Я бежала, радуясь встречному ветру, хватая воздух, словно ощущаю его свежесть первый раз в жизни. Я бегу все быстрее и быстрее, чувствуя, что лечу над землей, как бывает во сне. Знаете, тот момент, когда кажется, что ты поднимаешься над кроватью. Тот момент, когда ты растешь. И я чувствовала, как я росла. Ведь я могла бегать так быстро, словно я уже не просто маленькая девочка, а тигр! Да, я - тигр!
И запнулась. Тот момент, когда полет прекращается, и ты с грохотом падаешь на кровать в холодном поту. Момент, когда ты уже вырос. Когда под ногами твердая почва. Или же под коленями, которые теперь разодраны в кровь.
Я терплю из последних сил, смотря на этот грязный ужас на коленках, чувствуя, как волоски на спине встают дыбом. Терплю боль, что становится невыносимей для меня такой маленькой и впечатлительной. И я громко кричу. Так сильно, что голубь, что был рядом, улетел, не желая слушать мои вопли. Я обиделась на него. Ну, как так можно?! Ведь мне больно, а ему все равно!
Люди на площадке смотрят на меня, а я на них. От этого еще страшнее. Почему смотрят? Почему не помогут?
И тут в моей жизни появился ты и протянул мне руку.
- Все будет в порядке, - уверено говоришь ты и поднимаешь меня с дурацкого асфальта.
- Правда? – наивно спрашиваю я, шмыгая носом.
- Я никогда не вру.
И от этих слов, кажется, все хорошо.
***
И тот же двор, качели на двоих, но мы уже немного изменились. Кажется, что мы совсем другие, но это не так. Мы совсем еще не взрослые. Ведь мы на качелях, а не в дорогом ресторане. И даже не в чебуречной за углом, где всегда пахло маслом и дешевым кофе.
Я медленно раскачиваюсь, скребя носками по песку, поднимая за собой пыль. Мне смешно, а ты не доволен. Твои джинсы теперь грязные, а твоя мама не будет рада. Тебе в них завтра еще в школу. Ничего, оттряхнешь. Ты же никогда не говоришь мне о том, чего я не могу делать. Даже если однажды перееду тебя своим самокатом, ты не скажешь мне и слова. Я сама не знаю, почему.
- Домой пора. Дождь обещали, - говоришь ты, разглядывая тучи на и без того темном вечернем небе.
- Я люблю дождь.
- И ливни?
- А ливни сильнее дождей, поэтому их я даже больше люблю.
Ты усмехаешься. Ведь мне всегда нужно закончить спор первой. И все равно ты всегда заканчиваешь этой своей усмешкой. Я не против. Мне даже нравится, когда твои губы сдвигаются в сторону.
И дождь градом сваливается мне на голову. Ты сразу же бежишь под козырек моего подъезда, пытаясь спрятаться от каплей. А я продолжаю смеяться и раскачивать качели.
- Иди сюда!
- Нет! Мне нравится здесь!
Кого я обманываю? Мне холодно. Но я не пойду под козырек. Я же люблю дождь. Я же сказала, что я люблю дождь. Я не хочу быть врушкой для него.
И ты не веришь мне. Наверно, потому что знаешь меня лучше меня самой. Схватив за руку, ты потащил меня под козырек.
И, кажется, все хорошо.
***
И я обижена на тебя. Ты не пришел на мой выпускной, а я так ждала. Я даже не пошла на дискотеку. Сжала аттестат в руках и стою на крыльце школы, высматривая твой мопед. Мама говорила плюнуть, ведь деньги уже заплачены, ди-джеи меня ждать не будут. Да мне все равно на них. И на одноклассников своих все равно. Подумаешь, вижу их последний раз. Я хочу тебя видеть.
И вот ты паркуешься, и на сердце снова тепло. Значит, не забыл. Но я обижена. Главное, не показывать ему, что уже простила. Ты даже костюм надел. Пусть и нелепо смотришься в нем на своем синем мопеде. В руках одна роза белого цвета. Моя любимая. И под платье подойдет.
- Ты забыл, - твердо говорю я, выхватывая свою заслуженную розу из твоих рук.
- Прости, там пробка. А мопед слишком тяжелый, чтобы тащить его за собой.
И ты улыбаешься. Ты же знаешь, что твоя улыбка заставляет меня смеяться. И вот опять. Я не сдерживаюсь и смеюсь. Это все ты виноват. Теперь я как собака Павлова. Твоя улыбка – мой рефлекс.
И ты целуешь меня в губы. Это твой рефлекс на мой смех. И, кажется, все хорошо.
***
Теперь я в пробке. Дурацкая договоренность. Думаю, сейчас ты тоже проклинаешь ее. Я точно это знаю. Ведь мы с тобой во многом похожи. Да каких там! Мы с тобой уже одно целое. Почти. Осталось только объехать эту чертову пробку.
- А побыстрей нельзя? – недовольно спрашиваю я у водителя.
- Дорогая моя, - вздыхает он. – Я бы с радостью, но этот лимузин никак не развернуть.
- Побежали, - закатывая глаза, говорит свидетельница.
- Ты серьезно?
- Ты сейчас из платья выпрыгнешь же, - смеется подруга. – Давай. А вы до ЗАГСа же доедите?
- Конечно!
И мы побежали. Светке-то все равно, платье короткое, а вот мне… Я подхватываю подол и несусь, словно дура, оббегая пробку, собирая сигналы и поздравления на своем пути.
И теперь я молю Бога, чтобы не упасть и не расцарапать колени, не порвать колготки.
- Куда? – спрашиваю я, поворачиваясь к Светке.
- Направо! – маячит рукой подруга, размахивая моим букетом.
Я послушно сворачиваю и бегу еще быстрее, в надежде не сломать каблуки. И вот ты. Уже нервничаешь.
Мама в шоке, будущая свекровь в шоке, а ты смеешься. И я вместе с тобой. А как иначе? У нас с тобой все не как у людей.
- Успели? – вопит Светка, падая на свидетеля.
- Успели!
- Чертовы пробки! – я пытаюсь отдышаться. – Ух! Идти не могу…
- На руках понесу! – весело говоришь ты.
- Кого-то из ЗАГСа выносят на руках, а мою в ЗАГС, - бубнит моя мать.
- Так дочь-то у вас особенная, - шутишь ты и подхватываешь меня на руки.
И, кажется, все хорошо.
***
И первая битая посуда, похожа на то, если бы кто-то разбил яйцо Фаберже. Прямо в музее, на глазах у смотрителя.
Мы не помним, с чего началась ссора, но мы кричим уже полчаса, прохаживаясь по всем нашим недостаткам. Тут и твои носки, и мои волосы в раковине, и то, что ты никогда не кладешь колбасу в пакет, и она заветривается в холодильнике. И даже то, что ты засыпаешь с включенным телевизором. А ты говоришь еще и том, что я храплю по ночам.
И ты припоминаешь мне тот поход в кино с подружками, на который сам же и отпустил, чтобы с друзьями смотреть Супер Кубок. И так и хочется крикнуть:
- Ты больной?!
И я кричу. Кто меня остановит?
Ты бьешь себя рукой по лбу. Ну, вот. Ты снова смеешься. И я понимаю, что это от моего дурацкого писка, в который превратился мой голос.
- А чего мы кричим? – спрашиваешь ты вопрос, на который я сразу же нахожу ответ, вспоминая.
- Ты в раковину тарелку с остатками яичницы поставил.
- И все?
- Кажется.
- И чего кричим?
- Потому что ты больной, - я пожимаю плечами, пытаясь сдержать улыбку.
- Ну, не велика беда! Ты ж у меня тоже дура, но я молчу.
И мне не обидно. Нисколечко. Подумаешь, дура. Ведь он у меня просто больной, поэтому так и называет.
Ты берешь тарелку и вываливаешь все ее содержимое в мусорку. И проблема решена.
И, кажется, все хорошо.
***
И вот я на детской площадке. Но с другой стороны. С той стороны, что еще каких-то двадцать лет назад мне казалась далекой и недосягаемой. Там, где всегда сидели родители и разговаривали на какие-то темы, что всегда были непонятны, но дико интересны.
- Мам, смотри!
И вот уже маленькая копия тебя и маленькая копия меня, пытаюсь поделить территорию в песочницу для девочек и мальчиков.
Вовка показывает мне огромное грязное пятно на футболке.
- Отец с работы приедет, получишь! – кричу я ему, а сама не могу сдержать улыбки.
Подумаешь, грязная футболка. Зато Ленка чистая. Хоть с ней проблем меньше.
- Шумные они у вас, - говорит мамочка, что сидит рядом.
- Есть немного, - устало вздыхаю я. – А что поделать? Дети есть дети.
И тут эти монстрята срываются с мест и несутся, как угорелые с воплями и криками. Значит, настало время идти домой.
Я иду за ними хвостиком, целую тебя в щеку. Мне так нравятся у тебя эти очки. В них ты кажешься умным.
- Зарплату принес? – довольно спрашиваю я.
- Принес, - закатив глаза, ответил ты.
И все, кажется, хорошо.
***
- Мама, папа, это Кристина.
- Здрасте.
Я никогда не была строгой мамашей, но что же это во мне щелкает сейчас?
- Будь спокойней, - шепчешь мне на ухо ты.
- Я спокойна, - передразнивая, говорю я.
Ты только смеешься и целуешь меня в щеку.
Ленка тихо посмеивается над старшим братом, поедая свои любимые салаты за столом.
- И, - деловито спрашиваю я. – Какие планы? А ты, Кристин, кушай салаты, кушай…
- Мама, - серьезно говорит Вовка, заставляя мое материнское сердце упасть в левую пятку. – Мы с Кристиной решили пожениться.
Вот так. Перед фактом, значит, поставил.
- А ты кушай салатики, милая. Кушай! – с насмешкой говоришь ты и кладешь мне еще ложечку оливье.
- Ну… это… Хорошо! Молодцы! – пытаюсь радостно сказать я.
Вовка довольный, Кристина выдохнула, а Ленка все так же смеется.
Стою и мою посуду. Вот уже и сын женится. С ума сойти.
- А жить они на что будут? А свадьбу на что играть? Вот как все не вовремя то?!
- Да ладно тебе! – ласково говоришь ты и обнимаешь меня. – Тоже ведь молодыми были. Помнишь, как твоя мать меня тогда чуть одним взглядом не уничтожила. А отца так вообще корвалолом отпаивали!
- Так ты тогда на мопеде приехал, - засмеялась я.
- Зато на колесах!
Ну вот. Ты всегда превратишь все в шутку. Даже такой серьезный вопрос, как свадьба нашего сына.
Ты разворачиваешь и целуешь меня в губы. До сих пор целуешь в губы! И как только не противны тебе все эти мои морщинки. Да и ладно.
Главное, что теперь, кажется, все хорошо.
***
Можно и отдохнуть. С книгой в руках, под тихий звук твоих новостей в телевизоре. И тепло с тобой под одним пледом. До сих пор. Даже когда ты похож на черствое печенье. Уж извини, дед.
- Больной, подай очки, - весело говорю я и пихаю тебя в плечо.
- Держи, дура.
Я деловито надеваю их на нос и пытаюсь вчитаться в одну из книг своей молодости. Уже ведь наизусть знаю, но читаю. Да какая разница. Букв скоро все равно видеть не буду, так хоть по памяти эти расплывчатые пятна буду в слова собирать.
- В кино-то завтра идем? – спрашиваешь ты, глядя в свой ящик.
- Тебе кабельного мало?
- Дура ты старая! Я тебя на свидание приглашаю!
- Да сидел бы уже! Ромео трухлявый…
- Вот ты ж… вот и делай тебе приятное, мегере такой!
И я снова смеюсь.
- Да пошли! Надеюсь, что обратно я тебя не на Скорой повезу!
И все хорошо. До сих пор все хорошо.
***
И мне уже не страшно. Я просто поднимусь над кроватью, как поднималась в детстве, когда спала. Когда летала и росла.
И сейчас я поднимусь. И все начнется сначала. Или же нет.
Я жду, что ты все расскажешь мне Там. И что ты уже ждешь меня. Наверно, ты как всегда с белой розой. Если Там, конечно, эти белые розы кто-то выращивает.
Даже если все не начнется сначала. Я точно знаю. Даже Там для нас с тобой будет все хорошо.
Все хорошо.