Не за что))) Я очень рада, что вам он тоже нравится))) Но со следующей главы начинаются самые эмоции

Ощутимый удар

В первый раз я солгал…

Это был обычный день, такой же, как и любой другой. Холодный зимний день, когда солнце медленно поднимается в небе, и облаков не видно на многие мили вокруг. Мы сидели на улице, у каждого была чашка с кофе и теплый халат. Никаких любопытных соседских глаз. Нас одновременно согревали глотки теплого кофе и нагретые кружки в наших руках.
Мы молчали, но так было принято в это время дня. Она потеряна в своих мыслях, а я в своих – это было удобно. Мирно. Я думал, что нас благословили, потому что наша маленькая девочка, казалось, засыпала очень быстро и спала всю ночь. Только в восемь месяцев она уже ложилась приблизительно в восемь вечера и спала не менее двенадцати часов. У нас был шанс.
Я волновался за Беллу: в обед ее постоянно мучили головные боли независимо оттого, что она делала. Ничего, казалось, не помогало, а я ненавидел, когда ей было больно. Будучи слишком надоедливым, я сильно беспокоился за нее. Она настаивала на том, что ничего страшного не происходит, но я просил, чтобы она сходила на прием к врачу, ведь хуже от этого не станет. Мы должны были пойти через два дня, и я очень хотел, чтобы врач обнадежил нас словами, что все в порядке.
Бела повернулась, чтобы посмотреть на меня, и послала мне небольшую улыбку, которую я вернул. А когда поймал ее взгляд, то ахнул, и чашка выпала из моих рук, расплескав по веранде все содержимое.
Ее красивые карие глаза были мертвыми, пустыми, безжизненными.
Она продолжала улыбаться, а я, смотря на нее, надеялся, что мои глаза обманывают меня. Но нет, ее там не было. Это было ее лицо, ее глаза, но складывалось впечатление, что это кто-то еще смотрел на меня через них. Бела была там, но не такая как раньше, и это дерьмо сильно испугало меня.
Я кинулся в дом, быстро набирая наших соседей Питера и Шарлотту, прежде чем позвонить 911. Мои ноги понесли меня обратно к Белле. Она все еще, казалось, не была затронута этим, просто качалась, сидя на этом проклятом стуле, как будто ничего не случилось. Когда я задал ей вопрос, она ответила, но ее тон был… пустым, неправильным и устрашающе спокойным. Я не знал, что думать.
Я держал ее за руку и разговаривал с ней, пока не приехала Шарлотта, чтобы присмотреть за ребенком. Белла, казалось, только что очнулась и по моему взгляду поняла, что что-то случилось. Я не знал, что сказать, чтобы успокоить ее. Я не мог сейчас успокоить даже себя.
Когда приехала скорая, она была в слезах. Белла настаивала, что ничего не случилось, что я, должно быть, ошибся, и ей незачем ехать в больницу. Она пыталась убедить меня, что я очень остро реагирую, но я настоял.
Они взяли кровь, проверили наиболее важные органы, Белла все это время не отрывала от меня своего взгляда. Когда доктор вернулся с намерением сделать компьютерную томографию, мое сердце ухнуло вниз. Я поцеловал жену в лоб, говоря, что все будет хорошо, и с болью наблюдал, как они забирают ее.
Я сидел как на иголках, пока они делали тесты, не чувствуя той расслабленности, когда она находилась рядом со мной. Мы с Беллой ждали, казалось, часы, сидя в черствых белых стенах, в черствой белой комнате, в черством белом коридоре. Сильный контраст с ярко-красной кровью, что с бешеной скоростью неслась по моим венам.
Мы сидели тихо, изредка находя небольшое утешение в беседе. Я мог сказать, что она боялась, прячась за улыбкой, которая не касалась ее глаз. И я был уверен, что она знала о моем волнении, и пыталась подбодрить меня улыбкой. Это не работало.
Я неоднократно целовал ее, в действительности просто не зная что еще делать, но точно зная, что должен чувствовать ее – ее запах, ее тепло – чтобы знать, что с ней все хорошо… По крайней мере, сейчас.
Когда дверь, наконец, открылась, и к нам вышел высокий долговязый доктор в ярком белом халате, то только по одному его взгляду я уже мог сказать, что все плохо. Я сжал руку Беллы и придвинулся ближе, целуя ее лоб, когда он начал оглашать результаты.
Я слушал, пока он рассказывал, но мой мозг смог зацепиться только за слова "пароксизм"1, "опухоль" и "неоперабельна". Я уверен, что он говорил еще о ее виде и месторасположении, но эти слова были слишком незначительны по сравнению с остальными.
Мое сердце прекратило биться, когда он сказал, что моя жена скоро умрет.
"Экспериментальная методика лечения" было следующим набором слов, что я услышал, и кажется, начал выходить из своего тумана, чтобы сосредоточится на них. Моему сердцу понравилась мысль о том, что надежда есть. Надежда, да, она будет жить. Она будет бороться с этим… мы будем бороться с этим, и победим. Мы должны были… она должна была.
Повернувшись к Белле, я поднес ее руку к своим губам и большим пальцем погладил ее мокрую щеку. Ее улыбка вернулась, и она глубоко вздохнула, когда я улыбнулся в ответ. «Мы пройдем через это вместе» сказал я ей. Это было утверждением для нее, так же как и для меня.

В первый раз я солгал, когда сказал ей, что все будет хорошо.

А кроме Лизки никому не нравится?

А вот и начинаются мои слезы...опять...

Когда умирают нищие

В первый раз я молился...

Заявления типа "сильная нагрузка", "мы сделали все, что могли" и "она не почувствует боли", постоянно всплывали в моей голове, и мне хотелось стереть их все, и "вы должны быть готовы" тоже.
Я не был. Да как я мог? Мы должны были прожить жизнь вместе, постареть вместе, умереть вместе. Проводить наши дни, лениво раскачиваясь на качелях около дома и рано ложась спать. Вот как все должно было произойти. У нас не было достаточного количества времени.
Я знал ее, знал, как свои пять пальцев. Но мне бы еще многому предстояло научиться. Гораздо большему, чем было в действительности. Если бы я знал… Господи, очень многие вещи я сделал бы совершенно иначе. Очень многие вещи я бы изменил. Все для того, чтобы получить еще немного времени.
Как же мы будем считать седые волосы и морщины друг друга, смеясь и вспоминая те времена, когда были молодой здоровой парой влюбленных? Я все еще могу представить себе, как Белла дразнила бы меня за медицинскую эрекцию, а я смеялся бы над ней из-за ее часто скачущих гормонов.
Господи, она была так молода, слишком молода. Мы были.
У нас даже не было морщин, по крайней мере, я их не видел. Это не должно было так закончится. Для нее все не должно было так закончится. Мне нужно больше, больше ее жизни, ее смеха, ее слез, ее улыбок. Просто… больше. И мне не нравилось, что я был этого лишен.
Может быть, я сделал что-то не так? Может быть, я любил ее недостаточно, защищал ее недостаточно? Может быть, конец ее жизни был моей ошибкой, чем-то, что я, возможно, мог предотвратить. Я бы вернулся назад и исправил свои ошибки, без сомнения. Может быть, я недостаточно заботился о ней в прошедшие дни? Господь проклял меня за все ошибки, что я совершил!
Может быть, я был эгоистичен, зная о боли, от которой она страдала? Я каждый раз смотрел, как, держа голову высоко, она улыбалась в не зависимости от своего состояния. Это было шоу для других из-за нежелания показывать степень своих страданий. Особенно, когда все было очень плохо.
Белла была такой сильной. Для меня, для нашей маленькой девочки, для всех нас – и за это я любил ее еще больше, как бы ни смешно это было. Я хотел бы провести остаток своих дней, заботясь о ней, очень хотел. Это было несправедливо. Я просто хотел еще немного больше времени.
«Не уходи» шептал я в ее волосы, такие мягкие и яркие. Ее запах заполнил голову, и сейчас мысленно я был в нашем доме, а не в стерильной белой палате смерти. «Пожалуйста, малышка, не оставляй меня».
Я не смогу воспитать нашу дочь без нее. Просто знаю, что не смогу. Было очень много вещей, о которых я не знал: интуиция, которой у меня не было, разговоры, в которых она будет нуждаться – вещи, предназначенные для матери, а не для меня – слабоумного отца.
Я умер бы тысячу раз, чтобы спасти ее, чтобы продлить ей жизнь. Я хотел поменяться с ней местами. Моя жизнь казалось такой никчемной по сравнению с ее.
Я буду ужасным отцом. Я буду ужасен во всем без Беллы. Я был никем без нее и до нее. Мои способности достигли чего-то только с ее присутствием.
Ее кожа была бледной, даже бледнее чем обычно, казалась тонкой, словно бумага, и прозрачной. Ее глаза открылись и автоматически нашли мои. Хоть они и потеряли часть своего блеска, в них все еще мерцала жизнь. Было больно являться свидетелем того, как она постепенно угасает.
Сухая кожа ее губ потрескалась и немного кровоточила, но красота, которой она светилась изнутри, ничуть не уменьшилась. В моих глазах Белла навсегда будет невероятно и бесспорно красива.
Ее тело умирало, я видел это. Жизнь постепенно сдавала позиции и оставляла ее одну. Запал остался немного дольше, но недостаточно долго. Для меня этого всегда будет недостаточно.
«Я люблю тебя» сказал я и стер слезу поцелуем, прежде чем та смогла скатиться по ее щеке. «Заботьтесь друг о друге» сорвалось с ее губ. Я отрицательно покачал головой, говоря, что не сдамся, и она слегка сжала мою руку. Отодвинувшись, я посмотрел в карие глаза Беллы, мои же зеленые были на удивление сухими.
Я ненавидел то, что не мог даже заплакать сейчас для нее.
«Я буду ждать тебя» сказала она, прежде чем ее глаза закрылись. Я не знал, что это будут ее последние слова. Я проклинал сердце, что билось в моей груди, кровь, что мчалась по моим венам, воздух, что заполнял мои легкие – все те вещи, что держали меня в этой жизни. Я проклинал свою жизнь, когда моя жена сделала последний вздох.

В первый раз, когда я молился, я просил еще немного времени.