимости, но та лилась из меня, что называется, через край.

- Ты о Поцелуе? Нет, - она покачала головой. – Но, возможно, ты и сама не применишь его… Точнее, применишь, но столкнешься с определенными трудностями…

- То есть? – нахмурилась я. Внезапно мозг пронзила болезненная мысль. - Негласное правило, да? – Анна кивнула, обняв меня за плечи.

- Хочу признаться тебе вот в чем, - она погладила меня по голове. – На самом деле за его нарушение не наказывают. И если ты выберешь кого-то вопреки ему, если будет выбор, поверь, я не имею права тебя за это осудить. Половина валькирий в такой ситуации никого не целует. Другая половина целует в нарушение правила… Ни одну еще ни я, ни моя предшественница не наказали. Многим выбор вообще не сужден, им повезло. Правило на моей памяти почти никто не соблюдал. Отсутствие наказания определило то, что его не считают обязательным. Как мне сказала моя предшественница, соблюдение этого правила показывает истинную валькирию. Не просто женщину с даром, но ту, в ком дар стал частью души. Проверка. Но ее пока никто, видимо, не прошел…

- Но ведь это же… Валькирия должна соблюдать правила! Иначе какая же это валькирия? – недоумевала я. Анна рассмеялась.

- Не все так думают, - отсмеявшись, пояснила мне она. – Про это правило, по меньшей мере.

- Вы говорите, что Негласное правило на вашей памяти почти никто не соблюдал… Почти… - я облизнула вмиг пересохшие губы. – Кто-то все-таки это сделал, так?

- Одна валькирия, это произошло много лет назад. Ее звали, - она взглянула мне в глаза. – Анна. Ей было ровно столько же лет, как тебе сейчас, но тогда она считалась достаточно зрелой дамой. Ей дано было право полюбить самой, - я не сводила взгляда с ее глаз, где-то далеко в глубине которых засветилась боль воспоминаний и сожаления о чем-то. – У нее был прекрасный муж, и они любили друг друга. Но шла война валькирий и Хранителей, страшнее, чем нынешняя… И однажды сестра Анна получила приказ защищать ребенка, мальчика, семи лет. Он был волшебником, и ему суждено было войти в число тех, кто поможет восстанавливать пошатнувшееся мироздание. Хранители же хотели убить его, пока он был еще маленький… И однажды ночью они нашли Анну и ее подопечного. Их было девять, они любят это число. Анна защищала мальчика, но сил ей едва ли хватало. И тогда Годрик пришел на помощь жене… Они одержали победу, сбежать удалось лишь двоим Хранителям из девяти, но сестра Анна не успела обрадоваться. Она увидела, чего стоила эта победа, чем она кончилась… Мальчик был мертв, а Годрик, раненный, истекал кровью… Одного взгляда хватало, чтобы понять, что ему не жить… - она внезапно закрыла лицо руками и какое-то время молчала. Наконец, отняв руки от холодного лица, продолжила, казалось бы, спустя вечность. – Она хотела было поцеловать мужа, как обычно в таких случаях и бывает. Но тут взгляд ее упал на мальчика, чья жизнь не успела толком даже начаться. Она вдруг представила, как отчаянно кричит мать, потерявшая сына, как потерянно смотрит на тело его отец, какую боль испытают те, кому дорог это ребенок, в то время, как она будет наслаждаться счастьем своей семьи. Вина сжала сердце… Годрик, вероятно, проследил за направлением моего взгляда, - по всей видимости она, погрузившись в страшные воспоминания, забыла о форме повествования и начала рассказывать уже от самой себя, выплескивая эмоции в свои слова. Преобладающей из них была боль. – Он собрал все силы и улыбнулся мне. И сказал, что не осудит любое мое решение. Это были его последние слова… Думаю, - она посмотрела на меня. Слез на ее глазах не было, но белки ощутимо покраснели. – Не стоит уточнять, кого именно я поцеловала. И хотя мне было страшно больно и сердце рвалось на части, и хотя ушла часть меня самой, вместе с ним, когда я увидела счастье в глазах родителей мальчика, я поняла, что сделала правильный выбор. И знаешь, - задумчиво произнесла Анна. – Даже до того, как я стала той, кем стала, у меня не было чувства вины перед ним… Уважение к его смелости, благодарность за то, что он пришел на помощь и успел, сожаление о том, что наше счастье было недолгим, но вины нет.

- Можно спросить? - я просто не знала, что ей ответить. За ее образом для меня всегда стояло нечто ледяное, спокойное, лишенное эмоций. Но сейчас на меня смотрела обычная женщина, потерявшая любимого человека, пусть и бесконечно давно. И по опущенным плечам и опухшим векам покрасневших глаз я понимала, что в этот момент она была настоящей, искренней… В какой-то мере все-таки человеком…

- Конечно, милая, - она слабо улыбнулась мне, натягивая на лицо маску непроницаемости. Но я теперь понимала, что это все-таки маска. Что какие-то эмоции ей все же присущи…

- Если вдруг… - я не сумела договорить, что именно «вдруг». – В случае выбора… Я же смогу подумать перед этим? – мне было страшно при одной мысли о том, что я попаду в такую ситуацию… Но если это было суждено, этого нельзя было изменить. Мне оставалось только молиться, чтобы это были не Северус, Гарри или отец. И уж тем более не два из них троих. Такой выбор я бы просто не осилила… Сердце разорвалось бы раньше…

- Конечно. Но помни, что чем дольше ты решаешь, тем больше от них уходит надежда вернуться. Воскресить можно…

- Лишь пока душа не отошла в мир иной, я помню, - кивнула я.

- Так вот. Раздумывая слишком долго, ты рискуешь выбор сделать, и Поцелуй потратить, но никого не вернуть. Ты отдашь свою жизненную силу, но ничего не получишь взамен. Такое случается пару-тройку раз в столетие. Думают слишком долго, увы…

- Спасибо за то, что уделили мне так много времени, - я встала и поклонилась привычным движением. – И да… Мне очень жаль, что у вас с Годриком… Я понимаю, это прозвучит глупо, но я искренне соболезную… - Благодарная улыбка послужила мне ответом. И уже когда я почти зашла в коридоры дворца, вслед мне раздалось.

- Помни, если предстанешь перед выбором, что бы ты ни решила, никто тебя не осудит. Но я надеюсь, я искренне надеюсь, что тебе не придется это пережить, Кэтти…

- Я тоже, - буркнула я себе под нос, направляясь обратно к Совету. Мне, успокоившейся, уже не хотелось причинять им вред даже в виде снятия с должностей. Они должны были мне что-то сказать и я давала им такую возможность. При одной мысли о том, что это может быть, сердце сжималось. Анна объяснила мне причину лжи, подтверждая слова Майкла, но значение ужаса Совета не открыла… И когда я предстала перед Советом, сердце рухнуло вниз. Сестра Франческа подошла ко мне, мягко коснулась плеча. По скорбному выражению их лиц я поняла, что услышу что-то очень страшное…

- Крестница Тезла-Экалы, любой, с уверенностью почти в 99% - ее преемница, - прошептала Франческа. – Это делается для того, чтобы Тезле проще было наблюдать за ребенком. И чтобы установить своего рода духовное родство. Нам очень жаль, Кэтрин… - ничего из дальнейших речей Совета я не слышала. В мозгу билась только одна фраза. Короткая, простая и в этой простоте страшная. «Преемница Тезла-Экалы». Что она значит, объяснять было не нужно…

Едва ли не впервые в жизни у меня случилась настоящая истерика. Перед глазами вновь встало лицо мертвого Северуса, так часто снившееся мне в кошмарах. Десять валькирий пытались меня успокоить, но стоило мне прекратить рыдать и закрыть глаза, как страшная картина вновь вставала перед ними… Рваная рана на шее, кровь, заострившееся лицо. Лицо человека, которого я по-настоящему любила, человека, которого я сама выбрала для себя… Именно тогда, в зале для совещаний, в окружении Совета, с бесконечным сочувствием пытавшегося меня успокоить, я произнесла страшные для валькирии слова. Слова, на которые, как мне позже сказала Анна, я имела такое же право, как моя мама. «Я ненавижу этот чертов дар»… И именно тогда я получила ответ, врезавшийся в память даже в состоянии аффекта.

- Нужно иметь сильную волю, чтобы жить с даром, который ты ненавидишь. Но сила воли нужна, и чтобы отказаться от того, что любишь больше жизни… Если ты и впрямь ненавидишь свой дар, Кэтрин, я тебе завидую… - что было для меня еще поразительнее, слова эти принадлежали Гертруде, всегда бывшей валькирией суровой и строгой… Именно эта фраза меня успокоила достаточно хотя бы для того, чтобы я сумела добраться до какой-то из спален и, проглотив неимоверное количество какого-то успокоительного отвара, уснуть. Точнее отключиться…

***

Я вернулась домой через трое суток после того, как его покинула. Ребята с Майклом перекочевали в какой-то заброшенный поселок и остановились на окраине. Мне все трое, включая уже переставшего дуться ифрита, обрадовались несказанно. А вот у меня способность радоваться, как я думала, отшиблась напрочь. Всего лишь один процент шанса. Один процент на то, что я его не потеряю…

Я вызвалась дежурить полные сутки, так как спать без снотворного еще не могла – кошмары стали страшнее и ярче. Все те же, все о том же. Проводила Майкла, которому рассказала в беседе наедине об услышанной страшной новости. Следующие полчаса я рыдала, уткнувшись ему в плечо, а «кузен» пытался меня приободрить. Но это оказалось бесполезно… Рыдать я перестала, но вот страшная тяжесть и боль на душе никуда не пропали.

И уже отправив ребят спать, я стиснула ненавистный крестраж в руке, проклиная Беллатрису и всех остальных за то, что отнимают у нас и без того, скорее всего, короткое счастье быть вместе. В памяти вспыхнуло то, с чего вся эта история началась. Летние каникулы перед шестым курсом…

В тот день папа ушел на работу очень рано, я еще спала. И когда спустилась на кухню готовить завтрак, одна из ваз в холле была безнадежно разбита. Папа был с ними всегда очень аккуратен, Римуса вообще не было и возвращался он с очередного поиска работы дня через три только, Снейп тоже не ассоциировался у меня с человеком, разбившим бы антикварную вазу в чужом доме. Оставался только один вариант – Гарри…

Папа запрещал мне колдовать дома и в его отсутствие применять способности валькирии. Но я представила, что ждет братишку вечером, когда отец увидит остатки вазы, пожалела его и начала петь… Когда к вазе присоединился последний осколочек и следы раскола исчезли, в дом через заднюю дверь зашел Гарри. И в ужасе уставился на меня.

- Кэтти, - прошептал он. – Дядя Том ее уже с утра видел, сказал, что ты вечером при нем починишь, прочитал нотацию и лишил десерта. Тебе влетит…

- Почему не предупредил?! – я вместе с вазой в руках так и села на пол. Гарри виновато посмотрел на вазу.

- Ты еще спала, а я решил немного размяться… Ну, как перед тренировками… Не успел…

- И что теперь делать?! – я посмотрела на злополучную вазу. Ну не разбивать же ее, в самом-то деле, снова! – Да уж, мне влетит так влетит…

Весь день я пробыла как на иголках, со страхом ожидая прихода отца. И когда, прибираясь на втором этаже в одной из гостевых спален, услышала его громогласное и сердитое:

- Кэтрин Розалина Реддл, а ну иди сюда, - сжалась и медленно поплелась на экзекуцию. Лишением десерта и нотацией отделаться мне едва ли светило, даже невзирая на тот факт, что надзора на нашем доме не было. На мне, вроде, тоже. Тут сам факт магии был налицо… Но я не успела дойти и до середины лестницы, как за моей спиной раздалось вкрадчивое:

- Мистер Реддл, мисс Реддл здесь ни при чем. Это мое Репаро. Я увидел осколки и решил хоть немного отблагодарить вашу семью за гостеприимство. Никто из детей за весь день даже не пытался применить магию… - я застыла на месте, медленно оборачиваясь к говорящему.

- Это так, Кэтрин? – осведомился папа снизу. Я взглянула на Северуса, одарившего меня чуть насмешливым взглядом и выразительно моргнувшего. И, все еще сжимаясь в комочек, кивнула.

- Спасибо, профессор Снейп, - отец остался доволен услышанным, я избежала наказания. И, поспешив обратно наверх, шепнула ему на ухо эти слова. Северус усмехнулся, взглянув на меня.

- Надеюсь, больше мне ничего применять не придется, - тихо, но очень выразительно произнес он… Именно в ту ночь впервые я увидела его во сне. В этом его простом поступке проскользнуло что-то такое, чего мне не хватало. Мою вину на себя раньше брал только Джеймс, мой друг. Но отчего-то в Северусе, спасшем меня таким же образом от наказания, я увидела не друга, а мужчину… Которого по-настоящему полюбила… И которого, как показали страшные слова Франчески, могла потерять…

***

Еще через пару дней я наконец успокоилась и надежда на лучшее, угасшая было, вспыхнула с новой силой. Я не лишена была Поцелуя, я могла его вернуть. Именно это я, откровенно говоря, и собралась сделать, если что-то произойдет. К тому же даже один процент был уже шансом и это давало искорку надежды. И обещания наставницы Оливии, что мои дети будут гордиться мной, и уверенность папы в том, что я рожу ему внуков, когда я о них вспоминала, придавали душевных сил.

- Мы не упустим этот шанс, даже если он у нас единственный, - в очередной раз позволив себе взглянуть на него на миг через браслет, прошептала я. – Я обещаю… - я и не представляла тогда, какое обещание дам два месяца спустя ему лично… Даже невзирая на то, что надежда ко мне вернулась, Оливия, Совет и Анна были правы. Мне лучше было об этом на знать, но уж коли узнала, этой новости мне хватало с лихвой. Однако было в ней и кое-что хорошее – у меня прошли головные боли. Мне было настолько не до них, настолько плохо и больно в душе, что головные боли и странные видения испарились без следа. И меня, чья психика и без того получила большое потрясение, это радовало. Ну а спустя еще совсем немного времени у нас наконец-то родилась хоть какая-то идея, что делать дальше. Гарри надумал поговорить с Батильдой Бэгшот, а так же, быть может, найти хотя бы след крестража, в Годриковой Впадине.

Помня о том, что последние убийства тогда Лестрейндж совершила именно там, я после размышлений решила с ним согласиться. И в Рождественский вечер мы трое, взявшись за руки, трансгрессировали туда, где одиннадцать лет назад началась наша с Гарри история тех-кто-выжил. Туда, где осталось мое детство и к счастью не осталось детство Гарри. В Годрикову Впадину…

0

108

Рождественская ночь (от третьего лица)
Рождественская ночь… Время чудес, загадок и тайн, время надежд и загадывания желаний, время, когда, кажется, никакое зло не может коснуться этого мира… Когда семьи во многих странах собираются за большим столом, обмениваясь новостями, планами. Когда дети ложатся спать, ожидая подарков от Санта-Клауса, Деда Мороза, Баббо Натале, Пер Ноэля, Бабадимре и многих других... Все зависит лишь от того, в какой стране живет ожидающий чуда малыш…

И поскольку Рождество - это время чудес, надежд и мечтаний, мне захотелось подарить своим героям маленькую рождественскую ночь, не омраченную войной и страхом. И хотя у меня за окном сейчас жаркие летние дни, я буквально сама ощущаю запах хвои и индейки на праздничном столе, чувствую вкус пудинга и слышу шорох разворачиваемых подарков. За то время, которое я провела со своими героями, они стали частью меня… И хотя близится финал истории и я отпущу их, я знаю, что если когда-нибудь я окажусь в Лондоне, то буду искать взглядом Кэтрин и Северуса, Тома и Гарри и всех прочих. Потому что для меня они навсегда останутся теми, с кем я провела не один месяц своей жизни. И Рождество мне хочется встретить с ними, забыв, как и они, о бедах и горестях на одну волшебную Рождественскую ночь…

***

- Рауль, Аннет, идемте к нам - приятный мужской баритон раздался в уютной зале большого замка в самом сердце Трансильвании. Малыши, в нарядных костюмчиках, в подарками в руках, подбежали к улыбающемуся им Томасу, наперебой хвастаясь тем, какие чудесные игрушки и сладости принес им Пер Ноэль, и еще до того, как они легли спать. Их передали через маму и дядю Сириуса, а ведь ночью, как обещают, Санта еще принесет им подарки и оставит в чулках у камина... Реддл рассмеялся, подтверждая малышам, что они вели себя хорошо и оба добрых Рождественских гостя просто не могли не вознаградить таких славных детишек за это. Сидевшая в уголке Кас, разбиравшая кучу фонариков и гирлянд, тихо прыснула:

- Я тоже получала подарки каждый год, была хорошей девочкой, - подмигнула она Раулю, разглядывавшему нового робота, о котором давно уже просил маму и папу, и даже написал с помощью Сириуса Санте и Ноэлю. Восьмилетняя Аннет, с новой куклой в руках, радостно запрыгала около Кассиопеи, разглядывая фонарики. – Правда у нас в Италии подарки делают ночью и на следующее утро…

- А теперь? – спросила она у девушки. Ифрит пожала плечами, взмахом палочки отправляя выбранное украшение на елку, поставленную в самом центре залы.

- А теперь я уже большая девочка, а подарки дарят только хорошим маленьким деткам, - она погладила француженку по аккуратно уложенным кудряшкам. – Поставь куколку и помоги мне с шариками, пожалуйста, - попросила она. Аннет послушно поставила игрушку, взявшись помогать Кас, которую малыши успели искренне заобожать. – Как ты назвала свою принцессу? – улыбалась молодая ифрит, вспоминая собственное детство и подарки от мамы…

- Катрин, как тетю Кэтти, - отозвалась девочка. – Она очень хорошая, и всегда добрая, когда мы ее видим.

- Мы по ней скучаем, - заметил Рауль, вместе с Томом развешивавший флажки и омелу. – Когда она придет?

- Скоро, - заглянул Сириус с подносом, удерживаемым палочкой. – Уже совсем скоро. Но пока еще она занята, у нее много дел, а с нами побудут дядя Влад и тетя Касси.

- А какой дядя Влад? – хором уточнили дети. Молодой граф Матей, шагавший следом за Сириусом, помахал им из-за плеча Бродяги.

- Оба. И я, и мой дядюшка, - подмигнул он. Рауль радостно захлопал в ладошки, уронив при этом очередное украшение.

- Ой, как здорово! У нас будет большое-большое Рождество! – радовался ребенок. – А дядя Микэль?

- Майкл, - поправил его Том. – Дядя Майкл. Он тоже будет, но придет чуть попозже.

- Ура-ура! А фейерверк?! Дядя Ма… Майкл, - Аннет чуть запнулась на имени, - обещал нам, что будет фейерверк, красивый, прямо как по телевизору… Правда?! – Влад, мысленно обозвав Майкла всеми ругательствами румынского языка, которые только вспомнил, отозвался:

- Конечно будет, обязательно! – это вызвало у детей бурю восторга и обсуждение того, какое чудесное это Рождество.

- А завтра подарки получать будет уже мистер Реддл, - обняв детишек за плечи, сообщила Кассиопея, чтобы их чуть-чуть угомонить.

- Правда?!

- Да, у него день рождения, - кивнул Сириус.

- Ой, здорово! Мы с Раулем нарисуем дяде Тому красивую-красивую открытку, - пообещала Аннет, обнимая присевшего к ней Реддла. – И еще одну для тети Кэтти, подарим, когда она придет!

- Эй, накрывайте! – возмутилась Жозефина в коридоре. – Что вы стоите! – Влад и Сириус, переглянувшись, поспешили исполнить указание маглы, замахнувшейся на них полотенцем для рук. Ивз, в нарядном фартуке и косынке, заглянула в залу, когда волшебники скрылись в столовой.

- Ой, вы уже украсили. Так красиво! – восхитилась она. – Касси, Аннет, помогите мне накрыть на стол. Мистер Реддл, мы совсем скоро будем кушать.

- Не забудьте про пшеницу, - из глубины замка напомнил его владелец. (1)

- Какая-то у нас путаница получается, - проворчала Кас, помогая француженке сервировать праздничный стол. – Итальянские, французские, английские обычаи, румынские… Все в кучу и сумбурно, - поморщилась она. – Я надеюсь, этот поляк не внесет свою лепту? – Жоззи пожала плечами.

- Ну угощение почти все французское, - улыбнулась она. – Как умею. Хотя тут поляк внес свою лепту. Я сделала какой-то… как там он назвал… - нахмурилась она. – «Борщок с ушками», - процитировала женщина, покачав головой. (2)

- Это что?! – уставилась на нее Кас.

- Польская еда на Рождество, как Майкл сказал. Вроде вкусно, я попробовала… - вскоре стол был накрыт и все обитатели огромного замка, и постоянные, и временные, собрались вместе за большим столом. К самому началу ужина подоспел Майкл, подготовивший для малышей фейерверки, которые они так мечтали посмотреть… Тарталетки с джемом, устрицы, гусь, шоколадный рулет с каштановым кремом, пряное вино и «борщок с ушками», по заказу и рецепту Майкла, приятно радовали собравшихся своим вкусом. По негласному уговору между взрослыми все беды и горести на эту ночь словно бы отошли на задний план. Волшебные истории, сказки и легенды звучали за этим столом, собравшим вместе девять человек. Трое из них были ифритами, трое – взрослыми волшебниками и один – будущим волшебником. В том, что Рауль способен к магии, после того, как он умудрился непроизвольно починить поломанную игрушку Аннет, сомнений у взрослых магов не оставалось. Аннет же склонности к магии не проявляла ровно никакой, как и Жозефина. Правда в отличии от матери привыкла она к колдовству гораздо быстрее… И хотя эти истории и песенки были привнесены в этот дом из пяти стран мира, звучали все на английском. Единственном языке, который тут знал каждый…

Здесь, в самом сердце Трансильвании, в эту ночь царило маленькое рождественское чудо… А уже глубокой ночью, любуясь разноцветными огнями, озарявшими ночное небо Румынии, каждый думал о своем. Аннет – о том, какие рисунки нарисовать для таких добрых и хороших Реддлов, Рауль – о том, какое настоящее волшебное Рождество у него в этом году, гадая, видит ли это чудо Райли, ставший ангелом, Томас – о дочери и племяннике, оставшихся в далекой Англии, мысленно загадывая одно лишь простое желание – чтобы следующее Рождество они встретили все вместе, в родном доме, оставив позади долгие месяцы страшных событий. Он вспоминал прошлое, когда Розалина была еще с ними и то, какой сказкой она всегда делала Рождество… И сейчас, любуясь ночным небом и вдыхая холодный воздух этой ночи, решил для себя, что первое Рождество, когда все закончится, он превратит в пусть не сказку, но светлый и чистый вечер для тех, у кого эти события отобрали годы детства и первые годы юности. Для дочери и Гарри. Они это заслужили…

Кассиопея думала о матери и двух младших сестренках в Италии, об отце, о своей любимой собаке, оставшейся дома. И о том, как вернется домой. Девушка в эту ночь мечтала о том, чтобы побыстрее кончились неприятности вокруг и мир снова стал обычным, таким, как раньше… А она поступит в свой Институт Трансфигурации и покажет Матею, пророчащему ей провал н экзаменах, язык. От этой мысли девушка захихикала себе под нос. Граф Матей, старший, вспоминал то, как этот праздник проходил у него в разные периоды жизни и радовался тому, что все, кто стоял сейчас рядом с ним, улыбаются звездному небу. Мудрый человек, проживший долгую жизнь, понимал, как важно было для всех них хотя бы на одну ночь забыть о бедах, позволить себе надеяться и мечтать… Ведь это придавало им сил…

Ифриты-мужчины, переглянувшись, улыбнулись друг другу. Они не мечтали, но оба в эту ночь позволили себе почувствовать себя обычными людьми. Такими же, как и все остальные… Это было для них по-своему волшебной и желанной сказкой. Ведь стоило людям узнать о том, кто они, от них могли отвернуться или начать бояться. Но никто из тех, кто был сейчас рядом, не боялся их. Они стали их друзьями, а о большем не хотелось и мечтать…

Лишь долгое время спустя Жозефина, очнувшаяся от счастливых мыслей о том, что этот праздник стал для ее малышей маленькой сказкой, которой им так не хватало, всполошилась и отправила Аннет и Рауля спать. Туда же она отправила и Кассиопею, тяжело вздохнувшую.

- Трудно быть самой маленькой из взрослых, - проворчала она, плетясь в свою комнату. – Все командуют. Кас, сделай это, Кас, сделай то. Кас, не лезь. Кас, почему не залезла… Вредные! – надувшись, скрылась она в своей комнате. Граф Матей, пожелав всем чудесных снов, исчез в глубинах своего дома, куда скрылся и Матей-младший, однако ни он, ни Майкл спать не собирались. Ифриты испытывали потребность во сне, но куда меньшую, чем у обычных людей, и в Рождество решили дать остальным возможность видеть цветные сказочные сны, приглядев за их обителью сами. Томас тоже отправился в объятия Морфея…

- Это была чудесная ночь, - Жозефина застыла в двери гостиной, куда зашла, чтобы наполнить подарками подвешенные к камину чулки для Аннет и Рауля, услышав за спиной мужской голос. Тяжелая рука мягко легла на плечо женщины, чуть подтолкнув ее вперед. – Не правда ли? – Жозефина, пройдя пару шагов внутрь, обернулась и оказалась лицом к лицу с Сириусом.

- Да, действительно, - француженка робко улыбнулась. – Спасибо, что помогли с подарками для малышей, - она опустила глаза. – Рауль так и уснул в обнимку с роботом, а Аннет устроила кукле целую постельку… А уж от количества конфет и этих ваших магических… как там… драже у них начнется диабет!

- Не стоит благодарности, Жоззи. Я ведь тебя слегка подставил с Санта Клаусом, о котором они не знали… - женщина задержала дыхание, когда волшебник мягко провел рукой по ее щеке.

- Ну зато теперь они будут верить и в это чудо, - пожала она плечами. – А разве у вас в Англии не «Отец рождество»?

- И Санта тоже есть, их у маглов вообще много. Прости, у неволшебников, - поправился он. И неожиданно для Жозефины чуть потянулся к ней. Женщина отпрянула.

- Я замужем!

- Это поправимо… - легкое прикосновение к ее руке и француженка опустила глаза. – Ты ведь сама понимаешь, что семьей это назвать уже нельзя…

- Он не даст развод… И нам потом негде будет жить… - прошептала она. Блэк усмехнулся.

- Это сказала дама, которая видела мой дом. Дети ко мне привязались, а с Луи поговорим я и Кэтти…

- Мне… Я… Нужно подумать… - Жоззи отчаянно замотала головой. – Так нельзя! Мистер Блэк! – взмолилась она. – Не шутите так!

- А я и не шучу. И да. Меня зовут Сириус, - он улыбнулся женщине. – Давай-ка попробуем вместе. Си-ри-ус. Повторяй за мной, - в глазах анимага мелькнули озорные огоньки. Жозефина, чуть успокоившись, с улыбкой повторила:

- Сириус.

- Вот видишь, это очень просто! – подмигнул ей Бродяга. – Договорились? По имени? – француженка кивнула и в следующую секунду тихо охнула, оказавшись в кольце рук мужчины.

- Ты можешь подумать, но мы сейчас стоим под омелой, а по английским обычаям мужчина в Сочельник может поцеловать любую девушку, стоящую под веточкой омелы.

- Это эгоистично! – возмутилась Ивз. – Надо спросить женщину!

- Значит, я эгоист! – усмехнулся Бродяга. Мгновение спустя Жозефина, стукнув его по спине кулачками, невольно ответила на поцелуй… Ее щеки залила густая краска смущения от мысли о том, что этот мужчина уже давно ей нравится и что у нее возникала грешная мысль о таком вот поцелуе. У нее, замужней женщины с детьми… Однако на следующий поцелуй она ответила уже сама, взглянув в серые глаза волшебника. В конце концов, подумала она, этот импульсивный, чрезмерно энергичный, порой эгоцентричный человек, похожий на большого подростка, умудрился даже в сложившейся ситуации помочь ей устроить детям маленькую сказку, что стоило для нее, безгранично любящей своих малышей и желающей сделать их счастливыми, многого…

И отчего-то в эту волшебную ночь, в канун Рождества, Жозефине захотелось позволить маленькую волшебную сказку себе… Сказку, которая приносила надежду…

***

- Вкусно пахнет, - облизнулась Милли, принюхиваясь к принесенному ей рыбному пирогу. – Пожалуй я даже начну снова спать у тебя на подушке, - кошка взглянула на Северуса, лизнув угощение. – А где елка и все прочее?

- Ну… Я не счел украшение своей спальни жизненно важным занятием, - Снейп погладил ее по загривку и почесал за ушком. – Меня и так устраивает…

- Я хочу елку! – капризно заявила ифарито. – С ленточками, шариками и флажками!

- Зачем? – осведомился человек.

- Свалить, конечно же, зачем еще? – искренне удивилась кошка.

- Ну вообще-то елка нужна для украшения. Или сосна, например. Но не для того, чтобы их сваливать.

- А я хочу свалить! Я кошка, а кошки всегда хотят снять эти ваши украшения. И елки забавно падают, - захихикала Милли, принимаясь за пирог.

- А ты уже сваливала? – улыбнулся мужчина. Ифарито кивнула.

- Две. Когда жила с Ханни. Они так смешно упали, а Ханни и ее дочки потом так смешно бегали вокруг елки, - коварно улыбаясь, кошка умудрялась одновременно и говорить и уплетать угощение.

- Ты ужасное создание, - покачал головой маг. – В этом году обойдешься. На следующий, может быть, поставлю елочку специально для тебя.

- Вредина! – Милли махнула хвостом. – Все, я опять не приду на твою подушку! И… - она задумалась. – И вот возьму, и порву какой-нибудь документ!

- Ты еще скажи, что съешь школьную сову, - усмехнулся Северус. Милли посмотрела на него.

- Они большие. Не справлюсь, - призналась кошка. Волшебник, взяв ее на руки, погладил усатую мордочку. – Но вот бумаги береги. Я люблю шуршунчики!

- Ты неисправима!

- Именно поэтому ты меня и любишь, - Милли укусила хозяина за кончик носа. - Потому что я такая, какая я есть. Кстати, у меня для тебя тоже есть подарок. Правда без обертки, уж извини, мои лапки не умеют заворачивать и упаковывать. Сейчас принесу, - она спрыгнула с его рук и поспешио юркнула куда-то под кровать. Вернулась спустя миг с мышкой в зубах. Снейп, увидев подарочек, тихо застонал.

- Зачем?!

- Ну как зачем. Праздник же. Что умею, то и дарю! – обиделась Милли, положив подарок у ног хозяина. – Не нравится?!

- Очень нравится, конечно, - кашлянул мужчина. – Но я не вполне понимаю, что мне с ней делать. Люди их не едят…

- Скорми какой-нибудь сове. Может подружитесь, - проворчала кошка, укладываясь на подстилку. – Я с тобой больше не дружу! – отвернулась она.

Северус, со вздохом завернув мышь в испорченный пергамент и отправив подальше от себя, присел к «охотнице», почесывая ее за ушком.

- Милли, не дуйся, - ласково начал он. Спустя полчаса уговоров и обещаний кошка наконец соизволила развернуться к нему мордой.

- Ладно, сегодня особенная ночь, давай жить в мире, - великодушно решил зверек. А еще десять минут спустя, в общества пирога с рыбой, мужчина и кошка приготовились встречать Рождество. И под голосок Милли, напевавшей «Бубенчики», Северус, вглядываясь в улыбающееся лицо девушки на колдографии и вспоминая канун Рождества четыре года назад, первое Рождество в ее обществе, загадал всего одно желание: чтобы она увидела мирную жизнь снова. Чтобы на ее губах вновь возникла такая же светлая, счастливая и искренняя улыбка... Улыбка человека, заслужившего счастье и обретшего его…

***

Гертруда Майер, валькирия ФРГ, медленно шагала по ухоженному дворику своего жилья, где не была уже почти месяц. Совету, в который она входила почти три десятка лет, в этом году привалило работы, и хотя по долгу службы волшебница часто бывала на родине, с проверками, с помощью, по просьбе местного Министерства, общаясь со своей преемницей, оставленной ей для наблюдения за происходящим и скорейшего оповещения, домой она не попадала совершенно. Но в Рождество Говьер, вновь после долгого перерыва несколько лет назад возглавившая Совет, отпустила свою заместительницу. Увидев в окнах гостиной свет от множества свеч, Гертруда улыбнулась.

- Гоззо, - покачала головой валькирия, подбирая подол дорожной мантии и поднимаясь по чисто выметенным ступенькам. Привычные три стука дверного молотка в виде наковаленки и за дверью послышались шаркающие шаги и ворчание домовика.

- Фрау Майер пожаловали, - бурчал он. – Бросили Гоззо одного, не приходят… - дверь отворилась и домовик, одетый в аккуратно сшитые для него рубаху и штаны, поклонился валькирии. – Хозяйка Гертруда, проходите, - закряхтел он, помогая женщине переступить высокий порожек и приняв у нее мантию.

- Ты все ворчишь, - Гертруда улыбнулась, переобувшись в легкие домашние туфли, поспешно принесенные домовиком. – Сколько уж лет прошло, как я подарила тебе рубашку, а ты все жалуешься и остаешься…

- Так если я уйду, кто ж будет приглядывать за домом хозяйки Гертруды? – отозвался домовик, суетясь вокруг женщины. – Они ж дома-то не бывают, а дом… Ему ведь уход и забота нужны! Как уж хозяйка Гертруда без Гоззо-то будет?

- Никак, - согласилась валькирия. – Спасибо, Гоззо, ты незаменимый помощник.

- Гоззо ждал фрау Гертруду, идите в столовую, сейчас вкусный ужин будет, - домовик замахал руками, отправляя хозяйку в нужном направлении. – Там сюрприз ждет, - проквакал он ей вслед. Гертруда, оглянувшись на домовика, переступила порог темной комнаты и собралась было зажечь свечи в канделябрах, как из глубины помещения раздалось чуть язвительное женское:

- Кто пришел! Фрау Гертруда Майер! Ну надо же!

- Я так понимаю, мне имеет смысл приготовиться к отправке в мир более совершенный? – усмехнулась Гертруда, скрестив руки на груди. Элеонора покачала головой, зажигая свечи взмахом палочки.

- Я пришла извиниться, - улыбнулась она.

- За что же? – Гертруда погладила маховик, опускаясь в уютное старое кресло во главе большого овального стола и с наслаждением откинувшись на его спинку.

- За то, что накричала тогда, много лет назад. Когда вы отказались взять меня преемницей. Теперь я понимаю, почему.

- Твой отец, к сожалению, одним своим существованием обрывал эту возможность, - вздохнула валькирия. Бутти усмехнулась.

- Я знаю. Дочь Верховного Хранителя на роль валькирии годилась еще меньше, чем сыр на роль дракона. Поэтому я хочу извиниться за все, что тогда устроила.

- И как Гоззо согласился тебя пустить? – поинтересовалась Гертруда, взглянув на Хранительницу, в нарядном черном платье, сидевшую напротив.

- Поверил, что я не желаю вреда. На уговоры ушло часа полтора и я жутко замерзла, - поморщилась молодая немка. – Но, как видите, я тут.

- Фрау Гертруда, фрау Бутти, - прокряхтел возникший в дверях домовик. – Ужин подавать?

- Я буду признательна, - кивнула Элеонора. Гертруда улыбнулась эльфу.

- Да, Гоззо. И посиди с нами, - пригласила она. Домовик отмахнулся.

- Куда уж Гоззо сидеть с такими важными дамами. Нет-нет, Гоззо посидит на кухне, приглядит за десертом. Хозяйка Гертруда, вы не очень-то для праздника одеты! – покачал он головой. Женщина оглядела свое поношенное платье и растрепанные волосы и со вздохом кивнула, доставая ленту из кармана мантии щелчком пальцев. Мгновение спустя ее волосы были перехвачены зеленой лентой, а еще через пару минут она, выйдя было, вернулась в гостиную в белой мантии в пол. Бутти покачала головой.

- Так этот ужин выглядит еще более странно, - заметила она. – Поверенная Верховного и Валькирия из Совета. Димитр бы скончался от шока, - усмешка исказила ее тонкие губы.

- Пожалуй и половина валькирий тоже. Что-то еще, помимо извинений? – взглянула валькирия на гостью. Ей вспомнилась молоденькая девочка-подросток, устроившая истерику по поводу того, что преемницей валькирии назначили ее тетю, а не ее саму, хотя она просила. Элеонора тогда здорово ей нагрубила… И заявила, что с противной фрау Майер, дальней знакомой ее бабушки по матери, больше не общается. С тех пор утекло много воды, ее муж уже давно покинул этот мир, не оставив Гертруде детей, мать Элеоноры и ее бабушка тоже. А недавно и тот, из-за кого она и отказала тогда Норе. Отец девочки… - Они приняты, кстати.

- Парочка новостей, но они подождут до утра, - отозвалась молодая Хранительница. – Рождество все же праздник. И проводить его одна в своих владениях я не хочу. А к семье тети Марии я пламенных чувств испытывать так и не начала. Ты тоже встречаешь праздник одна. Предлагаю это исправить и провести его вместе! Правда я без клевера (3), пряников и подарков, увы… - призналась она. Гертруда только махнула рукой.

- А как же твои друзья, - принимаясь за вареного карпа с кремовым соусом, осведомилась валькирия. – Почему ты не с ними?

- Шутите? – поморщилась Элеонора. – Мне их и так хватает поблизости! – она попробовала овощной суп. – Гоззо, это объедение, - крикнула она домовику. – Ты молодец!

- В лучших немецких традициях, - кивнула хозяйка дома. – Гоззо у меня просто золото, не знаю, что бы я без него делала.

- А вот мне удалось уговорить Удо покинуть дом. Я там годами не бываю, зачем держать там беднягу? – отозвалась девушка, голодный взглядом озирая полный угощений стол. – Тем более что галстук я ему уже семь лет назад подарила, - добавила она… Часы где-то далеко-далеко на центральной площади города пробили полночь. Элеонора подняла поданный домовиком фужер с вином.

- С Рождеством! – прошептала она. Гертруда повторила ее действия.

- С Рождеством, Нора! – она взглянула на девушку. – С ночью, когда свыше слышат наши мечты…

***

- Are you going to Scaborough Fair
Parsley sage Rosemary and Thyme
Remember me to one who lives there
He was once a true love of mine… (4) - девушка в черной косынке, скрывавшей ее волосы до плеч, напевала себе под нос, развешивая в гостиной омелу, остролист, гирлянды и наряжая елку. В домике на окраине деревушки Сэлмон пахло хвоей, фруктами и вкусностями, приготовленными прибывшей еще прошлым вечером хозяйкой дома. Взмах ее палочки установил на каминной полке красивую рамку с колдографией красивой девушки в черных джинсах и черной футболке с пентаграммой, стоявшей в обнимку с мужчиной в строгой черной рубашке и таких же брюках. Свадебный снимок четы Долоховых… Анжелика оглядела комнату, вспоминая, что еще нужно сделать, и встретилась глазами с мужем, опершимся на дверной косяк.

- Я надеюсь, ты не против, - она обвела рукой комнату, украшенную с таким трудом. Долохов усмехнулся.

- Рождество все-таки праздник, - пожал он плечами. – Кстати, у тебя отличный голос.

- Спасибо, - девушка улыбнулась. – Я пела в школе и Денбридже, ходила на курсы… У нас в Америке такое есть.

Девушка осеклась, заметив, что мужчина рассматривает снимок на каминной полке.

- Рождество – семейный праздник, - пискнула она. – Мы в своем роде тоже семья.

- Я не об этом подумал, - усмехнулся владелец дома, приобняв ее за плечи. – Вспомнил взгляд твоей бабушки, когда ты вышла под венец вот в этом.

- На самом деле планировалось белое платье, - призналась Анжелика. – И аккуратная прическа. Но меня так долго мучили всякими булавками, заколками, шпильками и прочим, что я не выдержала и психанула. Ну и оделась, как мне удобно… - Долохов усмехнулся.

- Знаешь, я не был удивлен. От тебя этого следовало ожидать.

- В смысле? – нахмурилась девушка.

- Ты очень своенравная и очень любишь действовать вопреки сложившейся традиции или указанию. Было бы странно, если бы ты была в свадебном платье.

- Вся в супруга, - съязвила Анжелика, поправляя косынку.

- Кстати, а почему ты в этом? – осведомился мужчина. Девушка попыталась сделать вид, что не слышит вопроса, но вскоре мужчина, подавив ее попытки увернуться, снял с ее волос покрывало. И расхохотался, потрепав ее по распущенным волосам. Анжелика, чья прическа напоминала нечто черно-рыжее с примесью непонятных цветов радуги, оскорбленно фыркнула.

- Окрашивание дало неожиданный эффект. Мы усиливали действие краски с помощью чар, но вот получилось… Странно… - вздохнула она. Антонин, все еще смеясь, сел в ближайшее кресло.

- И как ты с этим пойдешь в Хог после каникул? – фыркнул он. Девушка, прикусив губу, окатила его негодующим взглядом.

- Я подкрашусь еще раз в конце каникул, и посмотрим, - прошипела она.

- Я полностью разделяю твое стремление снова порыжеть, - Антонин развел руками. – Но сейчас ты выглядишь смешно.

- Я отстригла больше половины… Да почти две трети волос и уже два раза за месяц красилась! – окончательно возмутилась его жена. – Это вредно, между прочим! Я так облысею, у меня уже волосы выпадают. А ты тут сидишь и издеваешься! – напустилась она на Пожирателя. Тот вопросительно приподнял брови.

- Семейный скандал? – поинтересовался он, сцепив пальцы в замок. – Анж, не забывайся! Выпадут волосы – куплю тебе рыжий парик! – когда девушка замолчала, заявил он. Волшебница, что-то неразборчиво прорычав, налетела на него с шипением:

- Зараза! Ненавижу! – она осеклась, осознав, что сидит в кресле, а ее руки плотно прижаты к подлокотникам сильными мужскими руками.

- Да ладно? Поэтому украсила гостиную, приготовила ужин и собралась дарить мне часы? – склонившись к ее лицу, осведомился маг.

- Откуда ты знаешь?!

- Я видел, как ты их покупала. Тебе стоило приобретать сюрприз в Америке. Ну или хотя бы не в Лондоне. К слову, зачем мне часы?

- Ну, они мне просто понравились, я подумала… Что они тебе подойдут… - пожала плечами девушка. Долохов отпустил ее. – Кстати, я думала, у главного редактора Пророка есть дела поважнее, чем следить за моими покупками!

- Главный редактор я только формально. На деле моя задача просто сказать, кто, куда, о ком и что пишет. Ну и с помощниками это проверить. Это у нас теперь официальная газета Леди, не забывай.

- Ага, ну а ты полностью реабилитирован новым правлением, - хмыкнула девушка. – Все такое правдоподобное!

- Будем ужинать? И да, ты давно перестала верить… кто там у вас… - нахмурился он, вспоминая. – В Санта-Клауса?

- Лет этак десять назад, - хмыкнула девушка.

- Значит, подарок от меня лично, - подмигнул мужчина.

- Я открою утром, - в глазах девушки вспыхнули огоньки подавляемого любопытства.

- Почему?

- Мы в Америке открываем их не сразу…

- Но мы-то в Англии. Да и тут догадаться легко, - взмах палочки и в комнату вплыл длинный сверток. Анжелика, прикинув его форму, ахнула. И метнулась разворачивать обертку. И уже с Молнией в руках восхищенно взглянула на мужа.

- Спасибо! – глаза волшебницы вспыхнули счастливым огоньком. Свою метлу она потеряла давно и безнадежно, поскольку не помнила, где эта самая метла. А полетать хотелось безумно… - Как ты догадался?

- Ты как-то говорила, что играла в квиддич. Метлы я у тебя ни разу не видел. Я не очень разбираюсь, но мне советовали эту, - он не договорил, приобняв машинально обнимавшую его девушку.

- Спасибо! Это одна из лучших метел, до сих пор! – прижалась к нему девушка. – Это сказочный подарок, я уж и не знала, когда доберусь до метел и полетов…

- Мы ужинать будем? – мягко отстранил ее мужчина. – Я, между прочим, дома первый раз за пять дней и жутко голоден! – Анж, счастливая, кивнула и умчалась накрывать на стол. Вскоре чета Пожирателей уже сидела за столом, украшенным свечами, за пиццей с сыром и томатным соусом, индейкой и тортом с пудингом… А когда часы уже вот-вот должны были пробить полночь, девушка подняла фужер с пряным вином.

- С Рождеством! – улыбнулась она. – Даже у Пожирателей есть право на маленький праздник, - она осеклась, когда мужчина с фужером в руке поднялся из-за стола, обошел его и склонился к ее лицу.

- С Рождеством, Лика! – в мире кругом настала полночь и в тот самый миг, когда где-то далеко группа магов и маглов из самых разных стран Европы смотрела фейерверки, девушка, почти касаясь губами губ мужа, прошептала чуть слышно слова, теперь ставшие искренними куда более, чем почти два месяца назад.

- Я люблю тебя… - она понимала, что не услышит ответа, которым ей послужил поцелуй. И хотя она все еще оставалась стажером-мракоборцем, все еще искала способ хоть как-то связаться с Кэтрин и сообщить ей новости, она начала осознавать и другое. Это не было обычной любовью, тем, что под ней обычно понимают. Это было что-то очень похожее на любовь… Что-то даже немного больше…

***

В ту же ночь Рождества мечтали о лучшем многие люди, разбросанные по разным уголкам мира. Римус Люпин, обнимая беременную Тонкс с мило округлившимся животиком, Андромеда, Уизли, включая уже задумавшегося о возвращении к друзьям Рона, Полумна Лавгуд, Невилл… Каждый по-своему, глядя в звездное небо или на теплый очаг, думал о том дне, когда закончится война и вновь вернется мир. Десятки и сотни разных желаний, по сути об одном и том же, отправлялись в ночной тишине туда, куда спешат все мечты и просьбы…

И, возможно, только трое в эту ночь смотрели не на звездное небо и не на елку и уютный камин. Они, опустив головы, стояли у трех надгробий в Годриковой Впадине… Две девушки с густыми каштановыми локонами и парнишка с взъерошенными черными волосами…

Гермиона оглядывалась кругом, осматривая красивые и не очень памятники и могильные плиты, украдкой посмотрев на красивую женщину, выгравированную на том надгробии, у которого на коленях стояла Кэтрин. Она никогда не видела живую Розалину и видела только ее изображения на рисунках и фотографиях. Но красотой и ангельской улыбкой этой женщины она восхищалась всегда… Гермиона украдкой посмотрела на Кэтти, словно отрешившуюся на мгновение от реальности, полными слез глазами смотревшую на изображение матери. Губы девушки что-то шептали… Гарри задумчиво стоял у большой плиты, под которой нашли последний приют его родители.

- Как думаешь, - поднявшись с колен, Кэтрин подошла к брату и обняла его за плечи. Гермиона встала рядом, понимая, что сообщать им об одной своей находке сейчас не лучший момент. Для нее это было обычное место, но для них прийти сюда стоило больших моральных усилий. Особенно для Кэтти. Это было место, где осталось их детство. Место, где погибли их близкие… Место, где они были погребены… - Они нас сейчас видят?

- Думаю, да, - Гарри не сводил глаза с выбитых на плите имен своих матери и отца. – Знаешь, - он вздохнул. – Я сейчас понял, что я почти не помню, какими они были. Помню, что с папой всегда было очень весело, помню, как мама улыбалась, - его голос дрогнул. – Помню, что тетя Роззи была очень добрая и очень сильно меня любила… Я не могу вспомнить даже ни одно Рождество с ними! – он с болью в голосе махнул рукой, сжатой в кулак. На глазах блеснули слезы. Гермиона сочувствующе погладила его по плечу. – Ненавижу ее!

- Знаешь, - Кэтрин пригладила его макушку. – Если бы я тогда не увиделась с мамой там, за Аркой… Я забыла, как звучит ее голос. Голос, в котором нет боли, - призналась она, всхлипнув. И, подняв голову в звездному небу, прошептала: - Вы говорили, что всегда с нами. Если вы слышите… С Рождеством!

- С Рождеством! – прошептали Гарри и Гермиона, подняв глаза в звездное небо вместе с ней. Все трое в этот миг хотели одного – чтобы закончилось то, что так долго отравляет их жизнь. Просто вернуться домой… Кэтрин помимо этого в глубине души, вспомнив о возможностях Диадемы, подумала о том, что, возможно, те трое, о ком они так тоскуют, вернутся к ним… Вернутся, чтобы остаться…

И незримо для них три смутных, прозрачных фигуры, стоявших за их спинами, прошептали в ответ слова, которые дети не могли услышать…

- С Рождеством, дорогие… - снежинка упала с неба в подставленную ладонь Кэтрин. На губах девушки показалась слабая улыбка.

- Они тоже поздравили нас, Гарри, - прошептала она. – Ну что, идем туда? – ее голос предательски дрогнул, девушка нервно сглотнула. – Или к Батильде?...
Примечания:

(1) По румынскому обычаю в рождественскую ночь под скатертью оставляют пшеницу, что должно принести хороший урожай.
(2) "Борщок с ушками" - кисловатый свекольный бульон, вместе с которым едят «ушки» — маленькие пельмени с грибной или капустной начинкой. Традиционное польское рождественское блюдо.
(3) В Германии принято на Рождество дарить клевер в горшочках, как символ счастья.
(4) Куплет из английской песни "Scarborough Fair" (Ярмарка в Скарборо).

0

109

Примечания:

Я помню, когда в каноне погибли Джеймс и Лили, и если у меня стоит другая дата - значит, Автору для сюжета так надо...
Годрикова Впадина (Кэтрин, третье лицо)
Кэтрин

- Ну что, идем? – я еще раз оглянулась на могилы наших с Гарри родителей и сглотнула подступивший к горлу комок. Гермиона подошла к нам, по пути осмотрев какую-то плиту чуть более внимательно. Я заметила, что ее взгляд стал лихорадочным, словно она обнаружила что-то интересное и теперь ей хотелось нам об этом сообщить. Прошлым вечером Герми предположила, что здесь может быть и пропавший меч Гриффиндора, а еще ребята вдруг заметили, что символ, нарисованный в «Сказках» Гермионы – знак Грин-де-Вальда. Я при ближайшем рассмотрении и после долгих рассуждений и воспоминаний с ними согласилась. Таким образом у нас появились странные намеки и вроде бы ниточки, за которые можно было попробовать ухватиться…

Гарри рвался в Годрикову Впадину с того самого момента, как нам в голову пришла эта идея, но и я, и Гермиона прекрасно понимали, что это может быть слишком рискованно и некоторое время они тренировались трансгрессировать под Мантией-невидимкой Гарри вдвоем. Меня это касалось меньше, поскольку я прекрасно могла бы перенестись к нему по браслету и именно это и собиралась сделать. Кроме того мы украли волосы трех маглов, делавших покупки к Рождеству, чтобы воспользоваться Оборотным Зельем. У нас его было совсем мало, теперь уже мои запасы, но рисковать и идти под своим обликом было опасно. Справедливости ради нужно сказать, что эта идея принадлежала Гермионе. Однако я решила принять зелье уже на месте – у нас было его для этого похода на два приема, на два часа, и я не хотела терять из них ни одной драгоценной минуты.

- Но как мы можем явиться туда Гарри Поттером и тобой? – простонала Герми, посмотрев на меня. – Мы столько старались, обдумывали и ты хочешь так рискнуть?

- Гарри, ты помнишь церковь у кладбища? – я не ответила подруге, посмотрев на брата. Он, подумав, кивнул. – Так вот, там за ней есть место, где растут очень… густые деревья, там будет темно. Перенеситесь туда и примите сразу же Зелье. Я выпью тут, потом перенесусь к тебе… - брат кивнул и взял Гермиону, все еще что-то пытавшуюся возразить, под локоть. Я накрыла их мантией, собралась было сделать глоток Зелья и внезапно осознала, что все волосы остались у Герми. Чертыхнувшись, я коснулась браслета и отдала команду…

- Ой, - Гермиона ахнула, когда я при трансгрессии налетела на нее в потемках.

- Чуть зелье не пролил, - прошипел Гарри. – Ты чего толкаешься?

- Тут еще кто-то есть, Гарри…

- Я не знаю, кто из вас стоит на моей ноге, но если вы не уберетесь с нее, я превращу вас обоих в жаб и отнесу в зоопарк, - прошипела я. Нога моментально была убрана с моей. – Ладно, выпьем выходя отсюда. Выбирайтесь, тут невозможно ничего сделать, - я продралась сквозь густые заросли, отметив, что у моей тонкой куртки порвался рукав, а ветки чего-то поцарапали лицо. Ребята вылезли следом, ворча и отряхиваясь.

- Гарри, давай мантию, - я взяла у него сверток и накрыла кузена, наложив на Гермиону дезиллюминационные чары. Из церкви доносилось пение… Хоралы… Мы были закрыты от кладбища все теми же зарослями, поэтому-то я и решилась выбраться оттуда в истинном облике. Но рисковать дальше не стоило, а доставать зелье мне тоже пока что не хотелось, я не знала, сколько времени мы проведем в доме и у Батильды. Морозный воздух неприятно обжигал кожу. Пропустив их вперед, я накрылась Мантией Джеймса и пошагала следом за ними по оставленным в глубоком снегу следам. Следам?! Осознали мы это одновременно с кем-то из ребят, поскольку заметать следы мне помогали… Однако я заметила, что Гарри двинулся не к калитке с кладбища, а к рядам надгробий и памятников. И вскоре я поняла, куда именно его понесло… Сердце болезненно замерло, когда я вслед за кузеном приближалась к двум надгробиям над тремя соседними могилами. Гермиона по пути что-то осмотрела, счистив снег с одного из надгробий. Дойдя до могил родных, Гарри снял мантию, Герми ахнула рядом со мной. Я внимательно осмотрелась, позволяя включиться интуиции валькирии и проверив местность кругом. Люди были в церкви, оттуда все еще доносились хоралы… Но на кладбище мы были одни. Я сняла Мантию, стоя за спиной Гарри, и сняла с Гермионы наложенные на нее чары.

- Все в порядке, не волнуйся, - шепнула я ей, стараясь пока не смотреть на плиты. Гарри опустился рядом с ними на колени. – Я проверила, мы одни. Приготовь зелье, пожалуйста, - она слабо кивнула и полезла в свою сумочку.

- А ведь сегодня Сочельник, - пробормотала она, указав на церковь. – Слышите? – мы давно уже потеряли точный счет времени, поскольку газет не видели, а Влад не удосуживался нам сообщить число месяца, в свои редкие и короткие визиты. Мы точно знали только то, что сейчас – конец декабря. Я по этому поводу уже не раз думала, глядя в зеркало: «Хорошая валькирия. Даже число не знает, не говоря уж о дне недели. Хранитель времени на века!». Но, так или иначе, а со счета времени мы немного сбились.

Мы миновали по пути места, где были похоронены Кендра и Ариана Дамблдоры… Только тогда я вдруг осознала, что у нас с Гарри и Дамблдора были здесь общие корни… Почему-то директор никогда не акцентировал на этом большого внимания, а мы с Гарри об этом как-то не задумывались вовсе. Увидев, как сейчас обиженно вспыхнули глаза брата, когда он оглянулся на тот ряд надгробий, я поняла, что и он подумал о том же самом – для Дамблдора этот факт оказался пустячным совпадением.

«Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше»… Эти слова выбиты были на надгробии Дамблдоров. Глаза наполнились слезами при мысли о том, как эти слова были правильны и как сильно они касались и нас… Какая-то частичка моей души, да и души Гарри, была здесь, на этом кладбище, в этой деревушке. В месте, где остались самые дорогие нам люди…

Наконец мы подошли к надгробиям. Слова, выбитые на светлом камне, словно светились и прочитать их было очень легко. Над могилами Джеймса и Лили стояло общее невысокое надгробие, но я почти его не видела. Мой взгляд был прикован к высокой плите с выбитым на ней портретом молодой красивой женщины, освещенным лунным светом.

«Одна из самых светлых женщин на Земле, воплощение материнства и доброты… Истинная «Несущая жизнь». Розалина Аманда Реддл, лучшая мать и жена. Покойся с миром…» - мои глаза наполнялись слезами, когда я читала эти слова, выбитые на надгробии мамы. Горе и ощущение невосполнимой утраты тяжелым грузом лежало на душе и сердце. В горле застрял комок. Я опустилась на колени перед той, чье самопожертвование сохранило мою жизнь.

25 марта 1953 года – 14 октября 1986 года…

Маме было всего тридцать три, когда это произошло. Молодая женщина, очень красивая, очень добрая… Я вспоминала Рождество с ней, то, в какое чудо она всегда превращала для меня любой праздник. Она могла бы провожать меня на Кингс-Кроссе, на первый курс, она могла бы испечь мне торт на мое совершеннолетие. Могла бы вместе со мной пойти в Лувр, где мечтала побывать всю жизнь и так и не посетила этот музей… Могла быть просто рядом… У меня могли быть младшие братья и сестры, родные.

Обида за отнятую у меня жизнь и ненависть к тем, кто это сделал, захлестнула. Я даже не знала, кого ненавижу сильнее – Беллатрису, косвенно виновную в маминой смерти, Анну – допустившую все это, Долохова – прямого убийцу мамы. Или себя – за то, что он целился в меня, за то, что я тогда зачем-то ушла от мамы, дав ему эту возможность… Скорее я злилась и ненавидела не кого-то из нас, а всех… Хотя валькирия не должна была ненавидеть, но у меня это чувство все-таки было.

Лишь долгое время спустя я поднялась на ноги, слезы понемногу перестали течь по щекам… В эти минуты я почти жалела, что не сплю вместе с ней там, в холодной земле. Я не была тут с того момента, как вернулась Лестрейндж. До этого мы несколько раз в год навещали эти могилы, ухаживали за ними и приносили цветы. Для нас с Гарри это место было единственным, где мы могли быть хоть немного ближе к его и моей мамам. И к Джеймсу. Хотя бы чуть-чуть приблизиться к самым дорогим людям…

- Как думаешь, - поднявшись с колен, я подошла к брату и обняла его за плечи. Гермиона встала рядом. - Они нас сейчас видят?

- Думаю, да, - Гарри не сводил глаза с выбитых на плите имен своих матери и отца. – Знаешь, - он вздохнул. – Я сейчас понял, что я почти не помню, какими они были. Помню, что с папой всегда было очень весело, помню, как мама улыбалась, - его голос дрогнул. – Помню, что тетя Роззи была очень добрая и очень сильно меня любила… Я не могу вспомнить даже ни одно Рождество с ними! – он с болью в голосе махнул рукой, сжатой в кулак. На глазах блеснули слезы. Гермиона сочувствующе погладила его по плечу. – Ненавижу ее!

- Знаешь, - я погладила его по голове. – Если бы я тогда не увиделась с мамой там, за Аркой… Я забыла, как звучит ее голос. Голос, в котором нет боли, - на глаза снова навернулись слезы. Я посмотрела на звездное небо и прошептала: - Вы говорили, что всегда с нами. Если вы слышите… С Рождеством!

- С Рождеством! – прошептали Гарри и Гермиона, подняв глаза в звездное небо вслед за мной. В мою ладонь, подставленную для нее, упала снежинка. Белая и чистая. Еще несколько редких снежинок кружились в темном небе, медленно падая на землю.

- Они тоже поздравили нас, Гарри, - шепнула я. Снежинка растаяла, превратившись на моей руке в капельку воды. - Ну что, идем туда? – я сглотнула комок в горле. – Или к Батильде?...
Гермиона повела палочкой и перед нами появились три венка рождественских роз. Мы с Гарри опустили их на каждую из трех могил. Я как раз успела подумать о том, что мы ничего не принесли и здесь было негде взять ни цветка. Положив венок из роз на могилу мамы, я с благодарностью посмотрела на Герми. Гарри выпрямился и кивнул в сторону калитки.

- Идем туда, - хрипло пробормотал он. Я медленно пошла следом. Находиться тут было невыносимо сложно, но уйти казалось еще тяжелее… И все же у нас было дело и его надо было делать. А маму я навещу, когда все кончится… И расскажу ей все-все-все, что произошло за эти годы. Обязательно…

- Стойте, - Гермиона дернула Гарри за руку. Мы выпили зелье как раз у могил родных. Они нас не осудили бы за то, что мы наконец-то додумались принять меры предосторожности, успокаивала я себя. Гермиона превратилась в маленькую худенькую женщину, заявив, что мужчиной больше становиться не хочет, что ей и облика Долохова хватило с лихвой и надолго. Дескать, щеки от щетины чесались ужасно… В общем-то, учитывая, что Долохов брился явно не очень-то часто и без щетины я его ни разу не видела, я склонна была ей поверить.

Гарри стал ее мужем, лысым полненьким мужчиной, а я – молодой девушкой-блондинкой. Мантии-невидимки мы убрали в сумки. И почти дошли уже до выхода…

- В чем дело?

- Там кто-то есть, кто-то на нас смотрит. Там, где кусты… Я чувствую… - пискнула девушка. Я прислушалась к своим ощущениям, застыв на месте. В темноте ничего не было возможно, но что-то странное ощущала и я. Что-то недоброе. Однако сказать, что это, я не смогла бы, как ни старалась.

- Ты уверена? – Гарри озирался по сторонам.

- Я видела, там что-то шевелилось. Слово даю… - Гермиона вытащила волшебную палочку, я коснулась маховика, отдав ему команду быть наготове.

- Мы же вроде маглы, — напомнил Гарри.

- Ага, маглы, которые только что положили цветы на могилу твоих родителей! Гарри, там точно кто-то есть.

- Она права. Я не знаю, что это, но Гермиона права, - заметила я. С потревоженной ветки куста осыпался снег. Послышались шорохи… Я постаралась успокоить себя тем, что будь здесь Пожиратель Смерти, тот же Долохов, мы трое или уже дрались бы с ним, или вообще были бы мертвы. Точнее я-то была бы жива, неизвестно как еще долго, но мечтала бы умереть…

- Кошка, - решил Гарри.

- Или птица… Все равно пошли отсюда, - я потянула его за воротник. – Идем.

- Давайте я лучше мантию надену, - Гарри взял у Гермионы мантию, нырнул под нее вместе с Герми. Я, пока он отвлекся, накрылась своей. Сколько еще я собиралась скрывать ее от Гарри, я и понятия не имела…

Мы шагали по заснеженной улице, вглядываясь в украшенные дома, в рождественские венки на окнах и дверях, слушая хоралы, доносившиеся из-за приоткрытой двери местного паба. Оптимизм у меня растаял и на душе было здорово не по себе… Что-то там было такое, в этих кустах, чего стоило бояться…

- Как нам найти дом Батильды? — спросила Гермиона. — Гарри, ты как думаешь? Гарри! – судя по следам и скрипу снега, Гарри что-то наконец увидел и резко туда рванулся. Я двинулась следом. Мы посещали кладбище, но никогда с того дня не были в руинах дома Поттеров. Даже просто проходя мимо, в убежище, я старалась и не смотреть в ту сторону… Поэтому коттедж узнала не сразу.

- Гарри…

- Смотри… Гермиона, смотри!

- Я ничего не… Ой!

Очевидно, заклятие Доверия умерло вместе с Джеймсом и Лили. Живая изгородь успела здорово разрастись за одиннадцать лет, прошедших с того дня. Большая часть коттеджа устояла, хоть и была сплошь оплетена плющом и покрыта снегом, но правую часть верхнего этажа снесло начисто. Именно там-то и погибли мама и Лили… Мы сейчас смотрели на разрушенный дом, который когда-то не отличался ничем от соседних.

- Не понимаю, почему его не отстроили заново? — шепнула Гермиона.

- Может, его нельзя отстроить? — ответил Гарри. — Может, это как раны, нанесённые тёмной магией, их ведь нельзя исцелить. Я пожалела, что меня под моей мантией не слышно. Потому что я внимательно прислушивалась к ощущениям и моя тревога все сильнее нарастала. Мне отчего-то безумно захотелось забрать их обоих и немедленно уйти из Годриковой Впадины куда угодно. Но я их не видела, только слышала. А они меня вообще не замечали.

Внезапно из пустоты возникла рука Гарри и взялась за ржавую калитку. Я не выдержала и сняла мантию, дезиллюминировавшись. Так хоть услышат. Убрав мантию в сумку, я посмотрела на Гарри… Я старалась не смотреть на дом, чтобы сохранить трезвость мышления. При одном взгляде на руины и на снесенную половину этажа я вспоминала тот ужасный вечер. Мамы и Лили не стало именно там… Я вдруг четко вспомнила, как мы стояли здесь же, с Бруствером и Гарри, а несколько мракоборцев, удерживая шатающийся дом магией, вынесли из него тело Джеймса.

Почему-то Лили не сразу сумели забрать… Я вспомнила отца, вышедшего отсюда с матерью на руках. Он тогда очень осунулся и резко постарел на много лет… Кингсли трансгрессировал вместе с нами, когда маму вынесли из рушащегося дома. Видимо, чтобы мы не видели весь этот ужас…

Я вспомнила и то, что на похоронах сумела поцеловать только маму. Поцелуй валькирии, не прошедшей обучение, вернул бы первого, кого она поцелует. Силы непроизвольно вырвались бы наружу, я их не удержала бы, даже осознай я уже, что я валькирия… Умение контролировать способности приходило с обучением, опытом и посвящением. Я до сих пор помнила, как много энергии и сил было у меня сразу после получения дара и как она рвалась из меня. Теперь-то я уже умела контролировать все свои способности, в том числе и поцелуй. И когда я решусь поцеловать, я не вызову этот дар, я лишь дам ему вырваться на свободу… Сознательно. Именно потому, что вернуть нужно сознательно, мне не дали поцеловать на прощание Джеймса и Лили. Но я еще долго чувствовала себя виноватой за это…

- Ой, Гарри, смотри! – я заметила еще кое-что интересное и наконец проявила свое присутствие тут. Об этом мы с братом и не знали, не навещая этот дом много лет…

Должно быть, прикосновение Гарри привело в действие чары. Над калиткой возникла вывеска, поднявшись из зарослей крапивы и сорной травы, словно странный быстрорастущий цветок. Золотые буквы на деревянной доске гласили:

Здесь в ночь на 14 октября 1986 года были убиты Лили и Джеймс Поттер, а так же Розалина Реддл, валькирия Соединенного Королевства.
Сын Поттеров Гарри стал единственным волшебником в мире, пережившим Убивающее заклятие.
Этот дом, невидимый для маглов, был оставлен в неприкосновенности как памятник Поттерам и Реддл и в напоминание о злой силе, разбившей их семьи.

Вокруг аккуратно выведенных строчек доска была сплошь исписана. Здесь приложили руку множество волшебников и волшебниц, приходивших почтить место, где избежал смерти Мальчик, Который Выжил. Кто-то просто расписался вечными чернилами, кто-то вырезал в деревянной доске свои инициалы, многие оставили целые послания. Более свежие выделялись на фоне наслоений магических граффити, скопившихся за шестнадцать лет, а содержание было у всех примерно одно и тоже.

«Удачи тебе, Гарри, где бы ты ни был!», «Если ты читаешь это, Гарри, мы с тобой!», «Да здравствует Гарри Поттер!».

- Свинство — портить вывеску! — возмутилась Гермиона.

- Это же здорово! Мне нравится, что они так написали. Я…

Он внезапно осекся. К нам приближалась укутанная в теплую одежды темная сгорбленная фигура. Она выделялась четким темным силуэтом в свете Луны и фонарей. Двигалась она как в замедленной съемке, как-то заторможено. Шаркающая походка, сгорбленность говорили о том, что этот человек очень сильно стар. Я молча наблюдала за ней, чувствуя, как в душе нарастает с каждым ее шагом неясная тревога. Я надеялась, что старуха, это вроде бы была женщина, свернет к одному из домов, но этого не произошло. Она замерла посреди дороги в паре шагов от нас. Она смотрела прямо на дом Поттеров, что говорило о том, что она – не магла. Но выйти из дома просто ради того, чтобы посмотреть на руины, тем более в морозную ночь, - удовольствие на редкость сомнительное. Нас видеть она не могла и не должна была, ребята были под мантией, я стояла в тени. По всем законам нормальной магии видеть нас было нельзя. Даже по законам магии, которую я изучала в университете…

И все же она подняла руку в перчатке и поманила нас.

- Откуда она знает? – едва слышно пискнула Гермиона. Старуха поманила снова. Маховик у меня на шее внезапно потяжелел и дар валькирии едва не взвыл от тревоги. Меня так и тянуло уйти отсюда, по пути огрев эту старуху чем-нибудь опасным и надежным. Я примерно знала, где Гарри, и уже собралась было схватить их через мантию, или даже стянуть ее, и как можно быстрее уйти. Тревога буквально съедала изнутри. Что-то тут было не так, что-то было страшное и противоестественное в ней, но что именно – я никак не могла понять. Как вдруг Гарри заговорил и я от неожиданности подскочила.

- Вы Батильда?

Фигура кивнула и снова его поманила. И тут же повернулась и заковыляла прочь. Я не сомневалась, что ребята пошли следом за ней. Это Батильда и мы к ней и пришли, внушала я себе. Осматривать дом Поттеров было идеей больше Гарри, я сомневалась, что там было что-то важное, пойти к Батильде мы решили все вместе… Но отчего-то она внушала мне с каждой секундой все большие подозрения. В ней было что-то не то, что-то, против чего восстал маховик и мой дар.

Миновав несколько домов, она свернула в калитку. Мы прошли следом за ней через сад, почти такой же заросший, как и тот, на который только что смотрели. Повозившись с ключом, старуха открыла дверь и отступила, пропуская нас.

Старуха закрыла за нами дверь и уставилась на Гарри. Глаза её, затянутые бельмами, прятались в складках полупрозрачной кожи, лицо было всё в красных прожилках сосудов и старческих пигментных пятнах. Непонятно, могла ли она что-нибудь вообще видеть, а если и могла, то разве что лысого магла, чью украденную личину носил сегодня Гарри.

Батильда, волоча ноги, прошла мимо них, толкнув по дороге Гермиону, как будто не видела её, и скрылась в комнате — надо полагать, гостиной.

- Гарри, что-то я сомневаюсь, — зашептала Гермиона. Я вернула себе видимость, кивнув ребятам.

- Смотри, какая она мелкая. Если что, мы с ней уж как-нибудь справимся, — ответил Гарри. — Слушайте, я не говорил, она немного не в себе. Мюриэль сказала, что она выжила из ума.

- Иди сюда! — позвала Батильда из-за двери. Что-то в ее голосе и в словах меня насторожило еще сильнее. Я никак не могла понять, в чем дело…

Гермиона дёрнулась и схватила Гарри за руку.

- Всё нормально, — успокоил он её и первым вошёл в гостиную.

Он помог Батильде зажечь великое множество свечей, пока она возилась с камином. Пахло протухшим мясом, плесенью и затхлостью, было очень грязно и темно и это мне никак не прибавляло симпатии к этому месту. Гарри окликнул Батильду, глядя на какой-то снимок, стоявший за рядами пустых рамок, с которых он стер пыль…

Батильда молча показала на потолок, потом ткнула пальцем в себя и в нас.

- Зачем вы позвали нас, миссис… мисс Бэгшот? — спросила Гермиона, повысив голос. — Вы что-то хотели нам рассказать?

Батильда словно и не слышала Гермиону. Она, шаркая, подступила к Гарри и движением головы указала на дверь.

- Вы хотите, чтобы мы ушли? — спросил Гарри.

Она повторила свой жест, однако на этот раз ткнула пальцем сперва в него, потом в себя, потом в потолок.

- Она хочет, чтобы мы пошли с ней наверх, - догадалась я. Батильда оглянулась на меня и в ее глазах внезапно вспыхнул какой-то странный огонек, слабо напомнивший испуг… Она меня испугалась?! Почему?! Даже если она увидела цепочку маховика… Волшебники уважают валькирий, в некоторых странах к ним очень сильно прислушиваются, но нас не боятся!
Однако стоило нам двинуться, Батильда энергично затрясла головой и указала на себя и на Гарри, снова нервно оглянувшись на меня.

- Она хочет, чтобы я пошёл с ней один.

- Почему это? – возмутилась Гермиона. Батильда молчала.

- Может, Дамблдор не велел ей давать меч никому, кроме меня?

- Ты думаешь, она на самом деле знает, кто ты?

- Да, — ответил Гарри, глядя сверху вниз в обращённые к нему белые глаза. — Думаю, знает. Ведите, - кивнул он Батильде и она заковыляла к двери. Гермиона посмотрела на книжный шкаф. Гарри с Батильдой скрылись за дверью и я медленно пошла туда же.

- Будь здесь, - шепнула я Гермионе. Она кивнула.

- Кэт… - Гермиона вздрогнула, когда я уже стояла у двери. – Ты идешь за ними?

- Она не вызывает у меня доверия, я присмотрю за Гарри.

- Когда она его позвала… Ну, или всех нас… - Гермиона покосилась на потолок. – Кэт, она говорила на парсултанге…

- Что?! – я замерла, смотря на нее. – Что ты сказала?

- Она говорила на языке змей… Кэт, тут что-то не так… Не уверена, что Батильда им владеет…

- Вот оно что, - буркнула я. Теперь-то я поняла, что было не так в ее голосе. Это и голосом-то не было… Язык змей… Могла ли Батильда его знать? Я вспомнила ее взгляд на меня.

Настороженный, испуганный. Валькирий не боятся нормальные волшебники, но могут опасаться темные маги, побаиваются Хранители (не такие, как Димитр, конечно) и ифриты… А еще мы не вызываем симпатии, а то и вызываем почти страх у дементоров, существ вроде банши… И змей! Я внезапно осознала, кто именно ушел наверх с Гарри и удивилась, как я не сообразила этого раньше.

- Герми, скорее за мной, - скомандовала я, уже взлетая наверх по лестнице. Все двери были закрыты, но браслет безошибочно указал мне, где именно находится братишка.

- Гарри, - позвала с подножия лестницы Гермиона, когда раздался страшный грохот и звон стекла в той самой комнатке, куда я и поспешила. Дверь распахнулась. Нагайна лежала на Гарри, давя на него всей массой, сжимая в смертоносных кольцах.

- Я держжжу тебя… держжжуу… - прошелестело чудовище. Гарри пытался дотянуться до упавшей рядом палочки.

- Нагайна! – позвала я на змеином языке. Змея отпустила Гарри и резко обернулась ко мне, кидаясь вперед. Гермиона за моей спиной с криком отскочила и взмахнула палочкой, но заклятье отскочило от Нагайны и попало в окно. Стекло разлетелось и в комнату хлынул холодный воздух, приносивший однако избавление от противной удушающей вони гниющего мяса. На полу лежала куча тряпья, раньше бывшая «Батильдой»… Я внезапно осознала, чьим именно протухшим мясом тут пахло и меня едва не стошнило…

Мое заклинание попало и Нагайна взлетела к потолку, разворачиваясь и извиваясь чудовищными кольцами. Гермиона бросилась к Гарри, метнув в Нагайну еще какое-то заклинание. Гарри взялся было за свою, но охнул, схватившись за шрам.

- Она близко! Гермиона, Кэт, она сейчас будет здесь!

Нагайна упала было на пол и тут же снова взмыла вверх, то ли от моего заклинания, то ли от Гермиона. Гарри ухватил последнюю за руку, перескакивая вместе с ней через кровать, заваленную тряпками и какими-то бесформенными вещами… Я последовала за ними, понимая, что близится кое-кто хуже Нагайны. И возможно Лестрейндж уже совсем рядом.

Змея метнулась вперёд в то самое мгновение, когда Гарри бросился к двери, таща за собой Гермиону. Гермиона крикнула на змею:

- Вспыхни!

Заклятие разнесло в пыль зеркальную створку платяного шкафа и заметалось по комнате, отскакивая от стен и потолка. Гарри, волоча за собой Гермиону, прыгнул с кровати на туалетный столик, а оттуда через разбитое окно — в пустоту. Вопль Гермионы зазвенел в ночи, они перекувырнулись в воздухе… Я метнулась следом и краем глаза успела увидеть бледные пальцы, впившиеся в подоконник и услышала отчаянный вопль Беллатрисы. Мы успели уйти…

Я коснулась браслета уже почти ударившись о землю, полусознательно отдала приказ. Открыв глаза, я увидела вокруг палатку и Гермиону, склонившуюся над метавшимся как в лихорадке Гарри. Она встревоженно поглядела на меня своими карими глазами.

- Кэт, слава Мерлину, - всхлипнула она. – Помоги мне… Гарри…

- Я вижу, - я щелкнула пальцами, с помощью заклинания Левитации отправив Гарри на койку. Гермиона заботливо укрыла его одеялом. Гарри метался, то крича, то почти воя, шрам у него на лбу налился кровью… Гермиона встревоженно смотрела то на него, то на меня.

- Ты можешь что-нибудь сделать? – спросила она минут десять спустя. Я как раз потрогала рукой горячий лоб братишки. Я не знала, что лучше к нему применить, поскольку слабо понимала, в чем именно проблема. Это было похоже на видения, но против них я была почти бессильна. Однако и Гарри прежде при видениях так никогда не метался. Я внимательно его осматривала.

- Не уверена. Это смахивает на видения, против них я не помогу… Гермиона, нужно снять с него крестраж, - спохватилась я, увидев висевшее на шее кузена металлическое сердце. – Помоги мне, пожалуйста, - она потянула было цепочку, но медальон словно прирос к Гарри и оторвать его не получалось даже вдвоем. А я к тому же заметила на запястье брата следы от зубов Нагайны…

- У меня есть бадьян, - пробормотала Гермиона, проследив за направлением моего взгляда. – В сумочке… - мы разделились. Она с помощью заклинания ножниц сняла наконец медальон с Гарри, в то время как я промыла кровавую ранку и уронила на нее пару слезинок. Ранка затянулась и немного подзажила… Гарри отчаянно заорал, выкрикнув что-то неразборчивое, вроде заклинания. Гермиона с ужасом на него посмотрела.

- Кэт, попробуй попеть… - она подняла на меня глаза, под которыми залегли фиолетовые тени.

- Неееет! – Гарри выглядел почти безумным, он рвался с койки и мне пришлось привязать его руки магией к опорам второго этажа кровати. Это однозначно были видения, и я боялась представить, какие именно.

- Это видения, Герми. Я вряд ли сильно помогу, - прошептала я.

Остаток ночи мы провели, хлопоча вокруг Гарри, который то принимался хныкать, как ребенок, то выкрикивал какие-то проклятья и заклинания, то впадал в совершенно неподвижное состояние. Я почти беспрестанно пела, делая остановки только из-за Гермионы, чтобы хотя бы чуть-чуть уменьшить то, как это состояние влияло на Гарри. Гермиона протирала ему блестящий от пота и огненно-горячий лоб мокрой губкой. За час-два до рассвета Гарри наконец очнулся.

- Нет… Я уронил её… Уронил…

- Гарри, всё хорошо. Очнись, Гарри! – воззвала Гермиона, когда он внезапно выдал тихую фразу собственным голосом, а не визгливым криком, смахивавшим на крик Беллатрисы. Кузен открыл глаза.

- Как ты? – прошептала Гермиона, устало садясь на край его кровати. – Ты нормально?

- Да, - Гарри попытался улыбнуться. Я оглядела мокрые от пота простыни и одеяла, сняла их щелчком пальцев и укрыла его сухими. Гарри поглядел на меня глазами, под которыми пролегли темные круги. Его лицо сильно посерело и осунулось… Но меня петь уже просто не хватало.

- Мы удрали. –Констатировал он факт. Гермиона кивнула.

- Да. Успели. Тебе было совсем плохо, - пробормотала она.

- Давно?

- Уже почти утро, так что несколько часов назад, - я забрала у Гермионы губку и положила на тумбочку между кроватями. – Ты был… Слегка не в себе…

- В смысле? – Гарри поглядел сначала на меня, потом на поникшую Герми.

- Ты кричал, и стонал, и… и вообще, - Гермиона всплеснула руками и замолчала. – Мы еле сняли крестраж, он к тебе будто прирос. Даже шрам остался, его пришлось заклинанием ножниц снимать, уж прости… Змея тебя укусила, ранку мы обработали… - она тараторила, явно не желая рассказывать Гарри, что именно тут происходило во время его видений и сколько силы мне пришлось применить, и Гермионе, чтобы его удержать и успокоить… Я такого желания тоже не испытывала.

- А где крестраж? – Гарри поднялся от подушек.

- У меня в сумке, пусть пока там полежит, - отозвалась Гермиона, поправляя ему подушку. Гарри откинулся обратно на подушки и убито на нас посмотрел.

- Не надо было туда идти, я виноват… Простите…

- Мы тоже туда собирались, думали, там и правда что-то есть… - я села рядом с ним и погладила по взъерошенной макушке. – Все хороши…

- Я правда думала, что там меч… - вздохнула Гермиона. – Ты не виноват.

- Угу… Видно, мы ошиблись.

- Что там было, Гарри? Что произошло, когда она отвела тебя наверх? Змея пряталась на втором этаже? Что с Батильдой? – засыпала его расспросами Герми.

- Нет, — ответил Гарри. — Она и была змеёй… Вернее, змея была ею… С самого начала.

- Ч-что?

Гарри закрыл глаза.

- Наверное, Батильда уже довольно давно умерла. А змея… была у неё внутри. Её оставила в Годриковой Впадине Сама-Знаешь-Кто, чтобы караулила. Ты была права: она знала, что я туда вернусь, - он снова открыл глаза. Гермиона выглядела так, словно ее сейчас стошнит. У меня к горлу тоже подкатил комок, когда я представила змею внутри трупа. Разлагающегося трупа… — Римус говорил, что мы столкнёмся с магией, которую и представить себе не могли, — пробормотал Гарри. — Она не хотела разговаривать, потому что говорила-то она на змеином языке, всё время говорила на змеином, а я и не заметил, я же её понимал. Она наверно и на Кэт так поэтому косилась…

- А что было потом? – сглотнула я. Гарри снова закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

- Мы поднялись и она сообщила ей, что я рядом, я слышал через эту связь… Она приказала меня схватить, Нагайна… - он посмотрел на Гермиону, - стала сама собой и бросилась на меня. Она хотела меня не убить, а только задержать… И тут пришли вы с Кэт…

- Змея меня испугалась, - я потерла лоб. – Вероятно, она поняла, кто именно я такая, а змеи опасаются валькирий… Папа говорит, маму испугался немножко даже Василиск… Бе… Сами-знаете-кто теперь поймет, кто именно побывал в доме Батильды и что больше мы во Впадину не вернемся…

Гарри откинул одеяла и сел, оглядывая свою мокрую футболку. Гермиона пыталась уложить его обратно, но вместо этого лечь и поспать ей скомандовал Гарри. Меня он тоже отправлял в койку, но со мной это проделать было сложнее и я осталась дежурить вместе с ним.

- А где моя волшебная палочка? – Гермиона сидела на кровати, тоскливо на него глядя. Я вдруг осознала, что я не видела палочки Гарри с самого возвращения… - Герми, Кэтрин, где моя палочка?!

Гермиона посмотрела на него полными слез глазами и прикусила губу.

- Где моя палочка?!

- Вот… - Гермиона встала, подняла что-то с пола и протянула ему. – Мне очень жаль, Гарри…

Палочка переломилась напополам и только сердцевина удерживала ее вместе. Гарри, побледнев, взял палочку в руки и растерянно ее покрутил. Протянул ее Гермионе:

- Почини… Пожалуйста… - он выглядел таким убитым, словно на месте палочки был его добрый друг… Или Хэдвига… Кстати, а где Хэдвига?!

- Гарри, я не смогу, когда она вот так вот…

- Кэтрин? – Гарри выглядел так, словно вот-вот расплачется. Я отрицательно помотала головой.

- Мы не можем чинить волшебные палочки, Гарри. Это одно из немногих исключений… Мне жаль…

- Хотя бы попробуйте…

- Р… репаро!

Отломанная половина приросла на место. Гарри взмахнул палочкой.

- Люмос!

Вылетели несколько искорок и сразу потухли. Гарри прицелился в Гермиону:

- Экспеллиармус!

Волшебная палочка Гермионы, слабо дёрнувшись, осталась у неё в руке. Палочка Гарри не выдержала ничтожного магического усилия и снова переломилась пополам. Гарри смотрел на неё с ужасом и болью… Я вспомнила, как потеряла свою палочку. Почему-то я тогда восприняла это гораздо проще и легче. Наверное, потому, что у меня тогда уже был маховик, тогда еще мой первый маховик, с которым я успела пережить вместе возвращение Беллатрисы, проклятье Хвоста, учебу в университете… Я вспомнила, как дрожала рука, когда я отпускала свой маховик… Как тяжело мне было его отпускать. Сочувствие к Гарри заглушило страх и злость…

Потерять же новый маховик, с которым я вместе служила в аврорате целый год, пережила встречи с Хранителями, проклятье, наложенное на папу, ссору с Севом и переживала войну, для меня было бы подобно смерти половины меня. Мы слишком много прожили вместе с ним…

- Гарри, — прошептала Гермиона еле слышно, — прости, пожалуйста… Боюсь, что это я её… Понимаешь, когда мы убегали, змея кинулась на нас, я швырнула в неё Взрывающим заклятием, а оно отскочило и… и, наверное, зацепило…

- Ты же не нарочно. Ничего… что-нибудь придумаем.

- Гарри, вряд ли её можно починить, — со слезами проговорила Гермиона. — Помнишь… помнишь, у Рона сломалась волшебная палочка? Её так и не смогли исправить, в конце концов пришлось покупать новую.

- Ладно, — сказал он фальшиво-бодрым голосом. — Пока что буду одалживать твою. На время дежурства.

Гермиона, заливаясь слезами, протянула ему свою волшебную палочку. Она прилегла, а мы с Гарри выбрались из палатки. Я обняла его за плечи.

- Мне жаль, правда… - Гарри покачал головой и молча уставился в пространство перед собой. – Гарри… Хэдвига… тоже? – я сглотнула. Брат посмотрел на меня глазами, полными боли.

- Когда мы убегали со свадьбы, - хрипло произнес он. – Я выпустил ее полетать, ты же знаешь, она была умная… Я хотел дать ей полетать напоследок, пока не ушел, со мной. В нее… попал… - он отвернулся, чтобы скрыть слезы на глазах. – Малфой, кажется… старший… - Гарри отвернулся, пытаясь скрыть всхлипы. Я обняла его за плечи и помогла встать. Кузен убрал обломки палочки в мешочек…

- Хэдвига… теперь палочка…

- Идем, отдохнешь, я посторожу. Пойдем, - я провела его обратно в палатку, попросила Герми сделать чай и вернулась ко входу. Сочувствие в отсутствие Гарри рядом улеглось и сменилось злостью на Дамблдора с его играми, почти такой же, как на Анну. Дамблдор предоставил нам тыкаться куда-то как слепым котятам, втроем, без помощи и поддержки, сражаться неведомо и непонятно с чем и как, ничего не сказал и ничего не дал. Гарри теперь еще и лишился волшебной палочки и следовательно колдовать одновременно теперь могли только двое из нас, что тоже не утешало. Некоторое время таких размышлений, во время которых я впилась в свои ладони ногтями до крови, спустя Герми меня позвала.

На столе стояли три чашки чая, а Гермиона держала в руках что-то объемистое. Гарри сидел за столом, безучастно глядя в пространство.

- Гарри, - окликнула я. Он поднял на меня глаза.

- Да?

- Можно с тобой поговорить? – робко спросила Гермиона. Кузен кивнул.

- Помнишь, ты хотел узнать, что за человек был на фотографии, ну, смотрел еще на него? Так вот, у меня тут книга…

Она робко положила ему на колени «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора» — новенький, идеально чистый экземпляр.

- Как? Откуда?

- Валялась в доме у Батильды… Из неё торчала вот эта записка, - она протянула ее сначала Гарри, потом передала мне. Ядовито-зеленые чернила.

«Дорогая Батти, спасибо за помощь. Дарю экземпляр книги, надеюсь, тебе понравится. Ты всё мне открыла, хотя, быть может, не помнишь об этом. Рита». Видимо, эту книгу принесли, когда еще настоящая Батильда была жива… Я мысленно добавила Риту в список тех, кого я хочу посадить в Азкабан. Гарри со злорадством смотрел на лицо Дамблдора.

- Ты ещё сердишься на меня? — спросила Гермиона.

- Нет, - тихо ответил Гарри. – Ты ведь нечаянно, Гермиона. Вы молодцы, что вытащили меня оттуда. Если бы не вы, я был бы сейчас уже мертв… - Гермиона слабо улыбнулась и отхлебнула чай. Я села рядом с Гарри, через его плечо пытаясь тоже проглядеть книгу. Герми с чашкой в руках пошла к выходу заменить меня, прихватив по пути у Гарри свою палочку. Гарри листал страницы, вглядываясь в колдографии. Очень скоро нам попалась одна весьма и весьма любопытная… Молодой Дамблдор и его красивый приятель дружно хохотали над какой-то давно забытой шуткой. «Альбус Дамблдор вскоре после смерти матери, со своим другом Геллертом Грин-де-Вальдом».

Гермиона от двери оглянулась на нас и хмуро кивнула. Гарри изумленно смотрел на страницу еще несколько секунд и перевел взгляд на нас.

- Грин-де-Вальд?!

Гарри лихорадочно листал страницы, но вскоре начал читать какой-то отрывок. Однако вскоре мы, подойдя к Герми и сев рядом с ней, все вместе стали читать уже начало одной из глав под названием «Общее благо»…

Она рассказывала о начале восхождения к власти Геллерта Грин-де-Вальда, тогда только исключенного из Дурмстранга и приехавшего к двоюродной бабушке Батильде. Там он и познакомился с только-только осиротевшим Дамблдором и они, по словам Риты, крепко сдружились. И собирались отменить международный Статут о секретности, начав управлять маглами… Я почувствовала, как глаза у меня расширяются и лезут на лоб. Это здорово напоминало идеи Беллатрисы теперь, а отчасти и идеи Димитра. Правда планы того шли дальше, по ним править всеми-всеми-всеми, и волшебниками, и ифритами, и валькириями и вообще всеми должны были он и его приспешники…

Разрыв дружбы между Геллертом и Альбусом, согласно Рите, произошел после смерти Арианы, Грин-де-Вальд в срочном порядке сбежал и они больше не виделись… Аберфорт обвинил Дамблдора в том, что Ариана погибла по его вине и они подрались прямо у гроба девушки. Я испытала отвращение. Я была на немногих похоронах, но каждые из них тяжелым воспоминанием остались на душе. А тут – драка у мертвого тела родной сестры…

«И как всё-таки умерла таинственная Ариана? Пострадала случайно в ходе некоего Тёмного ритуала? Узнала нечто такое, чего ей знать не полагалось, о планах захвата власти, которые строили двое друзей? Неужто Ариана Дамблдор оказалась первой жертвой, погибшей „ради общего блага“?»

Так заканчивалась глава. Я почувствовала себя неуверенно, как маленькая потерявшаяся девочка. Может, Рем и тетя Молли не так уж и неправы, считая меня ребенком? И папа тоже…

Я верила в Дамблдора, даже несмотря на все, с чем мы столкнулись, считала его добрым и мудрым человеком, уважала. И то, что я только что прочла, меня здорово подкосило… Я потеряла доверие к еще одному человеку. Анна, наставница Оливия, папа, Анжелика, Римус, а теперь вот Дамблдор… Тех, в кого я все еще верила, оставалось с каждой новой находкой все меньше. Пожалуй, я начинала верить только себе, Гарри, Герми и Северусу. Даже Влад, будучи помощником Анны, несмотря на то, что ни в чем уличен не был, потерял мое безоговорочное доверие. Даже мама…

«Сколько еще можно терять?!» - хотелось мне крикнуть в тусклое зимнее небо. Но я понимала, что мне никто не ответит… И от этого ощущение одиночества лишь усиливалось…
Я переглянулась с Герми и мы немного подождали, когда дочитает Гарри. Наконец он поднял голову с таким выражением лица, что я вздрогнула, а Гермиона отобрала у него книгу и закрыла. Гарри молча покачал головой и шумно выдохнул.

- Гарри! — Гермиона словно подслушала наши, по крайней мере мои, мысли. — Кэт, что я тебе скажу. Конечно, это… не очень приятное чтение…

- Да уж, не то слово.

- Это ведь пишет Скитер!

- Ты ведь прочла его письмо к Грин-де-Вальду? – спросил Гарри.

- Я… Да, прочла. — Она запнулась, с несчастным видом баюкая чашку чая в замёрзших ладонях. — Наверное, это хуже всего. Батильда считала, что у них были одни только разговоры, но «Ради общего блага»? — это же был лозунг Грин-де-Вальда, которым он оправдывал все свои зверства. А тут… Получается, Дамблдор и навёл его на мысль. Говорят, даже над входом в Нурменгард была надпись: «Ради общего блага». С другой стороны, даже Рита Скитер признаёт, что они были знакомы не больше нескольких месяцев, причём оба тогда были совсем молодые и…

- Молоды?! Так и знал, что ты это скажешь! – вскипел кузен. - Им было столько, сколько нам сейчас! Мы с тобой рискуем жизнью, он в нашем возрасте обнимался со своим лучшим другом и строил планы, как бы захватить власть над маглами!

- Он изменился, Гарри, я тебе говорю! Просто изменился, и всё! Может, в семнадцать лет он и верил в эту ерунду, но вся остальная его жизнь была посвящена борьбе против Тёмных искусств! Именно он, и никто другой, остановил Грин-де-Вальда! Он погиб в бою!

- Подумай сама, чего он от меня всё время требовал, Гермиона! Рискни жизнью, Гарри! И ещё разок! И опять, и снова! И не жди никаких объяснений, ты должен слепо мне верить. Поверь, я знаю, что делаю, поверь, хоть я тебе не доверяю! Ни разу он не сказал всей правды! Ни одного раза! - Голос Гарри сорвался и он замолчал.

- Он любил тебя, — прошептала Гермиона. — Любил, я знаю.

Гарри уронил руки.

- Не знаю, Гермиона, кого он любил, только не меня.

Гарри подобрал упавшую в снег волшебную палочку Гермионы и снова сел у входа в палатку.

- Спасибо за чай. Я додежурю свою смену, а ты иди в тепло. И ты тоже, Кэт! – зло прошипел он. Гермиона подобрала книгу и ушла в палатку, погладив его по пути по затылку. Гарри закрыл глаза и сел у входа, я села рядом.

- Даже не думай, что я отсюда уйду, - покачала я головой. Гарри устало посмотрел на меня, пожал плечами и молча уставился в пространство, уйдя в себя. Я достала из сумки мамин блокнот и принялась его листать, не касаясь изображений, хотя и заметила, что там осталась парочка рисунков, которые я не посмотрела… Сколько еще тайн оставалось за образами тех, кого я любила и кому доверяла? Я не знала ответа на этот вопрос и сомневалась, что хочу его знать…

Третье лицо

Оливия Говьер дописала письмо, запечатала конверт и чуть пошевелила пальцами правой руки. Желтоватая бумага с зеленой печатью исчезла в воздухе. Валькирия медленно поднялась из-за стола и прошла к небольшому застекленному шкафчику в глубине комнаты. Бумаги, бумаги и бумаги… Их в ее кабинете были настоящие груды, хотя едва ли и половина из них имела большую значимость для сложившейся ситуации. Почти все они были просмотрены и визированы Советом или лично Оливией, новые аккуратной стопочкой лежали на столе. Донесения из множества Министерств, стран и школ магии, жалобы, письма… На самом деле деятельность валькирий сопровождалась огромным бюрократическим хаосом уже достаточно давно, ведь многие страны, в которых существовали валькирии, заявляли о том, что «этих дамочек» будут контролировать. Вот и контролировали, заваливая Федерацию сотнями сов каждую неделю. Однако многие страны не только не контролировали валькирий, но и прислушивались к ним. В том числе огромный вес в своих странах имели валькирии Франции, Британии, Штатов, Румынии… Чехии, хотя Оливия в своей собственной «порученной стране» была последний раз лет пять назад без сопровождения Совета. Там в основном хлопотала ее преемница, Марта, милая женщина сорока пяти лет. Очень многие валькирии брали себе учениц, по желанию, конечно, и готовили их к тому, чтобы стать валькириями. Когда-то и сама Оливия была такой же ученицей. Валькириями чаще всего становились осознанно, по желанию, приходя к этому сами. Ведь это требовало определенного отказа от обычной жизни. Но при том те десятки валькирий за столетие, что сталкивались с Негласным Правилом, нарушали его, или не целуя никого, или целуя выбор, реже искренне любимого человека. Саму Оливию такое миновало, более того, она так и не применила Поцелуй. Как-то не случилось…

Однако то письмо, что она отправила сейчас, было крайне важным. И ответ на него Оливия прочтет в любое время суток и в любом месте. Она долго следила за сестрами и долго присматривалась к уликам и доказательствам. Но подтверждение было найдено, только в Совете было две валькирии-предательницы. Одна была скорее информатором, но вот вторая… Ядвига изначально не понравилась ни Оливии, ни Гертруде, но ее примерная работа в течении десяти лет вывела ее в списки тех, кого могли пригласить в Совет. И когда погибла японская валькирия полтора года назад, Ядвига откликнулась на вызов первой. В итоге семью голосами из девяти и решением Анны Ядвига Новак стала валькирией Совета Десяти. Мерседес спустя пару месяцев пригласили на место исключенной из совета валькирии из Австралии. Саму Оливию на долгие годы исключила из Совета Анна, и вернулась она вместо валькирии из Прибалтики (она присматривала за тремя странами, что тоже было возможно для Федерации), когда та нарушила приказ Анны. Но все эти годы Оливия и Экала находились в теплых отношениях и Оливия была посвящена в планы Тезлы более, чем кто-либо еще. Снятие с должности было так же договоренностью… Да и причина – пустячной.

Оливия направилась к выходу в Изумрудный коридор, как вдруг снаружи донесся тихий вскрик Найи, ее помощницы из числа тех женщин, что служили во Дворце Сов и помогали валькириям… Женщина замерла, схватившись за маховик. Одно слово и вскоре крошечный лучик света, похожий на монетку, скользнул под дверь и устремился по коридорам дворца, никем не замеченный. Светлая тяжелая дверь распахнулась и глазам Оливии предстала валькирия в белой как снег мантии, с собранными в хвост волосами. Ядвига почтительно поклонилась.

- Наставница Оливия, я хотела бы узнать, нет ли для меня поручений, я освободилась от тех повесток, которыми вы просили меня заняться, - какая-то прозрачная тень мелькнула за ее спиной в проеме растворенной двери. Оливия сделала глубокий вдох, радуясь, что успела отослать письмо. Она прекрасно понимала, что это за тень и зачем пришла Ядвига.

- Нет, валькирия Ядвига, сегодня ты можешь отдохнуть. Завтра у нас совещание, - она улыбнулась, погладив отворот своего синего платья. Новак, снова кивнув, удалилась. Дверь закрылась за ее спиной и Оливия взмахом руки вызвала щит, закрывший ее от посланной было молнии. Ее глазам предстал ухмыляющийся молодой человек со светлыми волосами. Еще один, мужчина лет сорока, материализовался рядом с дверью.

- Неплохо для старухи с даром, - гадко ухмыльнулся Ватли, послав в Оливию проклятье. Женщина увернулась, закрывшись щитом. Виктор и Ватли переглянулись. По кабинету заметались красные и голубые молнии, одна из груд бумаг на столе вспыхнула жутким черным пламенем. Говьер больше защищалась, лишь изредка атакуя противников, но атакуя их метко. Вскоре женщина достигла двери, а Виктор, хватаясь за обожженную руку, кричал какое-то проклятье в ее адрес… Ватли взглянул на валькирию ярко-желтыми глазами, и желудок женщины болезненно скрутило в узел. Она схватилась за живот, сделав жадный вдох.

- Держись, тварь, - Ватли улыбнулся, открывая ровные зубы. – Я глава ифритов.

- А я – великая валькирия Совета, - Оливия метнула в него ослепительно-белый шар и распахнула дверь. По коридору торопливо бежали около десяти валькирий, кто-то уже издалека щелкнул пальцами и Виктор отлетел в дальний угол комнаты. Ватли оглядел остальных зловещими желтыми глазами и посмотрел на Оливию. Что-то черное мелькнуло около уха женщины, и мгновение спустя страшный крик боли прорезал тишину Дворца Сов. Ватли с гадкой и зловещей ухмылкой схватил Виктора за запястье, поднял в комнате туман, от которого противно пахло серой и еще чем-то… Когда же Совет и остальные подоспевшие валькирии убрали туман, ни ифрита, ни Хранителя не было в комнате. А парнишка лет семнадцати, в черном плаще, испуганно смотрел на три десятка женщин в белых мантиях, столпившихся около женщины, которая и кричала от боли, пытаясь разжать ее пальцы.

- Бонкус, - прошептал мальчишка. Рука Оливии разжалась и дымящийся ингатус упал на пол. Валькирии обернулись к нему. – Не убивайте меня, я и так умру… У меня был только один ингатус… - захлебываясь слезами, попросил мальчик. Гертруда взглянула на Оливию. Та едва дышала, а от почерневшей руки бросало в дрожь. Женщина склонилась к подруге, что-то шепча на латыни и уронила на руку несколько слезинок. Кожа перестала дымиться.

- Отнесите ее в комнаты исцеления и усыпите. Надолго, - приказала Гертруда. Несколько валькирий, под руководством Федерики, исполнили указание. Остальные, а их оставалось еще больше дюжины, посмотрели на мальчика-Хранителя.

- Не убивайте меня… - тот сжался в комочек, с ужасом глядя на женщин. На лицах всех царило сейчас жуткое выражение холодного спокойствия. Безжалостный и суровый суд стоял сейчас перед мальчиком. Спокойный и тем лишь сильнее приводящий в ужас.

- Ты и так умрешь, - отозвалась одна из валькирий, магией поднимая мальчишку на ноги. – Мы можем это лишь ускорить. Ты хоть понимаешь, на кого ты напал? – он отрицательно помотал головой, оглядывая белые стены с черными пятнами от угодивших в них заклинаний, сожженные бумаги и разбитые стекла. Порванную обивку дивана… - Это была Великая Валькирия Совета, - произнесла валькирия ледяным голосом. Весь ужас того, что его ждет, тяжелым грузом навалился на мальчика. Он закрыл лицо руками, разрыдавшись… Кто-то из валькирий положил руку ему на плечо, холодно и достаточно сильно толкая его к выходу.

- Ты ответишь за это не перед нами, - прошипела Мерседес, за шиворот вытаскивая парнишку из кабинета Оливии и потянув его к верхним комнатам, где ему предстояло дожидаться прибытия Анны. – Ты ответишь перед Тезла-Экалой и всем Советом, мерзавец!

- Мерседес! – окликнула ее Гертруда. – Оставь его, ему жить осталось от силы день. Но я хочу кое-что спросить… - он взглянула на остальной Совет. Пятеро без нее и Оливии, включая Федерику. Не было троих. Зато была Ядвига, суетившаяся наравне с остальными. – С кем из ваших ты тут был? – немка вздохнула. Выгнать Ядвигу не за что ни отсюда, ни из Совета. Доказательств пока нет и прямого указания Анны не поступало. Оливия его только-только должна была запросить. И у нее вполне могли быть сообщницы… Поэтому спросить напрямую мальчика было невозможно. Тот судорожно сглотнул, метнул взгляд, полный мольбы о помощи, на Ядвигу и еще кого-то, и отозвался:

- С Виктором, это поверенный Верховного, и еще один ифрит… Они обещали меня забрать, - всхлипнул он. – А еще с на… - он не договорил, схватившись обеими руками за горло и захрипев. Лицо его исказилось как от невыносимой боли. Ингатус, который валькирии старательно обходили стороной, внезапно засиял непроглядной чернотой и вскоре с тихим шипением угасающего костра исчез. Мальчишка замертво рухнул на пол.

- Оливия жива, наставница Гертруда, - Федерика вернулась с докладом. – Мы погрузили ее в глубокий сон, но никаких гарантий дать нельзя. Скорее всего, она из этого сна уже не выйдет…

- Сестра Гертруда, - с болью в голосе поправила ее немка, осматривая тело мальчика. – Я останусь сестрой Гертрудой до тех пор, пока Наставница Оливия не отойдет в тот мир, что за пределами нашего понимания. Мерседес и Ту Ким, вызывайте сюда остальных сестер, срочным извещением. Федерика, тебе поручено присмотреть за наставницей Оливией. Ядвига, - она взглянула на польскую валькирию. – Я назначаю тебя личной помощницей до тех пор, пока ситуация с Оливией не прояснится. Мне необходима помощница, в Польше твоими стараниями ситуация спокойная, ты доказала свою лояльность Федерации, - она с трудом сохраняла ровный голос. Полячка поморщилась как от удара, постаравшись скрыть это за низким поклоном. - И еще. Кто у нас следующая валькирия, которая может рассчитывать на приглашение в Совет? – Мерседес со слезами на глазах кивнула на заваленный пеплом и уцелевшими бумагами стол. Гертруда порылась в бумагах одной из папок и горестно вздохнула.

- Реддл повестку пошлю лично я, - объявила она, отправляя валькирий по местам и отдавая указания касательно погибшего Хранителя. Вскоре за последней из валькирий закрылась дверь и Гертруда посмотрела на Ядвигу. Та почти казалась испуганной и бледной, скрывая это с великим трудом.

- Ядвига, разберись, пожалуйста, с бумагами, какие-то из них нужно будет снова запросить, кое-что сгорело. Мне нужно послать Реддл извещение.

- Реддл? Почему ей, сестра Гертруда? – голос Ядвиги дрогнул. Валькирию терзало осознание ужаса того, что же она натворила, проведя во Дворец Ватли и Виктора, обманув Врата… К тому же она боялась подумать, как скоро хватятся тела Найи или самой волшебницы. При мысли о том, что с ней сделал Ватли, кишки валькирии скрутились в тугой узел. Она не знала, что Хранителей трое, не знала, что будет применен ингатус. И больше всего сейчас ее пугала возможность того, что следующей жертвой на пути Димитра станет она. Чтобы таковой не стать, Ядвига и оставалась, несмотря ни на что, его помощницей и шпионом. А еще – из жажды отмщения…

Вместо ответа временно исполняющая обязанности Оливии Гертруда показала Новак бумаги, которые держала в руке. Это был список тех, кто мог быть выдвинут на пост новой валькирии Совета. Список, написанный лично рукой Анны. И одной из первых в этом списке стояла строка «Кэтрин Розалина Реддл. Валькирия Соединенного Королевства. Срок обладания даром – одиннадцать полных лет. В совершении деяний, препятствующих назначению, не замечена»…

***

- Жива?! – возмущению Димитра не было предела. Виктор поморщился от боли, вызванной пощечиной. – Я же явственно сказал, что Говьер должна к концу вашей встречи умереть! Так и знал, что мне стоит этим лично заняться! – рявкнул он. – Этот мальчишка мертв?

- Он был Хранителем пару лет, у него было не больше минут двадцати. –отозвался Ватли. - Я еще и ускорил процесс, я усилил Ингатус и ослабил волю мальчика. Он точно уже мертв. Говьер мы оставили с ингатусом в руке, но их было много, боюсь, спасут. Дворец огромен, ее секретаршу я убил… Как они так быстро притащились, не представляю, - он ударил кулаком по стене.

- Она должна была умереть. Во-первых, это внесло бы определенную смуту и заставило бы их скорбеть по ней. Во-вторых, представь, что будет, если она выживет и расскажет Реддл, как той установить эту чертову связь с короной?! Я не представляю, откуда она это узнала, но эта информация должна была умереть вместе с ней! Два недоумка! И почему я послал туда не Нору?!

- Наверное потому, что она сейчас занимается подготовкой встречи с Реддлом и твоим братцем, - отозвался Виктор. Димитр окатил его полным ненависти взглядом.

- Заткнись, идиот. Если вы так и будете проваливать мои поручения такой важности, я вложу одному из вас ингатус в ухо. Угадайте кому, - усмехнулся он. Ватли открыл было рот, но взмах палочки намертво приклеил его язык к небу. – В любом случае, - Димитр подошел к окну своего верхнего кабинета в Замке Хранителей и окинул взглядом огромные владения, затерянные в самой глубине пространств России. Место, которое давным-давно Хранители превратили в свою резиденцию, пользуясь тем, что эти места были мало заселены… И тем, что в России на громадную территорию приходилась одна валькирия. Место, неподконтрольное благодаря столетиям умелой политики ни одному Министерству Магии. – Владу осталось расспросить парочку человек о том, что я с ней сделал. Один из них живет в Британии, до другого в ближайшее время я доберусь лично. Последнюю информацию братишка не получит.

- В Британии займемся этим мы? – спросил Ватли. Верховный Хранитель расхохотался.

- Вы только что почти провалили мое задание и думаете, я поручу вам сейчас что-то важное?

- Но Элеонора и правда сейчас занята… - пролепетал Виктор.

- Этим займутся другие люди, - милая улыбка показалась на губах Димитра. – И я уверен, они займутся этим весьма охотно, если я скажу, что это слегка повредит Реддл, во-первых, а во-вторых, может дать шанс ее найти…

- Люди? – непонимающе уставился на него Виктор. - Я понял, о ком ты, но он один!

- Для такого дела ему пригодится помощник, и я уверен, что знаю, кто это будет… - с подлой улыбкой отозвался Верховный Хранитель, мракоборец-стажер, граф Димитр Матей.

0

110

"Поимка" ифрита (Анжелика)
Небольшой городок на юго-востоке Англии, торговый и развлекательный район с множеством пабов, магазинчиков, клубов… В одном из кафе, с широкими окнами, за столиком у одного из окон мы и сидели. Я закрылась магловской газетой, Дэйли Телеграф, искоса наблюдая за окном и время от времени переворачивая страницы. Антонин, сидевший напротив с чашкой кофе в руке, так же смотрел в окно, время от времени оглядываясь на официантку, с недовольным видом наблюдавшую за нами от двери кухоньки. Почему-то, несмотря на праздничный период, в этом кафе мы были одни.

- По-моему, им не нравится то, что мы заказали всего одну чашку кофе, - перелистнув страницу, взглянула я на мужа. – Ты не голоден?

- Нет, - Антонин кашлянул, закрыв рот ладонью. – Заказать тебе что-нибудь?

- Салат и сок, я не очень-то голодна. Это же не паб? – я снова посмотрела на окно, за которым пробежала стайка тепло одетых ребятишек с игрушками в руках. Рождественские каникулы пока еще не сдавали свои позиции и среди маглов преимущественно царили радость и веселье. Какое миру магии сейчас могло только сниться. Я наблюдала за счастливыми людьми, за мамочками, которые с детьми проходили мимо, даря своим чадам сладости и игрушки, за пожилой парой у соседнего магазинчика, оживленно о чем-то говорящей, и думала о том, как эти люди сейчас близки к тому, чтобы оказаться порабощенными безумной женщиной и ее не менее безумным окружением, даже и не подозревая о том. Я прекрасно понимала, что Беллатриса, подавив оппозицию окончательно и захватив полную власть над волшебной Британией, расширила бы свою деятельность, нарушила Статут о секретности и эти маглы в лучшем случае были бы у волшебников подобием рабов, а в худшем – были бы мертвы. Хотя, возможно, было бы как раз наоборот…

- Это кафе, паб тут есть в паре метров. Ты хочешь в паб? – усмехнулся мой супруг. Я одарила его испепеляющим взглядом и повела плечами, запах кофе, который пил Антонин, вызвал у меня отчего-то странное отвращение… Чем вызвана такая неприязнь к ранее просто безразличному мне напитку, я понятия не имела…

- Не хочу, и ты это знаешь, - раздраженно пробормотала я. Антонин поманил девушку. Официантка, заметив подзывающий ее жест, подошла к нам, сверкнув ровными белыми зубами.

- Что-то желаете? – осведомилась она. Антонин попросил меню и проглядел раздел с салатами.

- С копченой курицей, пожалуйста. Два. И стакан сока, - девушка сделала пометку в блокнотике и взглянула на меня. Мой супруг снова закашлялся, отвернувшись и закрыв лицо рукой.

- Мэм?

- Один из салатов для меня, - улыбнулась я. – Сок – апельсиновый, если можно. А еще можно что-нибудь очень соленое? – я облизнулась. Антонин вопросительно поднял бровь, но мне жутко хотелось чего-нибудь соленого, и я предпочла проигнорировать его взгляд.

- Да, салат с рыбой, там много соли. Вы у нас уже были?

- Вчера. Очень понравилось и мы решили заглянуть сюда и сегодня, - отозвался мой муж, открывая портмоне. Магловские деньги, на которые мы обменяли довольно крупную сумму галеонов, все хранились у него, потому все траты проходили через его ведение… Антонин переложил что-то из портмоне в карман и снова убрал «семейный фонд» из моего поля зрения.

- Мисс будет еще салат с рыбой? – спросила официантка.

- Миссис, - поправила я. – Да, буду. А из чего он? Можно добавить туда ананасы?

- Анж? – Антонин взглянул на меня глазами, выразительно говорившими, что мне стоит поумерить свою буйную фантазию. – Ты уверена, что хочешь такое блюдо?

- Я пошутила, - улыбнулась я. Но сама внезапно осознала, что и правда не отказалась бы от такого странного сочетания и съела бы его весьма охотно. – Просто салат с рыбой, и побольше соли, - официантка с круглыми глазами отошла от нашего столика, вызвав у меня усмешку. Я представила эту сцену ее глазами – девушка с волосами непонятного цвета, точнее целой смеси цветов, торчащими во все стороны, в черной куртке с узором в виде черепов, футболке с рисунком в виде все той же символики, в джинсах с множеством цепочек и заклепок, украшенных перевернутыми пентаграммами, анкхами и костями; мужчина, с недельной щетиной на щеках, в наглухо застегнутом, до того, как он его снял, черном пальто, под которым была строгая закрытая рубашка с высоким воротничком; и заказанный этими странными особами салат с «побольше соли»…

«Да уж, впечатлений ей в этом городишке еще на месяц хватит», - мысленно усмехнулась я. Мы находились в этом чудесном месте всего лишь второй день, но успели уже обойти весь городок и отыскать единственную гостиницу в городе всего-то за пару часов. И сейчас мы уже с полчаса сидели в уютном маленьком кафе, украшенном небольшими елочками, гирляндами, фонариками и имбирными пряниками в красивых вазах на каждом столике. От последних очень вкусно пахло, а веселье кругом, хотя шло уже начало января, все еще призывало праздновать и радоваться жизни. Однако я всю последнюю неделю испытывала странную усталость и больше всего на свете мне хотелось плюнуть на наше «мероприятие» и уйти в номер, где я смогла бы просто спать. Мне уже несколько дней почти все время хотелось спать или просто лежать без малейших движений. Чем было вызвано это состояние «медведя в спячке», я еще не понимала. Но меня оно и невозможность претворить желание впасть в спячку в жизнь здорово выводило из себя.

- Слушай, ты уверен, что нам дали правильные координаты? – спросила я, свернув газету и положив ее на столик. – Может быть, мы что-то напутали? Мы в этом центре второй день околачиваемся, нас вон уже узнают, а признаков этого дядечки я пока так и не вижу. Если он тут живет и работает, то у меня вполне логичный вопрос – где он? Я эту колдографию уже наизусть запомнила! – я старательно говорила как можно тише, понимая, что мы находимся в магловском заведении. Но порой удержать голос было весьма трудно, в силу искреннего возмущения. - И я так сидеть и гулять туда-сюда больше не могу!

- Лика, - прервал меня супруг. – Я точно знаю и название города, и что он работает именно здесь, в центре. – Он понизил голос. - Магических кварталов я тут не обнаружил. Но и ошибки нет. В конце концов, сделай скидку на праздники. Может, он сидит дома и пироги уплетает?

- Тогда какого го… - я оглянулась на дверь кухни, где скрылась официантка. – Что мы-то тут сидим? Нам-то что мешало сидеть дома и уплетать пироги? Я тоже хочу праздник! – проявилась еще одна проблема последней недели, скачки моего настроения. Мне вдруг стало себя так жалко, так захотелось сесть под елкой и съесть пирог, большой и сладкий, что на глаза от тоски навернулись слезы. Антонин тяжело вздохнул и погладил меня по руке.

- Анж, не забывайся, у нас работа… Эй, - он посмотрел на меня и глаза его расширились. – Ты чего плачешь-то? Анж, что происходит?

- Я хочу елку, пирог и подарки, - прохныкала я. Долохов схватился за голову, уставившись на меня, потом протянул мне салфетку и заставил утереть слезы.

- Лика, в последнюю встречу… На последнем собрании, где меня не было… - склонившись ко мне еще ниже, зашептал он. - Она тебя не пытала? – я отрицательно покачала головой. На последнем собрании, четыре дня назад, я действительно была одна, без мужа. И мне там очень сильно хотелось спать. А еще во время разговора о том, что обнаружили Теда Тонкса, отца Нимфадоры, мне отчего-то совершенно беспричинно стало так весело и смешно, что я с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться на весь подвал. В итоге после официального обсуждения, видя мое странное состояние, Драко, под предлогом консультации по домашней работе, утянул меня наверх, где я и просмеялась. Правда, вернувшись домой и укладываясь спать, я уже не смеялась, а плакала. К счастью или нет, Антонин в ту ночь выполнял очередное задание Лестрейндж и дома я была одна. Что и позволяло мне почти всю ночь безнаказанно, лежа на мягкой широкой кровати, хныкать в подушку. От жалости к себе, опять-таки… - Тогда не забывайся и веди себя адекватно, - отрезал Антонин, снова устремив взгляд на окно. – Я просил тебя мне в этом помочь, вдвоем проще, но я не просил тебя себя подобным образом вести. И, - с нажимом и выделяя каждое слово, добавил он. – Мне это начинает не нравиться.

- Извини, - пробормотала я, уткнувшись взглядом в вывеску напротив. На ней были нарисованы большие ножницы и черный парик. Такой же черный, как еще совсем недавно были мои волосы… Теперь же бывшие совершенно невообразимого цвета. А с плаката рядом смотрел подросток-блондин, почему-то напомнивший мне своим грустным взглядом Драко в один из вечеров нашего с ним общения…

***

Это произошло еще до каникул, в последнюю учебную неделю семестра. Я сидела в компании Драко в Выручай-комнате, рассказывая ему про магловские напитки, вроде Кока-колы, поскольку мы в тот вечер решили о делах нашей «организации» и вообще мира магии не вспоминать. Драко расхаживал по помещению с диванами и множеством пуфиков, черных, и стеллажами с книгами на английском и немецком языках, и внезапно сел рядом со мной, совсем близко. Я сделала вид, что не заметила того, насколько он нарушил мое личное пространство. По всей вероятности мою лояльность и тактичность Драко ошибочно принял за то, что у меня нет никаких возражений, потому как далее…

- Вообще про нее очень много спорят, те, кто ее любят, и те… - я осеклась, осознав, что Драко взял меня за руку. – Малфой! А ну-ка отсел метра на два подальше! – прищурилась я. Драко же улыбнулся, взглянув на меня, и отрицательно покачал головой.

- Драко, я серьезно, - прошипела я, начиная вытаскивать палочку из заднего кармана джинс. Малфой вздрогнул, когда моя палочка уперлась ему в горло. – Сядь подальше и слушай. Дружески предупреждаю.

- Анж… - начал было Драко. – Ты чего?

- Во-первых, я замужем. Во-вторых, мы с тобой друзья, а друзья себя так не ведут.

- Замужем? Но ты же сама говорила, что ты его не любишь!

- Это не меняет сути дела! – отозвалась я. – Я – его жена и собираюсь соответствовать этому семейному положению. И с чего это ты вообще удумал так себя вести?

- Я… Извини, что-то нашло, - Драко отсел на другой конец дивана и поднял на меня грустные и виноватые глаза. – Прости.

- Ничего, все нормально, - я выдавила из себя улыбку, продолжив разговор, но на самом деле мне было прекрасно понятно, что толкнуло Драко на такое поведение. В какой-то мере я даже разделяла эти причины, но в тот период времени позволить ему и себе что-то большее, чем дружба, было бы с моей стороны апогеем моей глупости. Я и так сделала слишком много промашек, делавших ситуацию для меня шаткой и неустойчивой. Фактически брак с Антонином спасал меня от того, чтобы мои многочисленные упущения и ошибки стоили бы мне жизни. Я числилась женой правой руки Беллатрисы, что избавляло меня от ее недоверия, что заставляло остальных оставаться на безопасном для меня расстоянии. И давало мне шанс выполнить полученное мной задание.

Я начала осознавать, что нравлюсь Драко, еще осенью, когда мы начали много общаться. Драко неожиданно проявил огромный интерес к миру маглов, в котором я в некотором роде росла, и частенько расспрашивал меня об их жизни. Начал со мной откровенничать, мы нередко вместе гуляли и он даже словно бы немножко отдалялся от Крэбба и Гойла, более тесно общаясь со мной. Наверное, первые предпосылки возникновения этих чувств у нас возникли еще в начале знакомства, в первые дни моего пребывания в Хогвартсе. И наше общение тогда немало тому поспособствовало. Я уже понимала и начинала признаваться себе в этом – Драко нравился мне, и не будь Антонина, эта взаимная симпатия могла бы стать чем-то большим… Но после того, как в моей жизни появился Долохов, все изменилось. И не в лучшую, пожалуй, сторону.

Пенси, судя по ее взгляду на меня, меня уже мысленно давно закопала под ближайшим деревом Запретного Леса, но, как и почти вся школа помимо нее, она же меня в то же время и откровенно побаивалась. Моя новая фамилия заставила людей опасаться меня, кого-то – ненавидеть. Поскольку почти у каждого из тех, кого я знала, моя фамилия теперь ассоциировалась с жестоким человеком, настоящим садистом, мастером пытки. За которого я выскочила замуж. Само собой, и людей я в это винить не могу, меня после такого поворота событий сочли юным подобием Долохова и относиться ко мне почти все резко стали хуже.

Я даже задумалась сперва, не прекратить ли совсем общение с Драко, понимая, что влюбляться в меня ему и глупо, и даже в некоторой мере опасно, учитывая, что мой супруг был человеком весьма решительным и резким в своих действиях. И непредсказуемым. А еще я, к тому же, боялась оказаться такой же, какой когда-то была Розалина. Боялась стать для кого-то подобием женщины, которую никак не могла за это простить и понять. Именно простить, за то, что ее нерешительность и неопределенность испортили жизнь не одному человеку. И в частности человеку, который за недолгое знакомство стал мне небезразличен…

Но, поразмыслив, я пришла к выводу, что дружеские рамки у нас не нарушаются и нарушиться не должны, и что я в случае необходимости сумею отказать коротко и ясно. И наше с Драко общение было продолжено, оставаясь теперь исключительно дружбой. Возникшая симпатия была подавлена и заслонена моим замужеством и сложными отношениями, неоднозначными и непростыми, с Антонином.

***

Я по-прежнему не понимала, как на самом деле отношусь к нему, это была какая-то странная смесь симпатии, сочувствия и даже жалости, напряженности, непонимания и в то же время понимания… Я начала понимать, что он чувствует, научилась видеть его усталость, злость, не проходящую боль из-за истории с Розалиной. Я знала, что он мало спит, когда меня нет рядом, но когда я была рядом, это изменялось. Не раз я просыпалась среди ночи, будучи дома, и видела его крепко спавшим. Однажды на его почти всегда нахмуренном во сне лице я вдруг заметила легкую улыбку… А его отношение ко мне изменилось к лучшему, я заметила, что оно стало как-то… насколько для него это было возможно, нежнее. И случилось это после того, как он спас Кэтти от кого-то из Хранителей. Я толком не знала, что там произошло, и насколько близко он был с ними связан. Я пришла домой на выходные, зная, что Антонин собирался быть в тот день дома. Но его в «Долохов-резидэнс» не было, а в гостиной я обнаружила записку. Дом был защищен настоящим множеством таких чар, о которых я даже после двух лет учебы в Денбридже и не слышала, и попасть туда кто-то посторонний не мог никак. Как выяснилось, даже Заклинание Доверия, что-то вроде него, было наложено на нашу обитель. Накладывая же в начале декабря что-то вместо этого, что-то новое, Хранителем Тайны Антонин сделал меня. Для меня, начавшей понимать и узнавать его человеческую сторону, это было с его стороны высшим проявлением доверия ко мне. Доверия, которое во имя исполнения своего задания я просто обязана была нарушить. Вот только с каждым днем я все больше сомневалась, что смогу это сделать… Так вот, оставить записку он вполне мог себе позволить, зная, что в руки тем, кому ее прочесть недозволенно, она не попадет.

«У меня дежурство у особняка Реддлов. Если Бутти заглянет, а она должна, скажи ей, что я там и что я дежурю один», - именно это мне и сообщалось ровными строчками мелкого красивого почерка. Я хлопотала по дому, как вдруг снаружи послышался шум. Я выглянула и узрела взволнованную чем-то Элеонору, вглядывающуюся в дом, стоя на некотором расстоянии. До меня дошло, что новые защитные чары закрывали его и от нее тоже. Значит, своим новым друзьям Антонин не вполне доверял. Я, вспомнив об указании супруга, трансгрессировала к ней. Нора вздрогнула, уставившись на меня, когда я возникла рядом.

- Что за черт?! – возмущенно прошипела она. – Почему дом не видно?

- Защитные чары… Кстати, Антонин дежурит у особняка Реддлов, один. Велел передать, - эти слова оказали на Нору очень странное воздействие. Ее черные глаза внезапно вспыхнули дьявольским огоньком, она сделала глубокий вдох и прищурилась, глядя на меня.

- Надеюсь он еще цел, они там оба еще целы, надеюсь, - прошептала она. У меня отчего-то сердце чуть не рухнуло куда-то вниз… - Ты их дом видела? – я кивнула. – Помнишь? – я снова кивнула, не понимая, чего от меня хотят. – Перенеси меня, в любую комнату на нижнем этаже, - скомандовала профессор Бутти. Я молча взирала на нее, не зная, что ответить. – Анж, Мерлина ради, как-нибудь все узнаешь. Перенеси меня! – рявкнула Элеонора. Я повиновалась, слабо понимая, чего же ей все-таки надо. Ее слова, сказанные шепотом, меня здорово напугали.

Перенеслась я на кухню, поскольку изобилие техники там мне врезалось в память лучше всего. На кухне находились двое, связанный чарами человек, полулежавший на полу, и наставивший на него палочку Блэк. Последний не успел и пикнуть, как палочка Бутти уперлась ему в горло. Я вздрогнула, ощутив, сколько могущественной магии было в руках этой молодой женщины. Блэк сглотнул.

- Только пикни, - прошипела ему Нора. Бросила взгляд на пленника Блэка. – Мальто где? – я огляделась и перевела взгляд на связанного. Мой супруг попытался усмехнуться. Я присела с ним рядом, снимая опутавшие его волшебные веревки.

- Убита, - отозвался Антонин. – Пыталась убить девчонку.

- Молодец, - Элеонора кивнула и толкнула Сириуса к коридору. – Шевелись, герой, - ее голос звучало тихо и зловеще. Сейчас в ней в полной мере проявилась Хранительница, поистине сильная и опасная ведьма. Они с Блэком скрылись в коридоре, когда с Антонина окончательно моими стараниями спали чары. Он поднялся на ноги, потирая кисти рук.

- Пошли-ка отсюда, - заметил он. Но уйти так просто нам не удалось, поскольку вскоре моему и моего мужа взору предстала Кэтрин. Она за короткую схватку умудрилась стереть память Антонину, впервые в жизни, что я знала, применив Обливиэйт.

Я понимала, что она после этой встречи будет считать меня предательницей, но я просто обязана была дать ей понять, что в этой ситуации все достаточно неоднозначно. Я не могла прямо передать ей совершенно никаких новостей, даже не из-за присутствия рядом Антонина, а из-за наложенных им чар. Поэтому сказав несколько отрывистых слов, я умудрилась еще поставить ее перед тем фактом, что я за ним замужем. Мне оставалось лишь надеяться, что, возможно, мои странные и отрывистые слова хоть как-то помогут ей разобраться в ситуации… Спустя пару дней я сумела, на что я надеялась, сообщить хоть что-то Снейпу. Я понадеялась, что чары ослабли или были сняты Антонином, но язык резануло при первых же словах так больно, что сомнений в том, что если я продолжу, то его лишусь, у меня мгновенно не осталось. Но, полагаясь на жизненный опыт и сообразительность Северуса, я хотя бы попыталась хоть что-то сказать…

После случившегося у Реддлов и вечера у Беллатрисы, когда она допрашивала меня, не пытая, правда, а потом несколько часов кряду «разговаривала» с Антонином наедине, применяя, вне всякого сомнения, Круциатус (надо отдать ему должное, он ни разу даже не пикнул за эти часы), после последовавшего дома скандала, когда мой страх вырвался наружу, после последовавшей за ссорой ночи, между нами что-то изменилось. Наутро после всего упомянутого мы собирались в Рокфорд за новой палочкой для Антонина. Как вдруг я неожиданно для себя оказалась в кольце теплых сильных рук.

- Анж, ты в порядке? – он посмотрел мне в глаза. – Она тебя вчера не трогала?

- Нет, - отозвалась я. Антонин притянул меня к себе еще сильнее. – В смысле, не трогала. – Мне показалось, что на секунду его губы дрогнули в некотором подобии улыбки. А во взгляде промелькнуло что-то почти нежное… С того дня между нами что-то изменилось, как будто бы ниточка, связавшая нас странной симпатией и полублизостью, стала прочнее. Следующей ночью я осталась в спальне мужа, уже не уходя к себе. Нет, на сей раз ничего не было, мы оба ужасно устали за трудный день. Но, засыпая, я почувствовала на талии сильные руки, обнявшие меня…

Это не была любовь, ни ранее, ни когда-либо потом, и я понимала это всегда. Это было не любовью, не влюбленностью, а чем-то больше, чем-то глубже… И в какой-то момент мне показалось, что чем-то похожим на любовь и даже чем-то большим это было не только с моей стороны…

***

Я проглотила пару вилок салата из рыбы и почувствовала внезапную тошноту, подкатившую к горлу. Зажав рот рукой, я с трудом подавила приступ и натянула на лицо фирменную улыбку.

- Что-то не так, мэм? – подскочила ко мне официантка. Я выдавила из себя милое и вежливое:

- Все в порядке. Мне просто немного нездоровится. Очень вкусный салат, - я снова проглотила кусочек. – У вас есть что-нибудь, чем можно успокоить тошноту? Я просто недавно лежала в больнице, вот, наверное, немного не долечилась. – Девушка, закивав, скрылась в кухоньке. Антонин отставил в сторону свой салат, допил кофе и кивнул мне на дверь.

- Хватит на сегодня, не дождемся. Пошли в гостиницу. Врачей вызвать?

- Зачем? – допивая сок, спросила я. Есть что-либо из двух моих почти нетронутых салатов я не могла, да и не хотела.

- Ты бледно-зеленая вся, - отозвался Антонин, положив на стол пачку денег. – Что с тобой происходит, скажи мне?

- Не знаю, - пожала я плечами. – У меня подобное состояние было, когда мама с папой разводились. Это нервное, наверно.

- А из-за чего ты нервничаешь-то? – усмехнулся он, помогая мне встать. Я оперлась на его руку и мы вышли. Девушка, вышедшая к нам, окликнула нас, но Антонин проигнорировал ее оклик. Мы вышли на улицу и я с наслаждением вдохнула свежий холодный воздух. Тошнота слегка ослабла.

- Не знаю. Из-за чего-то, видать, нервничаю, - отмахнулась я. – Ищем объект?

- Какой объект? – вздохнул Антонин. – Ты себя видела? Пошли в номер, завтра будем его уже конкретно искать. Идем, - он подхватил меня под руку и повел через толпу суетящихся горожан и гостей городка к нашей гостинице. Мне же, с головокружением и тошнотой, почти все кругом было безразлично и я не заметила даже, как оказалась внутри помещения снова.

- Добрый вечер, миссис Долохова и мистер Долохов, - улыбнулась нам женщина с ресепшена. Я кивнула в знак приветствия, чтобы не открывать рот. Мы поднялись этажом выше, где Антонин помог мне снять куртку и на руках, видя, что мне плохо, перенес из крошечной прихожей номера в не менее крошечную спальню, где довольно бережно усадил. Тошнота постепенно улеглась, в номере пахло чем-то приятным и свежим. Я улеглась на кровать и провалилась в состояние ленивой полудремы. Сквозь нее я услышала, что дверь хлопнула и закрылась, и наступила тишина. Как-то незаметно мне стало лучше и я уснула…

Когда я снова открыла глаза, за окнами было совершенно темно, а в номере царила более чем абсолютная тишина. Я осторожно села, убедившись, что меня больше не тошнит, и поднялась с постели. Кровать тихо скрипнула, нарушив тишину и заставив меня вздрогнуть. Я нащупала рукой палочку, положенную кем-то (Антонином, конечно же) на тумбочку у кровати и шепнула:

- Люмос! – огонек на конце палочки вспыхнул и осветил закрытую дверь, двуспальную кровать с клетчатым покрывалом, тумбочку и двустворчатый шкаф. Убранство номера роскошностью не отличалось, хотя нам вообще было все равно. У нас в этом городе была другая цель, отнюдь не отдохнуть. Я открыла дверь и вышла во вторую комнату номера. Подобие гостиной. Через коридорчик от комнат находился душ. На этом наши временные аппартаменты и заканчивались. Я попыталась вспомнить, где тут выключатель, как вдруг из глубины неосвещенной части комнаты послышалось грубое:

- И куда ты в три ночи собралась, свет мой? – палочка в руках Долохова засветилась, осветив глубокое кресло, половину журнального столика и сидевшего в кресле мужчину в строгой рубашке.

- Проснулась, решила сообразить, что происходит, - я вспомнила наконец, что выключатель у двери и двинулась к нему.

- Не зажигай, глаза раздражает, - остановили меня. Я покорно опустилась в ближайшее кресло. – Как ты?

- Мне лучше. Пожалуй, я чем-то отравилась… Это было легкое недомогание.

- Если еще раз повторится – я лично отведу тебя в Мунго. Сейчас мои перемещения не ограничены судимостью, - усмехнулся он.

- Прямо сейчас ты вообще в деловой поездке, - хмыкнула я, поджимая под себя ноги. Антонин усмехнулся, погасил палочку и вскоре я услышала его тяжелые шаги. Мгновение спустя он возник уже в круге, освещаемом моей собственной палочкой. Тони присел на каретку моего кресла. – Что ты ей наплел? Это ведь не она тебя послала?

- Меньше знаешь – дольше живешь, - усмешка исказила его губы. – Данная поездка получила личное одобрение Темной Леди. Больше тебе ничего знать не положено. Ясно? – я кивнула. – Я бы и не просил тебя о помощи, но я хочу разговорить этого дядечку, как ты выражаешься, максимально безвредно. Боюсь, мой допрос в его случае будет слишком быстр и неэффективен. Может быть, он не откажется пообщаться с красивой девушкой, что будет и мне полезно – я получу нужную информацию, и ему – останется жить. Я, конечно, могу и так получить интересующие сведения, - усмехнулся он. – Но, учитывая его возраст и то, что его вряд ли часто пытали, опасаюсь что не все. Да и от страха он может растеряться.

- Это точно, - заметила я. – Тебя даже маглы боятся. Хотя не знают, кто ты такой. Если этот волшебник британец, и он тебя узнает, он здорово испугается, думаю…

- Было бы странно, если бы меня не боялись. Я же чудовище, садист, бессердечный и жестокий монстр. Мастер пытки. Так вот, завтра мы его из-под земли достанем… - его глаза сверкнули в темноте.

- Ты уверен, что мы с его помощью найдем Реддл? – облизнула я пересохшие губы. Долохов покачал головой.

- С их стороны верх глупости добираться до нее так рано. Я более чем уверен, что встретиться с ним должен кто-то из ее знакомых, но не сама она. Кстати, если бы удалось поймать этого человека, это тоже было бы весьма неплохо…

- Если только этот кто-то ей хорошо знаком и она о нем хорошего мнения, - заметила я. – То есть шанс, что узнай она о том, что он или она у нас, Реддл примчится его выручать. Сам знаешь, она меньше думает о своей безопасности, чем о чьей-либо еще. Но, полагаю, здесь это не получится… - добавила я спустя минуту в молчании.

- Но мы можем нарыть что-нибудь полезное информационно. Хотя наша задача, напротив, лишить Реддл и ее окружение имеющейся у него информации. Твоя задача будет, во-первых, помочь мне его не спугнуть и поймать, во-вторых, если я буду чем-либо занят, с ним поговорить. Что с ним делать дальше, решать буду я. Не разговорится, я с ним же лично побеседую… - мой супруг зловеще улыбнулся и подмигнул мне из темноты. Я отвела взгляд, размышляя о том, что же такого знает этот пожилой маг, что его необходимо ликвидировать, хотя бы для Кэтрин. – Боишься? – спросил он. Я вгляделась в его выделяющееся в свете моей палочки лицо с худыми щеками, чуть искривленное, с недельной щетиной, в странно блестящие в голубоватом освещении глаза, и осознала, что за время нашего брака у меня не осталось страха перед этим человеком, прославившимся как жестокий псих. А еще у меня возникли и постепенно укреплялись сомнения в его безумии. Скорее, и я находила тому подтверждения, отчасти это был создаваемый им имидж и ничего более… Об этом свидетельствовали некоторые его поступки. Слишком рискованные и продуманные, слишком неожиданные, слишком (по отношению ко мне) благородные, чтобы оказаться поступками безумца. Нет, что-то в его психике определенно было нарушено, хотя и до сих пор я не знаю, что именно, но безумен он был не более, чем многие из тех, кто принимал участие в той войне…

Возможно, он и был шиззофреником, но куда меньше, чем пытался и мог казаться. Наверное еще с просмотра тех воспоминаний о Розалине я начала видеть в нем человека, со сложным характером и не менее сложной жизнью… И то, что я, вторгнувшись в его личное пространство, осталась жива и вошла в круг тех, кому он хоть немного доверял, подчеркивало его человеческую сторону натуры. Которую он старательно пытался скрыть…

- С чего бы? – спросила я. Долохов ухмыльнулся.

- Я ведь мастер пытки, я должен приводить тебя в ужас. И я более, чем уверен, что за твоей спиной многие шепчутся, что ты вышла замуж за скотину в облике человека. Или жалеют тебя, или ненавидят… Ты сама-то не жалеешь? Не боишься, что я изверг, что я тебя как-нибудь ночью незаметненько прихлопну, а? – он прищурился, изучая взглядом мое лицо. Я погасила палочку, погрузив комнату в непроглядную темноту, чтобы скрыть то, как я, скорее всего, покраснела и возможный блеск слез на глазах. И поднялась с кресла, направившись к душу. Пора было его принять и позволить себе отвлечься от окружающей меня грязи. Отнюдь не материальной, конечно.

- Я не за изверга вышла, - уже в дверях ответила я на его вопрос.

- А за кого? – раздалось у меня за спиной. Я вдруг вспомнила, что именно в нем после Рождества я заметила нового и мне приятного. Часы на руке. Подаренные мною… Для этого человека даже такая мелочь могла быть крайне значима, учитывая его поведение, образ мышления и множество иных факторов. Постояв пару секунд, положив руку на ручку двери, я отозвалась, почти неслышно. Но, полагаю, адресата эти слова достигли…

- За человека…

***

Я вышла из душа, закутавшись в теплое мягкое полотенце, и ощутила, что в номере довольно тепло. «Отель» имел центральную систему отопления и комнаты хорошо прогревались. Желание спать у меня притупилось, но окончательно не ушло, как и все последние дни. Однако я сомневалась в том, что сумею быстро уснуть. В гостиной горел свет, а небольшой телевизорчик в углу комнатки рассказывал какие-то магловские новости. Антонин перевел на меня взгляд, поведя плечами. Он стоял у одного из кресел, скрестив на груди руки, и наблюдал за картинкой на экране.

- Ты умеешь пользоваться такой техникой, Тони? – улыбнулась я. «Тони» вопросительно склонил голову на бок, приподняв бровь.

- Моя мать была маглой, Анж. То, что ты умеешь, меня удивляет больше.

- Мой отец живет среди маглов. Он же сквиб, - прошептала я. Долохов отмахнулся.

- Даже будь я на чистоте крови помешан – твой отец – чистокровный сквиб. Претензии с него сняты, не будучи предъявленными.

- Но ты на ней и не помешан, - буркнула я, направляясь в спальню. Наши немногочисленные вещи находились там, в том числе и моя одежда – еще одни джинсы и свитер. Но меня остановило прикосновение руки к локтю. Рывком притянув меня к себе, Долохов вгляделся мне в лицо.

- Я полукровка, еще раз напоминаю, - прошипел он.

- А любимая тобой женщина – гря… маглорожденная, - назвать Розалину грязнокровкой у меня язык не повернулся бы, особенно в его присутствии. Я была к этому слову более лояльна, как и многие маги-американцы, чем англичане. Но я понимала, что если я так назову любимую им женщину, то в лучшем случае это окончится небольшой ссорой, в худшем – примеров его злости было хоть отбавляй. И я лежать в одной больнице в одном крыле с матерью Невилла не хотела…

- Я об этом узнал, когда нам было по двадцать лет, - усмехнулся Антонин. – Видимо, ранее ставить нас об этом в известность никто не собирался. Так вот, не бойся, твоему отцу ничего не угрожает, у меня есть более интересные дела, чем сдавать его, тем более американца, своим друзьям. Как и тебя, милая девочка-аврор.

- Что? – я почувствовала, как сердце замерло и болезненно сжалось.

«Я скрывала это даже от Кэтрин, и весьма успешно. Ничто не могло и не должно быть этого выдать – успокаивала я себя. – Он просто не мог догадаться!»

- Я о том, что ты училась на аврора, - его глаза очень странно сверкнули. – Это иначе называется?

- Студент аврората, - я сглотнула образовавшийся в горле комок. – Я всего лишь бывшая студентка аврората.

- Ну да, разумеется, - улыбнулся он. Вот только глаза, проницательные и странно блестящие, не улыбались… Я понимала, как опасно для меня разоблачение, чем оно для меня закончится. Не понимала я другого – если он догадался или догадывался, почему он меня не выдавал… Однажды я узнала ответ на этот вопрос, но тогда неведение и странное поведение жестокой правой руки Беллатрисы могло лишь заставлять меня жить в постоянном опасении и недоумении. Еще больше усиливавших странную связь между нами… - Утром идем ловить старикашку, пока ты спала, у меня появились кое-какие соображения по поводу мест его появления, - сменил он тему. Я облегченно выдохнула. К тому же хватка за мой локоть стала слабее и куда приятнее… Почти, я бы сказала, нежнее.

- Может, тебе стоит поспать перед этим? – спросила я. – Тони, ты довольно мало спишь последние дни, - впервые я так назвала его у Реддлов, на фоне испуга и волнения. И, что с удивлением было мной отмечено, ему понравилось… Так Антонин Долохов дома для нас как-то превратился незаметно в «Тони».

- Человеку моей профессии нужно думать о деле прежде всего, - хмыкнул он. – Учись, Анж. Это ведь и твоя профессия тоже, - он убрал прядку моих разноцветных волос мне за ухо. – Иди спать.

- Я вряд ли усну сейчас, - отмахнулась я. – Но попробовать можно. И стоит обоим.

- Анж! – однако на его возражения у меня нашлись свои. Я была едва ли не единственным человеком, кроме Лестрейндж, разумеется, кто рисковал дерзить Долохову. И дерзить безнаказанно. Поэтому примерно с полчаса перепалки спустя в спальню номерочка удалились мы оба. Я укуталась в одеяло, сняв мокрое полотенце. После случившегося в ночь возвращения от Реддлов, да и случавшегося потом, стыдиться мне было уже совершенно нечего… И, что было для меня в какой-то мере неожиданно, а в какой-то, тщательно мною подавляемой, приятно, в ту ночь я на месте мужа представляла… самого мужа. Как и после этого во время поцелуев, объятий и повторений того события.

Вот и в тот раз я, засыпая, ощутила на талии теплые грубые руки, а к спине прислонилось что-то большое, теплое и мягкое… Вскоре тяжелое дыхание сменилось сонным сопением, а вот мне не спалось и я, вспомнив ту колдографию, с которой началась вся эта неоднозначная история, вдруг подумала, что ненавижу эту женщину. Не зная ее и ни разу не видев, ненавижу… Я прекрасно понимала, что между нами нет и не может быть любви, что мы никогда не будем друг к другу ближе, чем уже стали, но призрак ее постоянным напоминанием о себе, постоянной преградой висел между нами. Я не знала почему, но я завидовала Розалине… Точнее тому, что любить меня так же сильно и искренне он не будет никогда. Я не знала, как это вышло, но то, чего я в самом начале октября боялась, в некотором роде случилось. То самое «влюбиться в Пожирателя». Тогда я и не представляла тех слов, что услышу от него однажды. Последних слов нашей истории, сказанных им вслух…

***

- Это он, - я посмотрела на колдографию и снова взглянула на торопливо проталкивающегося через толпу невысокого седого мужичка с большими усами. Антонин кивнул мне на дверь магазинчика сувениров, где мы и грелись, и мы поспешно покинули помещение. Мужчина в черном пальто и нелепых зеленых шапке и шарфе, с кейсом для бумаг, как раз подходил к зданию этажей в шесть. Антонин на ходу поднял воротник пальто и закутал лицо шарфом так, что из-под шляпы видны были только сверкающие серые глаза. Я одернула свою курточку и поправила «художественный беспорядок» на голове. Несмотря на то, что я начала носить более светлые вещи и стремилась вернуть волосам рыжину, своему стилю и образу я до конца так и не изменила.

Мужчина зашел в здание, прошагал к лифту и уже уехал было, но… Мы успели проскользнуть следом за ним. Это было что-то вроде офиса, как я поняла, но внизу не было и следа приемной. Чистый сумрачный коридор, лифт и лестница наверх…

- Подождите, пожалуйста, - я с милой улыбкой на лице замахала рукой. Мужчина остановил лифт, нажав на кнопку открытия дверей. Я нырнула внутрь, вслед за мной прошмыгнул Антонин. Я крепче стиснула конец палочки, спрятанной в рукаве. – Спасибо!

- А вы, собственно, к кому? – осведомился волшебник, почесав переносицу. Его голубые глаза изучали мое лицо. – Я вас тут раньше не видел. – Он отпустил кнопку и двери закрылись. Однако вскоре после того, как лифт пришел в движение, он остановился.

- Мы из Министерства, по делам, - отозвался Антонин. Ответ был довольно уклончив и для маглов, и для волшебников. Но старичок нахмурился.

- А из какого Отдела, позвольте осведомиться?

- В смысле? – переглянулись мы. По нашим подозрениям он мог попытаться выдать себя за магла, но в данном случае что-то явно было вопреки нашим планам.

- Это международный центр исследований магических артефактов, филиал в Британии. Достаточно секретная организация. Раз уж вы здесь, вы – волшебники, - он охнул, почувствовав, что моя палочка уперлась ему в горло.

- Правильно. И мы действительно из Министерства. Нового Министерства, - он выхватил было палочку, но та мгновенно оказалась в руке Антонина. – Нам нужно с вами поговорить, мистер Уоркесс.

- О чем же? – мужчина, безоружный, сохранял удивительно самообладание. Я мило улыбалась.

- Некоторые мелочи. Но, полагаю, это лучше сделать не здесь, лифт – не самое подходящее место для беседы, не находите?

- Да, конечно, - Уоркесс улыбнулся. – В таком случае, юная леди, позвольте мне пригласить вас для осуждения интересующего вас вопроса в свой кабинет.

- Нет, - я покачала головой. – Мы поговорим в другом месте, у нас в номере, - я слегка обожгла ему кожу для большей эффективности моей команды.

- Тогда уж лучше в моем номере, я тоже живу в гостинице, - усмехнулся Уоркесс. – Неожиданно для тех, кто меня ловит, этого не знать!

- Мы не ловим, мистер Уоркесс, мы всего лишь зададим вам пару вопросов, и не более того.

- С палочкой у горла? – я взглянула ему в глаза и вздрогнула. В глубине его голубых глаз было что-то жуткое и пугающее, что-то странное. Не такое, как в глазах Хранителей, которых я знала. И не такое, как в глазах Влада. Но что-то было… Я вцепилась, тем не менее, в воротник его пальто и убрала палочку. Уоркесс улыбнулся.

- Спасибо, юная леди. Но что, если я откажусь с вами беседовать? – он окинул нас взглядом. – Девушка и человек, который даже не открывает свое лицо…

- Эта девушка может расправиться с тобой раньше, чем ты сообразишь, что я задумала, - хмыкнула я. – Ты говоришь с человеком, который жил и учился в Денбридже. На достаточно серьезной кафедре, - с нажимом на последнее слово произнесла я. ТИиСЗОН была единственной в Денбриже кафедрой, которая выпускала признанных во всем мире специалистов. Человек, трудящийся в международной организации, о котором мы в Министерстве мало что сумели узнать, не мог не знать о том, что такое Денбридж. И о том, на кого я училась, естественно. Уоркесс посмотрел на меня расширенными глазами.

- Полагаю, тебе не захочется узнать, кто я. Я могу открыть лицо, - негромко заметил Долохов. – Спускайся вниз и веди нас в свой номер. Полагаю, на сегодня ты свободен…

- Да, конечно, - мне показалось, что Уоркесс слишком быстро согласился, но вскоре мы, разыграв из себя старых друзей – при том, что моя палочка упиралась ему в бок, оказались в нашем номере. Где Уоркесс покорно под моим и Антонина прицелом сел в кресло и поглядел на нас. Антонин размотал шарф и Уоркесс с еще больше расширившимися глазами вжался в свое кресло.

- Я думал, вы из аврората, - прошептал он. – Ты ведь… - взглянул он на меня.

- Я там всего лишь училась, но не доучилась. Полагаю, ты захочешь поговорить со мной? Расскажешь все мне – останешься жив. И цел.

- Если нет, ты все равно все расскажешь, но уже без одного из этих приятных бонусов. Угадай без какого, - улыбнулся Долохов. Однако его глаза без тени улыбки наблюдали за Уоркессом. Тот сделал глубокий вдох.

- Что вам от меня нужно?

- Ты должен сказать что-то важное для девушки по имени Кэтрин Реддл, кому-то. Ведь так?

- Кэтрин Реддл? Да, я припоминаю, я слышал о ней… - Уоркесс развел руками. – Что я могу сказать? Я всего лишь специалист по талисманам, ожерельям и прочей ерунде. – Он охнул, стирая кровь из разбитой губы. Антонин склонился к нему, убрав палочку подальше.

- Я знаю, почему ты так себя ведешь, Уоркесс. Ты не работать сегодня шел, а просто что-то взять из кабинета. И вернуться сюда. У тебя сегодня здесь должна быть встреча, верно? И да, я знал, что ты живешь в этой гостинице…

- Что? – не поняла я. Антонин сунул мне в руку палочку Уоркесса.

- Вчера я не сидел в номере. И видел, как он, – он указал на Уоркесса, – заходил в гостиницу. Просто решил выждать более удобный момент. Допроси его, - скомандовал мне Долохов. – Я встречу его гостя, если тот явится. Не надейся Уоркесс на помощь, он уже заговорил бы. И да, - Уоркесс съежился в кресле, с ужасом глядя на нацеленную на него палочку Антонина. – Тебе лучше поговорить с девушкой, Уоркесс. Я буду куда более настойчив, - подмигнул он. Вспышка, вырвавшаяся из его палочки, попала Уоркессу в ухо. Тот взвизгнул от боли и схватился за покрасневшее ухо. Долохов, одарив меня выразительным взглядом, вышел.

- Кто должен прийти на эту встречу? – спросила я Уоркесса. – Кэтрин?!

- Не поверишь, но нет. Аврор, работающий на Пожирателей. Тебе не стыдно?

- Нет, - я усмехнулась. – Не стыдно. Я всего лишь училась на аврора. Что ты должен ей сказать?! – я хотела не применять к нему силы, но Уоркесс не оставил мне выбора. Минут десять его молчания и усмешек спустя я применила к нему заклинание, вызывавшее постоянный зуд по всему телу. Я боялась, что мне придется довести до Круциатуса, примененного мной только однажды, к Макнейру. А еще меня снова начинало тошнить и настроение ухудшалось. Видимо, на силе зуда это сказалось ощутимо, поскольку Уоркесс начал говорить, стоило мне прекратить его мучения.

- Дело в чарах Неконтролируемой Ярости, меня хотели расспросить о них, - поведал он, не сводя взгляда с моей палочки. – Она против них пользуется талисманом ифритов, как он сказал. Я работаю в отделе организации, которая занимается изучением тех артефактов, что делают ифриты. Я должен был ответить на какие-то вопросы, с ним связанные…

- А теперь, - я отшвырнула его к стене, по которой маг сполз на пол, и склонилась над ним, упираясь в его живот коленом. – Быстро и коротко скажи мне, что ты собирался им сказать, Уоркесс. Возможно, эта информация достигнет конечного адресата, - я склонилась еще ниже, шепча ему в ухо. – Скажи мне, что ты собирался сказать и кому. Живо!

- Эта штука оказывает на нее крайне негативное влияние, - зашептал Уоркесс. – Ей нужно от нее избавиться. Как только связь чуть ослабнет и чары перестанут на нее влиять. Эта вещица сотрет грань между ее снами. Вызванными ею же. И видениями валькирии.

- Ты знаешь, где Кэтрин? – Уоркесс отрицательно покачал головой, взглянув на меня.

- Знай я это, я сказал бы ей эти слова уже давно. Она может принять сон за видение валькирии и наделать глупостей. Сны пробудят в ней такие страхи, о которых она может и не знать. Покажут ей то, чего она боится больше всего на свете. Почему ты с ними? – он схватил меня за воротник куртки. – Ты ведь аврор.

- Я стажер аврората, я не доучилась, - прошептала я. – Расскажи мне все, что ты знаешь. Не скажешь так, я тебя заставлю. Что такое Чары Неконтролируемой Ярости? Что еще ты должен был сказать ей? Что-то о них?

- Да, как их снять. Но тебе я этого не скажу, девочка, - я вызвала у него новую вспышку зуда, сменившуюся ожогом. Уоркесс поморщился от боли. – Не заставишь.

- Откуда ты можешь знать, как снять их? Обычный маг? – я усмехнулась, поднимаясь на ноги. Парализующее заклятье сковало Уоркесса, оставив возможность говорить.

- Я умею их накладывать. Следовательно, и снимать тоже, - отозвался волшебник. В его глазах блеснули желтые огоньки. – Но я не скажу ни слова Пожирателям. Эта информация уйдет со мной вместе. Я уже сделал ошибку, рассказав Стефану об этих чарах. Другой ошибки я не сделаю, - лицо Уоркесса на глазах стало меняться. На меня взглянул мужчина с темно-русыми волосами с проседью, куда моложе Уоркесса. И гораздо выше, в нем было метра два. Одежда Уоркесса смотрелась на нем крайне нелепо. – Я сказал тебе правду, я не знаю, где Реддл. Как ифрит, я не мог не помочь другому ифриту… - я охнула, когда вокруг меня заклубился туман. Когда-то мы с Владом в Денбридже нередко забавлялись, играя с его возможностями и моим сознанием. Тогда мы с ним дружили довольно близко…

«Это только иллюзия», - я зажмурилась. – «Только иллюзия».

Я открыла глаза вовремя для того, чтобы увидеть Уоркесса, с которого спали чары. Тот кинулся ко мне, вырывая из руки свою палочку. Из коридорчика, куда вышел Антонин, донесся чей-то страшный пронзительный крик, звук расколовшегося дерева и свист. Новый Уоркесс выхватил-таки у меня палочку и желтыми глазами взглянул на дверь.

- Самое важное я тебе сказал. Остальная информация важна в меньшей степени. Точнее не так срочна. Если ты и впрямь можешь ей ее передать, это хорошо. Если нет, - он наставил на меня палочку, - хотя бы не навредишь, - внезапное ощущение странной боли в голове отвлекло меня, уже почти было его снова связавшую. Уоркесс помахал мне рукой, по которой после моего непроизвольного заклинания, наносящего раны, потекла кровь, посмотрел на влетевшего в помещение Долохова с почти безумным взглядом, и прошептал, направив палочку на себя:

- Обливиэйт…

- Анж, - Антонин метнулся ко мне, подхватив под руки. – Ты цела?

- Это ифрит… Он… - залепетала я. Тошнота вспыхнула с новой силой. – Он кое-что сказал. Но вряд ли с этим можно идти к ней…

- Уходим, - он крепче подхватил меня и мы трансгрессировали. Уже исчезая, я заметила подскочившего к Уоркессу, с расфокусированным взглядом осевшему на пол, Влада. Я не знала, могла ли я бы стереть память ифриту, но я знала другое. Ифрит мог бы стереть ее себе и стереть необратимо… От Уоркесса, кто бы это ни был на самом деле, требовалось истинное мужество, чтобы пойти на такой шаг. Вот только почему он не трансгрессировал?

- Лика, - Антонин потряс меня за плечи. Мы стояли посреди нашей гостиной в Сэлмоне. – Что он успел сказать?

- У нее есть какой-то талисман, плохо на нее влияющий. Из-за него она может наделать ошибок. Не знаю, каких. Он сказал что-то о ее страхах и снах…

- Ловко же он обвел их, - покачал головой Антонин. – Думаю, если бы они знали, что это ифрит, послали бы не нас. Как он достал палочку?

- Ифриты могут создать недолгую и слабую иллюзию без нее. Он окружил меня туманом и отобрал свою палочку… Он еще что-то говорил о чарах неконтролируемой ярости. Они наложены на Кэтрин… И он умел их накладывать… - сбивчиво поясняла я. – Что мы ей скажем?!

- Я, кажется, знаю, кто это был… - Долохов сделал глубокий вдох. - Думаю, я знаю, где можно ждать Реддл. Если они поймут, кто это, она туда придет… Дай руку, - новая трансгрессия и еще больше усилившаяся тошнота. Но я, помня о Мунго, предпочла о ней не рассказывать. Мы оказались посреди заброшенного сада, заросшего кустарником и деревцами, невысокими, молодыми. Долохов весьма уверенно направился куда-то через заросли этих джунглей, мне пришлось последовать за ним.

- Лучше ждать внутри, там потеплее, - усмехнулся Антонин. Я взглянула на табличку у двери. На ней при моем взгляде вспыхнули алые буквы.

«В этом доме трагически погибли Брендон Браун и его жена Лили, замученные представителями большого зла. Их дочь, валькирия Соединенного Королевства, Розалина Реддл, была одной из тех, кто погиб, сражаясь за Гарри Поттера. Единственного волшебника, пережившего Убивающее заклинание».

- Реддл родилась здесь, - довольно хрипло произнес Антонин, магией отпирая дверь. – И, учитывая, что это был Тадеуш Ожешко, уверен, им придется навестить это место, - он распахнул дверь, из которой повеяло затхлостью заброшенного дома. – Заходи. Нам стоит осмотреть этот дом…

- Тадеуш Ожешко? Кто это? – спросила я, заходя в дом. Там было едва ли теплее, чем на улице. И судя по пыли и грязи кругом, давно никого не бывало.

- Муж приемной сестры Розалины, - отозвался Антонин, осматривая дом. Я последовала его примеру… - Мы здесь задержимся, Анж, если не возражаешь. С их стороны глупо было не окружить дом защитными чарами, кстати…

- Если только, - взглянув на рамку с колдографией, с которой была стерта пыль, отозвалась я, - их не сняли… - мы переглянулись и одновременно направили палочки на дверь гостиной, где мы и находились… Потому как в коридорчике послышались легкие шаги…

0


Вы здесь » Фанфики » Гарри Поттер » Поцелуй валькирии 3: Раскрытие тайн.