Девочки мои любимые! Спасибо вам огромное за ваше терпение и веру в меня. За ваши тёплые слова. Ну устану повторять, что вы у меня лучше всех!
Для всех кто ждал, новая глава, с которой я очень намучилась!

ГЛАВА 45

От Эдварда

    С каждым днём я открывал для себя всё больше новых чувств и каждое из них оставляло новый отпечаток в моей душе. Я узнал, что такое обида. Когда я жил в Вольтерре, то даже не представлял, что-когда нибудь почувствую что-то подобное. Кем я был тогда? Британцем? Возможно это прозвучит странно, но там я чувствовал всё намного проще, чем сейчас. Покорность, безграничная преданность и верность хозяйке, уважение, поклонение, смирение. Тогда я не знал, что такое надежда до тех пор, пока я не узнал о возможном ребёнке. Единственное, что от меня требовалось в Вольтерре - это исполнить волю своей хозяйки. Без раздумий и страха. Чтобы тебе ни приказали. А в последние годы я чувствовал только боль. С появлением в моей жизни Беллы, я понял, что может быть и другая боль. Душевная. Ах, да, я мог ещё и мечтать. В тайне от своего хозяина, ведь он не мог прочесть твои мысли. Это был один из самых страшных грехов - мечты. Но я ничего не мог с собой поделать. В голове постоянно крутилось столько мыслей. Но я никогда не делился ими с Госпожой Джейн. Она сочла бы меня странным. Практически все окружающие меня люди были рождены в Вольтерре. Были рождены рабами. Но меня называли "счастливчиком". Я не всегда был рабом. Я был рождён в какой-то очень далёкой стране под названием Британия. Отсюда и моё прозвище. Но я даже понятия не имел, где вообще эта таинственная Британия. Мне завидовали и ненавидели потому, что когда-то я был свободным. От нескольких, подобных мне я узнал, что свободный это значит, что у тебя нет хозяина и ты можешь делать то, что хочешь, идти куда хочешь и за это тебя никто не накажет потому, что ты сам себе хозяин. Разве так бывает? Такие разговоры были строго запрещены и проскальзывали тайно, исподтишка. Но я совершенно не помнил, что когда-то был свободным и мог делать что хотел. А что я хотел? Только быть полезным своей Госпоже. Что я мог хотеть один, без неё?
    Все мои мысли перевернулись с ног на голову, когда меня купила Белла. Я понял, что оказывается много чего хочу. Мне нравилось, когда Джаспер читал мне книги, когда Элис предлагала мне примерить новую футболку, когда Розали каждый день приносила мне попробовать разные фрукты. Мне до ужаса нравилось сидеть с Эмметом в его огромной машине. Он давал мне покрутить руль и говорил, что научит водить как только заживёт моё колено. Он всегда смеялся и я начинал смеяться вместе с ним. Мне нравилось смеяться. И мне очень нравилось пиво, которым он меня угощал. Мне нравилось как обо мне заботился доктор Карлайл. Благодаря ему я чувствовал себя намного лучше. Мне нравилось как Эсми гладит меня по голове и называет "сынок". В такие моменты мне всегда хочется прижаться к ней и назвать "мамой". Но я не мог. Я ведь человек, я другой. Иногда, когда я оставался наедине со своими мыслями, мне действительно казалось, что они и правда моя семья. Мне нравилось, что у меня есть семья, пусть даже только в моих мечтах.
    Белла... От одного только её имени моё сердце начинало колотиться как бешеное. Это она подарила мне всё это, дала надежду. Это она сняла с меня цепи, она помыла и накормила. Только благодаря ей я всё ещё жив. Она зовёт меня Эдвард, малыш, милый. Хм... я милый? Нет, я самый счастливый. Только она смотрит на меня ТАК. Благодаря ей я узнал, что такое любовь. А Эммет... он просто не понимает её. Он ведь совсем не видит её душу. За что я люблю её? А разве любят за что-то? Ей ведь намного хуже, чем мне. Она видела другую жизнь, помнит её. Она и сама когда-то была другой. Не такой напуганной как сейчас. Но кто-то наполнил её сердце тьмой, заставил страдать. Она никогда не говорила мне об этом, но я знаю... она видит во мне своё спасение. Теперь я знаю какой она была раньше. Её душа была чистой, а глаза золотыми. И она тоже любит меня. И пусть она никогда не скажет мне об этом. Я вижу это в её глазах, чувствую это в её прикосновениях, ласке, заботе. У меня на груди её крестик.
    Мог ли я думать о том, что когда-нибудь решусь поцеловать свою Госпожу? Мог ли я мечтать, что на мой поцелуй ответят? Я так боялся посмотреть ей в глаза после этого. Боялся увидеть в них ненависть и отвращение, к которым так привык в Вольтерре. Я был готов принять такой взгляд от кого угодно, только не от неё. В глазах Беллы я увидел страх. Страх причинить мне боль. Сорваться и убить. А она убила бы. Ей было так больно из-за меня. Ей было больно только из-за того, что я рядом. Ей было больно, когда я смотрел на неё, когда прикасался. Ей было больно всегда. Это Я причинял ей боль. Мой проклятый запах, моя бесполезная кровь. В моей крови не нуждался никто. Ни Госпожа Джейн, ни Белла. Что же тогда она может любить во мне, если не мою кровь? Я искалечен, моё тело в шрамах, я настолько слаб, что даже не могу защитить её. Какая от меня польза? Я настолько отвратителен, что она предпочитает любую другую кровь, но только не мою. Может если я поправлюсь, тогда она захочет меня? Но боюсь, что этого никогда не произойдёт. Доктор Карлайл хорошо лечит меня и я действительно чувствую себя намного легче, но... Не думаю, что я всё же поправлюсь. Я никому не говорю об этом, но я уже сломан и меня не починить. Казалось, внутри меня не осталось уже ничего живого. Я будто таял день за днём, я чувствовал это. Однажды утром я проснулся и... не смог сдвинуть с места свои ноги. Как будто их не было вообще. Я не мог пошевелить даже пальцем. Едва сдержав крик ужаса, я вдруг наткнулся на обеспокоенный взгляд Беллы. Я не хотел её беспокоить, из-за меня и так достаточно хлопот. Сказав ей только, что мне приснился очередной кошмар, я снова закрыл глаза. Чувствуя, как нежные пальчики Беллы перебирают мои волосы, я молился о том, чтобы Господь вернул мне мои ноги. Если я не смогу ходить... она не будет со мной возиться. Она даже не станет меня убивать, пачкая руки.
    Дважды меня рвало кровью и хвала небесам, что при этом никого не было. Хотя Каллены наверняка догадываются о моём самочувствии. Главное, чтобы они не сказали об этом Белле. Частая тошнота, сопровождающаяся ужасной головной болью. У меня ухудшалось зрение и иногда страх с такой силой давил на меня, что я начинал задыхаться. Я просыпался в холодном поту и видел перед собой стены подвала в Вольтерре, слышал движение рядом с собой, холодные прикосновения к лицу, рукам, груди. Я знаю, что это ОН. Я хотел кричать, но звук застревал в горле. Хотел бежать, но ноги меня не слушались. Сейчас он снова будет бить меня. Он знал как ударить так, чтобы я не потерял сознания. Я должен смотреть ему в глаза, я должен кричать, чтобы он был доволен, я должен подниматься после каждого удара. Я задыхался от ужаса, закрывая лицо руками, зная, что это не поможет. Руки отводили в стороны, я зажмуривался, а моё лицо покрывали нежные, мягкие поцелуи. Распахнув глаза, я видел перед собой Беллу, мою Беллу. Память возвращала меня в комнату и, будто стряхнув оцепенение, я понимал, где я. Что кроме неё здесь никого нет и меня никто не ударит. Я прижимался лбом к её груди и начинал наконец дышать. Боже, это был только кошмар. Белла, пересадив меня в кресло и стянув мою мокрую от пота футболку, осторожно обтирала меня полотенцем. Застилала постель свежим, сухим бельём и снова помогала мне улечься. Она не отпускала мою руку, пока я опять не засыпал. Её семья никогда не поймёт, почему я так сильно люблю её. Они не знают о том, что делает для меня Белла почти каждую ночь. Когда она спасает меня от тьмы, в то время как мне кажется, что я начинаю сходить с ума. Господи, я даже не представляю, что будет если она бросит меня.

    Я уже знал, что она уйдёт ещё тогда, по дороге домой из Сиэтла. Я сам оттолкнул её своим поведением. Не смог сдержать своих желаний, недопустимых по отношению раба к своей Госпоже. О чём я думал, чего ожидал? Что она когда-нибудь увидит во мне равного себе? Что я когда-нибудь буду достоен её? Я всегда портил всё, что давал мне Господь. Меня ждала лишь позорная смерть брошенного за ненадобностью.
    Она ушла... После того, что произошло между нами в комнате... Это походило на помешательство, безумие. Мои руки жили собственной жизнью, отчаянно притягивая к себе дрожащее женское тело, с готовностью отзывающееся на мои откровенные ласки, движения. Я бы соврал, сказав, что не хотел этого. Мой разум считал её Госпожой, а в сердце она была девушкой, впервые разбудившего во мне мужчину. Не раба, покорно исполнявшего волю хозяина, а того, кем я был рождён. Во мне просыпался мужчина-человек. С собственными мыслями, чувствами, желаниями, мечтами. Я целовал её потому, что так хотел. Не потому, что так было нужно, не по приказу, а по голосу своего сердца. Ещё такого робкого, неуверенного, но уже заявляющего о своих правах. Я любил её потому, что... любил. Потому, что я был Эдвардом, а она моей Беллой. Я больше не был "британцем". Она ушла потому, что сама сделала меня таким. А это ей было не нужно.
    Я должен был успеть. Остановить её, не дать уйти. Умолять о прощении. С трудом поднявшись с кровати и сделав несколько нетвёрдых шагов, я упал. Я помню Розали, укладывающую меня обратно в кровать. Помню как появился доктор Карлайл, испуганно прикладывающий к моему лбу потрясающе холодную руку. К губам поднесли стакан с водой, но я не мог глотать. Капли стекали по моему подбородку, груди, а я слышал как они шипели, будто масло на раскалённой сковороде. Во рту противный, горький привкус и горло пересохло. Я делал судорожные вздохи, но воздуха не было. Рёбра ломались изнутри. Голова, боже, моя голова. Больно и... горячо. Свет бьёт в глаза. Я ничего не вижу. Голоса, много, отовсюду. Умоляю вас, замолчите! Я поднимаюсь или... меня подняли? Не трогайте! Я не хочу, я не буду!
    "Эдвард, сынок, родной, не закрывай глаза!" - очень громко.
Моя голова сейчас взорвётся.
    "Он не может дышать!"
    "Клади его, осторожно, ради бога!"
    "Смотри на меня, Эдвард, слышишь? Смотри на меня!" - я моргнул.
Доктор Карлайл. Позовите Беллу! Умираю! Мои глаза устало закрылись.

    Я был уверен, что умер. Меня постоянно окружала тьма, но ведь я знал, что мои глаза открыты. Моё тело не двигалось, совсем. Но почему же тогда мне так ужасно больно? Ах да, я забыл, это ведь ад! Моя вечная, непроходящая боль. За то, что посмел опорочить свою Госпожу. За то, что обрёк на смерть свою маленькую девочку.
    Добрые Каллены считали меня милым и хорошим, но я не был таким. Недостойный раб, посмевший возжелать свою Госпожу, словно грязная похотливая собака. Убийца, мерзкая тварь, бросившая собственного ребёнка на растерзание монстрам. Добрые Каллены не знали, какую сволочь они приютили в своём доме. Только я знал, насколько же заслуживал всего, что со мной было. Трусливый ублюдок, испугавшийся боли и крови. Гореть мне в аду!

    Я снова стал видеть. Светлый потолок, на котором резвились солнечные зайчики, круглые лампы. Высоко, очень высоко. Больше я ничего не видел, так как не мог повернуть голову. Мешала какая-то твёрдая штука на шее. Но мне не обязательно было видеть всё остальное. Я знал где я. Я всё ещё жив. Снова этот противный звук. Пик... пик... пик. Уберите его! В моём носу что-то было. Неприятное, но я мог дышать. Было тихо и я понял, что один. Один... Глаза защипало от выступившей на них влаги. Белла меня бросила... не нужен.
    У меня не было сил даже поднять руку. Я тащил её к себе по бедру, груди и наконец добравшись до лица, сорвал мешающие носу трубки. Противные, стягивающие кожу, липучки на груди, от которых тянулись проводки. Я срывал всё, до чего мог дотянуться. Внутри моментально всё будто сжалось и воздух перестал поступать в лёгкие. Пищание над ухом стало частым и невыносимо громким. В глазах замелькали яркие вспышки и я почувствовал как из моего носа что-то потекло.
    "Эдвард, господи, что же ты делаешь?" - моя голова едва не раскололась надвое от громкого вскрика Розали.
Я кричал и вырывался изо всех сил, но не слышал звука собственного голоса. Руку что-то укололо и через несколько секунд я снова блаженно провалился в темноту. Боже, когда же я наконец сдохну?

    Я уже давно не говорил. Разговаривать не хотелось и меня совершенно не тяготило моё вынужденное молчание. Мне хватало мыслей, надоедливо разъедающих мозг. Я только и делал, что спал. Я мечтал уснуть и не проснуться. Есть тоже не хотелось и под грозным взглядом Розали я с трудом впихивал в себя яблоко. Потом меня тошнило и иногда рвало.
    Рядом со мной сидели доктор Карлайл и Эммет. Опять говорили обо мне. Переживают, волнуются. Зачем? Мне совершенно не был интересен их разговор. Я потянулся и зевнул, а они, увидев, что я просыпаюсь, тут же окружили меня.
    "Привет, братишка, как спалось?" - Эммет смотрел на меня с улыбкой.
    "Жара нет," - вздохнул с облегчением доктор, приложив руку к моему лбу. "Кушать хочешь?"
Я отрицательно замотал головой и перевёл взгляд на потолок, давая понять, что не хочу разговаривать.
    "Может хочешь что-нибудь, Эд? Ты только скажи," - сочувственно прошептал Эммет.
Сердце бешено заколотилось и я встретился с его глазами. Открыл рот, но звука не было. Я снова начал задыхаться. Зачем ты спрашиваешь меня? Ты ведь знаешь, чего я хочу!
    "Она скоро будет здесь, братишка! Я обещаю тебе, только успокойся," - он прикоснулся к моему плечу, а я тут же сжался. Не надо, не трогай меня, я не хочу! Обманываешь ведь, кричали ему мои глаза и Эммет стыдливо опустил голову. Я поворачивался к ним спиной, снова закрывая глаза, и дрожал, уже не сдерживая слёз.

    "Не надо, не лечите больше," - пряча глаза, прошептал я, останавливая руку доктора Карлайла, протягивающую мне лекарство.
    "Сынок, я понимаю, что это тебе не слишком нравится, но..."
    "Они не помогают мне, Господин," - улыбнулся я, перебивая его, - "не тратьте своё время впустую".
Я спустил ноги с кровати, с наслаждением чувствуя твёрдость пола.
    "Эдвард, тебя калечили два года, а ты хочешь выздороветь за пару месяцев?" - твёрдо возразил он, придержав меня за руку после того, как я пошатнулся на ослабевших ногах. "Придётся потерпеть, сынок. Это долгий процесс".
    "Хорошо, Господин," - незамедлительно кивнул я, - "если вы хотите, я потерплю. Мне всё равно".
Я снова улыбнулся, глядя в его быстро темнеющие глаза. Ударит сейчас наверное. Ну и пусть, мне всё равно.
    "Что с тобой происходит, парень?" - прорычал он, встряхивая меня за плечи.
Он сердится на меня? За что? Да выпью я эти разнесчастные таблетки.
    "Я буду лечиться, Господин. Простите, что расстроил вас".
    "Да посмотри же ты на меня, мальчик!" - неожиданно громко воскликнул он. "Что с тобой происходит? Ты как будто не живой!"
А разве вы не видите, что я умер? Я снова улыбнулся ему и вдруг посмотрел в окно. Ярко светило солнце. Я так соскучился по нему, по теплу вообще. Захотелось на улицу. Мне душно здесь, в вашем доме.
    "В такую погоду наверное здорово охотиться?" - продолжал улыбаться я, всё ещё не отрывая глаз от окна. "Сколько это обычно занимает времени? Несколько дней, неделю?"
    "Сынок..." - тихо прошептал доктор Карлайл, убирая руки с моих плеч, - "...сейчас конец февраля..."
Я замер, прижав руку к груди. Там, где сердце, там, где был крестик. Что-то капнуло мне на грудь. Я вытер под носом - кровь. Снова посмотрел в окно, встречая темноту уже в падении.

    Я просыпался по утрам, разбуженный ужасной головной болью. Лениво свешивал ноги с кровати и сидел так несколько минут, чтобы унять бешеное сердцебиение. Вздох, сначала короткий, потом глубже, потом... уже больно. Дышал я с трудом. Брал с комода таблетку и запивал водой из стоящего рядом стакана. Я часто ронял таблетку, иногда выскальзывал и стакан. Тогда появлялась Розали и помогала мне принять обезболивающее. Она почти всё время была рядом. Мне не нравилось это, я хотел одиночества. Она подталкивала меня в сторону ванной, намекая, что надо умыться и почистить зубы. Я не хотел, но всё же шёл. Всё равно ведь не отстанет.
    Я держался за раковину и, смотря на себя в зеркало, улыбался своему отражению. Глаза покрасневшие от постоянных бессонных ночей, кожа на лице неприятного, желтоватого оттенка. И волосы, уже отросшие и торчащие в разные стороны. Элис это огорчало. Она подолгу старательно меня причёсывала, но я всё равно был лохматым. Уже не милый. Не малыш... Я ни на секунду не забывал, что Белла меня бросила. Каждую секунду мои глаза искали её. Я зажмуривался и, прислонившись лбом к зеркалу, начинал делать неторопливые вздохи. Холодная вода снимала сонливость и я спускался вниз на кухню. Эсми ставила передо мной несколько дымящихся тарелок, глядя на меня умоляющим взглядом. Я через силу брал с тарелки кусочек чего-то и лениво жевал, совершенно не чувствуя вкуса.
    "Эдвард!" - взорвался однажды всегда спокойный доктор Карлайл. "Если ты не станешь есть, мне придётся кормить тебя внутривенно! Через капельницу, понимаешь?"
Я несколько мгновений смотрел в его серьёзные глаза, а потом протянул через стол руку, раскрытую в локте.

    Когда меня наконец отпускали, я начинал обуваться, но шнурки не завязывал, а просто заправлял внутрь. Натягивал шапку, потом куртку. Выходил из дома, присаживался на верхнюю ступеньку крыльца и замирал. Смотрел на небо, надеясь снова увидеть солнце, но видел только облака. Серые, густые, плотной дымкой скрывающие от меня последний лучик надежды. Иногда, увидев мелькнувшую между деревьев слабую тень, я как подорванный срывался с места и бежал. Бежал как мог, не обращая внимания на резь в колене, на боль в груди из-за нехватки воздуха. Ноги застревали в снегу, но я продолжал бежать и кричать. Я звал её. Может быть это была она, там, за деревьями. Она смотрела на меня, но не решалась подойти. А я умолял её вернуться. Обещал никогда больше не прикасаться к ней, обещал не подниматься с колен, лишь бы она вернулась. Меня останавливали и возвращали домой, сетуя на то, что я промочил ноги, лазая по сугробам. Меня возвращали домой, говоря, что начался дождь, что поднимается ветер, что уже стемнело и пора ужинать. А я продолжал вглядываться сквозь чёрные стволы деревьев, продолжал её искать, ждать, не замечая ничего и никого вокруг себя. Но уже расколотое сердце предательски шептало, что ждать бесполезно, она не вернётся. Последняя ниточка, заставляющая меня бороться, цепляться за жизнь, оборвалась. Мои руки опустились и я просто плыл по течению, доживая оставшиеся мне дни.

    "Эммет, а сколько будет после девятнадцати?" - я неторопливо мерил шагами двор и запнулся на последней известной мне цифре.
    "Двадцать," - мрачно ответил он, не сводя с меня глаз.
В этот раз он вызвался со мной на прогулку, хотя я вовсе не нуждался в его компании. Он стоял на крыльце, засунув руки в карманы брюк, и следил за каждым моим движением.
    "Двадцать," - улыбнувшись самому себе, повторил я.
Теперь я умею считать до двадцати. Я развернулся и начал считать заново, шагая уже в обратную сторону.
    "Остановись, брат," - Эммет придержал меня за рукав и потянул к ступеням крыльца, - "ты уже весь двор истоптал. Присядь, давай поговорим".
    "Давай поговорим," - равнодушно согласился я, усаживаясь на очищенную от снега ступеньку, на которую заботливый Эммет положил свёрнутое в несколько раз одеяло, чтобы мне было удобнее.
    "Возможно ей понадобилось больше времени," - осторожно начал он, - "она не могла уйти просто так, не сказав ни слова".
    "Она сказала "никогда больше не смей"," - прошептал я, поднимая глаза к небу.
Не хотелось смотреть на Эммета.
    "Не смей чего? Что ты опять натворил?" - недоумённо воскликнул он.
Я почувствовал как моё лицо заливает краска, как только вспомнил то, что произошло между мной и Беллой в машине, а затем в комнате.
    "Брось, чувак, конец света не наступит из-за одного невинного поцелуя! Тем более всё давно к этому шло," - хохотнул он, осторожно положив руку мне на плечо.
Очевидно я покраснел ещё больше, потому что глаза Эммета изумлённо распахнулись.
    "Она не вернётся, Эммет, и не надо меня утешать," - вздохнул я, поднимаясь на ноги. "Она всё обдумала и решила не возвращаться. Её семья не любит её. ТЫ не любишь её, Эммет..."
    "Это не так, Эд," - резко перебил он меня, вставая рядом, - "она очень дорога нам и все мы переживаем за неё, но мы никогда не примем её отношения к тебе! Этой необъяснимой жестокости!"
    "А вам и не надо принимать!" - негодующе возразил я. "Я принадлежу ей, Эммет. Она имеет право на жестокость. Зачем ей возвращаться? Она назвала меня несчастным калекой... Зачем ей такой урод? Ей стыдно даже находиться рядом со мной. Я пульт от телевизора в руках удержать не могу. Я не могу самостоятельно сходить в туалет, ей приходится расстёгивать мне ширинку. А моё гадкое тело чувствует её, отзывается. Ты думаешь ей это приятно? Нет, потому что это отвратительно! Она ударила меня по губам, почувствовав запах другой женщины. Но ведь я не могу думать ни о ком, кроме неё! Я верил, что когда я буду чувствовать себя лучше, она воспользуется мной, возьмёт от меня кровь..." - слова застряли в горле и я снова начал задыхаться от волнения. Я давно не говорил так много. "Она предпочла взять другую кровь, Эммет, не мою," - сморгнув выступившие слёзы, я, натянув шапку почти на самые глаза, развернулся и зашагал в сторону леса, не оборачиваясь.
    "Эдвард, ты даже не представляешь, что она чувствует к тебе!" - донёсся мне в спину его расстроенный голос. "Мы найдём её, я обещаю, братишка! Из-под земли достанем!"
    "А может она не хочет, чтобы её нашли".
    Я остановился под высоким деревом с огромной, раскидистой кроной, сохранившей у подножия мёрзлую листву. Прислонившись к стволу, устало сполз на землю. Почему они не могут оставить меня в покое? Зачем рвут на части мою душу, давая невыполнимые обещания?
    Я ошибался, думая, что Белла любит меня. Она никогда не любила. Она говорила, что мне больше не придётся стоять на коленях. Но стоило ей рассердиться, как она заставила меня опуститься. Ведь она же знала как сильно мне больно! Зачем? В её глазах не было любви, только жалость и презрение. Что она могла чувствовать к человеку, тело которого покрыто уродливыми шрамами? Который вздрагивает от любого шороха, для которого непосильное испытание даже поездка в бассейн. Которого едва не убила девушка во время секса. Татуировки на моём теле говорят, что я раб, номер одиннадцать. Теперь она знает, что меня чуть не оттрахал ублюдок-вампир. Но это была всего лишь игра. Всю мою жизнь со мной играли, а я был уверен, что так надо, так и должно быть. А оказалось, что нет. На самом деле люди свободны. Они всегда были свободны, а мной лишь играли. Не виданные ранее боль и обида завладели мной. Почему она называла меня такими грязными словами? Разве это моя вина, что моя жизнь сложилась так, а не иначе? Почему мне хочется ломать всё вокруг, когда она уходит к проклятому Райли? Зачем она оставила меня? Она ушла, даже не удосужившись меня убить. Что ж, я всё сделаю сам... да, сам.
    Я с ненавистью посмотрел на свою разламывающуюся от боли ногу. Мой взгляд упал на лежащий рядом довольно большой булыжник, покрытый прилипшими гнилыми листьями и травой. С диким рёвом я схватил камень и занёс его над ненавистным коленом. Но буквально через секунду тяжесть исчезла из моих рук и я почувствовал, как мои ноги оторвались от земли.
    "Ты что это творишь, придурок?" - раздался над моим ухом яростный рёв и я инстинктивно закрылся руками. "Я не позволю тебе сделать это с собой!" - я слышал рассерженные вопли Эммета, а мои ноги всё так же болтались в воздухе, пока он мотал меня из стороны в сторону.
    "Эммет, не смей! Мало ему и без тебя горя!" - я сжался, услышав знакомый голос.
    "Прости меня, папа," - неожиданно всхлипнул я и в ту же секунду оказался прижатым к крепкой груди доктора Карлайла.
    "Пойдём в дом, сынок. Пойдём, родной," - согнувшись и всхлипывая, я плёлся обратно, еле переставляя ноги и придерживаемый заботливой рукой доктора.

За мной начали следить. Однажды я стоял, держась за перила лестницы и раздумывая, достаточно ли этой высоты для того, чтобы я... Эммет всё понял. Одиночество мне предоставлялось только для того, чтобы сходить в туалет.

    "Она полюбила тебя не таким," - горько вздохнула Розали, сидя со мной в комнате.
    "Она ушла из-за того, что я не такой," - рассеянно отмахнулся я, направившись в сторону ванной, чтобы умыться перед сном.
    "Когда-нибудь ты поймёшь, за что она тебя полюбила," - я спиной почувствовал улыбку в её голосе. "Я спущусь на кухню, подогрею тебе молока," - не терпящим возражения тоном произнесла она и я услышал, как хлопнула дверь.
    Я испугался, увидев в зеркале своё отражение. Бледный, с ввалившимися глазами, под которыми залегли тени. Мутный взгляд, выступающая щетина на щеках и подбородке. Бритвенный станок не удержался в моей руке и, упав в раковину, раскололся надвое. Я нервно обернулся к двери, убедившись, что по-прежнему один и с улыбкой уставился на сверкнувший на дне раковины металлический кусочек лезвия...

Отредактировано INFERN (2011-12-04 03:02:02)