Глава 20. Я тебе кричу, ты не слышишь.
EPOV
Сумерки медленно спустились на город. Это был один из тех моментов, когда ты понимаешь, что это и есть та самая тонкая, еле заметная грань между светлым днем и темной ночью, между любовью и ненавистью, между знанием и неведением…
Я тоскливо всматривался в огни ночного города, откинувшись на сиденье, и вслушиваясь в голос, что звучал в трубке: «Абонент находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, перезвоните позже…»
По окну вдруг начали стучать прозрачные капли - начался дождь. Я отвернулся от окна и, сжав в руках телефон, сверлил взглядом дисплей.
Почему Белла не отвечает на мои многочисленные звонки?!
Я общался с ней еще днем, когда сообщил о приземлении. На остальные звонки Белла не отвечала, точнее ее телефон был совсем отключен.
«Разрядился…» - успокаивал я себя.
Ее утреннее состояние меня очень испугало, и сейчас я волновался за нее больше чем когда-либо. Белла умеет придумывать себе проблемы даже на ровном месте, в этом деле она действительно мастер.
Я тоскливо улыбнулся.
Я вернулся из Нью-Йорка на два часа позже, чем планировалось, самолет ненадолго задержали, поэтому вполне возможно, что Белла просто уснула. Было уже достаточно поздно.
Я мотнул головой и, облокотившись на спинку сиденья, вытащил из кармана бархатную коробочку ярко-красного цвета.
Это подарок Белле. Медленно приоткрыв коробочку, я еще раз рассмотрел золотые сережки, купленные в ювелирном магазине.
Почему-то они сразу мне понравились, и я очень надеюсь, что Белла так же их оценит. В любом случае, их можно будет и поменять.
Конечно же, моей мечтой было подарить Белле кольцо. Более того, я простоял у стойки с украшениями больше часа, рассматривая прекрасные кольца, и уже хотел даже купить одно из них, но…
Я слишком боялся потерять Беллу. У нас… все по-другому, слишком быстро.
Я еще раз взглянул на сережки, закрыл коробочку, немного повертел ею в руке, затем со вздохом отправил ее обратно в карман.
- Приехали, сэр, - сообщил мне водитель. Действительно, дождь прекратился, а такси остановилось возле дорожки у входа в дом.
Я щедро заплатил водителю, поблагодарил и, схватив свой мобильный, вылез из автомобиля.
Уличные фонари освещали дорожку к дому, я быстрым шагом направился к нему, увидев свет в окне нашей комнаты.
Белла не спала.
Ее тень мелькнула где-то в окне, отчего я ускорил шаг, и уже за считанные секунды оказался в доме.
Как же сильно я соскучился…
- Белла, - позвал ее, поднимаясь по лестнице. Ответа не последовало.
- Белла, - одними губами прошептал я, увидев, что с ней все в порядке. Она стояла, облокотившись о подоконник, а ее взгляд был устремлен в окно.
Я подошел к ней вплотную, намереваясь поцеловать, но она увернулась. Только когда она повернулась ко мне лицом, я увидел, что ее глаза были красными, а на щеках дорожка от слез.
Она плакала.
- Белла, что случилось?! – я попробовал ее обнять, но она снова увильнула и, не вымолвив ни слова, подняла с подоконника какие-то бумаги, дрожащими руками передала их мне.
Я непонимающе смотрел на бумаги, не в силах прочитать ни единого слова. Только спустя несколько минут до моего осознания наконец-то дошло. Это были документы. Те самые.
Я присел на пол, облокотившись о стену, в то время как Белла сидела на кровати, все так же продолжая молчать.
Тишина – самый громкий звук. Тишина – это крик, слишком тихий, чтобы услышать, но слишком громкий, чтобы не почувствовать.
Я собирался ей рассказать, но… все было настолько идеально, наши отношения так хорошо сложились. Ну а потом… потом все стало настолько запутанно, что я испугался ее потерять, если расскажу.
Я решил первым заговорить и задать вопрос, который съедал меня изнутри, не давая даже дышать. Я боялся ответа, но молчание пугало меня больше.
- Ты меня ненавидишь? – прошептал настолько громко, чтобы она услышала. Белла ответила почти сразу же, словно она заранее знала ответ на этот вопрос, словно она ждала его.
- Нет, - вполне спокойно, хотя ее буквально трясло, как от холода, а голос дрожал.
Я настойчиво смотрел ей в глаза, но она не собиралась отвечать на мой взгляд. Она смотрела куда угодно, только не на меня.
Я хотел подойти к ней, обнять, поцеловать…
Хотел ей все объяснить, но я даже понятия не имел, с чего мне стоит начать.
- Белла… все не так, как тебе кажется. Это сложно, – с горечью сказал я и, поднявшись с пола, сел на другую сторону кровати.
- Тогда разъясни мне, потому что я уже ничего не понимаю, – сказала она, и из ее глаз градом покатились слезы. Я хотел обнять ее, утешить, но она остановила меня, давая понять: я потерял ее доверие. - Мир рушится у меня на глазах, и я ничего не могу с этим поделать, Эдвард! Ничего! – она поджала под себя колени и, уткнувшись в них лицом, продолжила плакать.
Это убивало меня. Я не могу сидеть и просто смотреть, как она плачет.
Я присел возле нее, несмотря на ее запрет, и обхватил руками ее лицо, заглядывая в глаза. Глаза, полные слез, боли, отчаяния, обиды…
- Я все тебе объясню, только для начала тебе надо успокоиться, хорошо? – спросил я, пытаясь вытереть слезы с ее лица.
Она еле заметно кивнула, а затем уткнулась лицом мне в плечо, продолжая плакать. Я усадил ее себе на колени и крепко обнял. Она уже не сопротивлялась.
Я не хотел сейчас думать о том, что скажу, потому что все мои мысли были только об одном.
В этот момент для меня самым важным было чувствовать, что она здесь, рядом, что я могу, пусть даже и в последний раз, обнять ее, почувствовать тепло ее тела, слышать удары ее сердца, ставшие мелодией всей моей жизни.
Спустя несколько минут Белла немного успокоилась. Всхлипы становились все тише, а плечи уже не содрогались от рыданий.
Белла вздохнула и неуверенно подняла голову, заглядывая в мои глаза.
Я молча смотрел на нее, а затем, набрав в легкие как можно больше воздуха, начал говорить.
- После смерти родителей ты впала в депрессию. Ты ни с кем не разговаривала, заперлась в своей комнате, не желая оттуда выходить, не замечая, что жизнь продолжается, как бы трудно тебе не было. Я знал, что тебе надо побыть одной, ведь я сам чувствовал потребность уединиться от всего мира - я тоже потерял родителей.
Единственным моим утешением была ты, Белла. Я знал, что рано или поздно ты вернешься к нормальной жизни, верил в это.
Белла продолжала меня слушать, но ее глаза постепенно снова наполнялись слезами. Тем не менее, я продолжал говорить:
– И тогда мне позвонили из службы опеки, поинтересовались, есть ли у тебя родственники, у которых ты бы могла пожить до своего совершеннолетия. Я пытался найти хоть кого-нибудь - троюродную тетю, двоюродного дедушку, но все мои попытки были напрасны.
Когда я осознал, что могу потерять тебя, подумал об удочерении, принятии опеки. Я сразу же откинул эту идею, зная, какие проблемы это за собой потянет в будущем. Но затем, когда мне опять позвонили, я решил – я никому тебя не отдам, чего бы мне это не стоило…
Я прижал ее крепче к себе, не желая отпускать из своих объятий.
- Эдвард… - прошептала она, но я не дал ей договорить, решив, что Белла должна знать все. Она имеет на это право, всегда его имела.
- Я старше тебя всего на пару лет, и по всем законам никак не мог тебя удочерить, если бы не одно «но». Эммет предложил свою помощь, а у меня не было другого выхода, как согласиться на эту аферу. По документам я числюсь твоим отцом, но об этом до сих пор никто не знает. Это не проверяли, поскольку мы хорошенько заплатили. Тем более им хватает и других, более важных дел.
А в твоем паспорте, как и в моем, ничего не указано. Документы чисты, как младенец.
Я попытался улыбнуться, но у меня плохо это получилось.
- Эдвард, я… я не знаю, что сказать. Это все так сложно… - Белла закрыла лицо руками и замотала головой. – Почему ты мне ничего не рассказал?!
- Потому что я люблю тебя, – ответил я. - Я люблю тебя больше собственной жизни. И если бы у меня был шанс вернуться и все исправить, я поступил бы так же, зная, через что мне предстоит пройти. Потому что нет ничего важнее тебя.
Белла ничего не сказала. Она поднялась с кровати, вырвавшись из кольца моих рук, и вышла из комнаты, бросив горькое «Спокойной ночи».
Я понимающе кивнул в пустоту, откинувшись на кровати.
После того, как я рассказал ей все, и она знает обо всем, я внезапно осознал, что после того, как рухнула стена тайн, на ее месте выросла новая стена недоверия.
В отношениях не может быть абсолютной откровенности, всегда между людьми стоит какая-то крепость, которая в той или иной мере мешает им быть по-настоящему счастливыми.
Выбор теперь за Беллой: сломать последнюю стену между нами или взгромоздить новые, разрушив наши отношения.
И у меня нет никаких сил как-либо подействовать на ее решение. У меня нет больше такого права.
