Первые достижения (Кэтрин)
Наставница Оливия лежала на простой кровати из какого-то светлого дерева, по подбородок укутанная белым одеялом. Федерика, сидевшая у нее в ногах, всхлипывала, закрыв лицо руками. Еще две валькирии, откуда-то с юга, со скорбным выражением лиц стояли, прислонившись спиной к стене. Гертруда, следом за которой я сюда и зашла, прошла к кровати и коснулась рукой лба Наставницы, покачав головой.

Два дня назад я получила извещение из Дворца Сов, подписанное лично заместительницей Наставницы Оливии, фрау Гертрудой Майер. Крошечный лучик света на рассвете проскользнул в нашу палатку, сел на мою руку, блеснув по лицу и разбудив меня. И принял вид крошечного, едва различимого лебедя. Особая повестка, обычные вызовы и повестки писались от руки, такие создавались магией, и за короткое время пересекали огромные расстояния, в том числе и водные пространства. Сообщение особой важности.

Ничего конкретного мне не сообщалось, лишь говорилось о том, что я просто обязана явиться как можно быстрее, что мои присутствие необходимо. И я, уговорив Гарри и Гермиону быть осторожнее и ничего не предпринимать до моего возвращения, отправилась в Афины. Где меня и ждала ужасная новость – Наставница Оливия – при смерти.

- Жара нет, - констатировала Гертруда. – Федерика, есть хоть какие-то изменения?

- Нет, сестра Гертруда, - итальянка промокнула глаза и взглянула на меня. – Здравствуй, сестра Кэтрин.

- Что с ней, - я прошла внутрь, не сводя взгляда с пепельно-серого лица Оливии, обрамленного потускневшими седыми волосами. На лице этом были видны глубокие морщины, и выглядела Оливия какой-то дряхлой и старой. Чуть слышное прерывистое дыхание раздавалось из ее чуть приоткрытого рта. – Что случилось?

- Применили Инг-Ша, - Гертруда подвинула стул и села на него. По ее черному платью и опустившимся плечам я поняла, что стряслась беда, еще когда только прилетела сюда. Я и не представляла, правда, что именно стряслось. – Вложили в руку, - она бережно подняла одеяло Оливии и показала мне аккуратно перебинтованный обрубок на месте некогда целой правой руки Великой Валькирии. – Сгорело по середину предплечья, но колдомедики предпочли удалить по локоть, - Гертруда покачала головой. – Зрелище не из приятных, скажу я тебе…

- Как это могло произойти? – я села на очень кстати подставленный Федерикой стул. Сердце кольнуло при мысли о том, какую же боль, должно быть, пережила эта добрая и мудрая женщина, так заботившаяся всегда обо всех сестрах… Постепенно моя злость на валькирии уменьшалась, ненависть исчезла и оставалось лишь недоверие, но от него и не было возможно так быстро избавиться.

- Хотелось бы нам знать. Врата никого не замечали, - прошептала валькирия из Австралии, присоединившаяся к нам. – Мы спрашивали их, но ни зримо, ни незримо их не миновала темная магия. Однако же…

- На Оливию напали в ее же кабинете, судя по всему, два Хранителя и ифрит. Она почти сумела от них уйти и отбиться от одного из Хранителей, и мы были совсем близко, Оливия позвала на помощь, с помощью посланника света. Думаю, ее и нас обманули, скорее всего, второй Хранитель оставался невидимым до того мига, как вложил это штуку. Двое ушли.

- А третий? – я осторожно коснулась обрубка, Оливия хрипло дышала, но даже не вздрогнула.

- Умер. Он и вложил… Совсем мальчишка. Уверена, он не понимал, что делает, скорее всего, его заставили вложить ингатус, тот мальчик его так назвал… В общем, мы не можем понять, как они прошли, хотя есть определенные опасения. Кэтрин, я лично послала тебе просьбу явиться сюда, потому что к тебе у меня есть достаточно важный разговор. Если, конечно, ты хочешь слушать после полученных тобой известий…

- Хочу, - я всхлипнула, поднимаясь на ноги. – Если нужно, я могу поговорить.

- Это важно, сестра Кэтрин. Это очень важно, - Гертруда встала и поправила длинную, в пол, мантию. – Думаю, стоит обсудить это не здесь. Как оказалось, даже во Дворце Сов небезопасно. Поэтому мы отправимся в такое место, где нас никто не услышит, - она взяла меня за руку. – Федерика, следи за сном Оливии. Просыпаться ей сейчас нельзя, мы не знаем, сколько вреда ингатус успел ей причинить. Анна примет решение о том, чтобы забрать дар, скорее всего…

- Зачем? – прошептала я, оглянувшись на лицо наставницы Оливии. Пепельно-серое, заострившееся, почти ушедшее в мир иной. Гертруда не ответила, но этого больше и не требовалось.

Жизнь Оливии сохранялась сейчас исключительно за счет дара, скорее всего, по мнению остальных валькирий. И я не уверена была, что это не так. Знакомое ощущение трансгрессии и я оказалась в какой-то круглой комнате, без окон, освещаемой только свечами. Сотни свечей, в высоких канделябрах, несколько кресел с дорогой обивкой, почему-то достаточно темной, и что-то завешенное черной тканью, высокое, выше моего роста. Напоминавшее завешенное зеркало. Каменные стены и такой же пол, устланные коврами, и дверь из темного же дерева в одной из сторон круглой стены. Ничего больше здесь не было… Гертруда опустилась в одно из кресел, указав мне на соседнее, и достала из-под полы мантии свиток пергамента.

- Где мы? – я взглянула на валькирию. Это место явно находилось не во дворце валькирий, но я ощущала кожей могущественные силы, царящие в этом месте. Свечи загорелись ярче, когда мы оказались здесь, но даже сотни их создавали тут полумрак…

- Башня Времени. Единственная комната ее, куда дозволено входить валькириям из Совета. Для тебя на этот раз сделано исключение, поэтому не старайся ничего запомнить. То, что под завесой – зеркало, отслеживающее… кое-что, что не имеет отношения к событиям, сейчас происходящим. Трогать его валькириям строго запрещено… Лишь одна валькирия может попасть в другие места Башни, и пока что она спит…

- Оливия? – Гертруда кивнула.

- Анны здесь нет, поэтому не советую что-либо трогать, кроме кресел. Не знаю, что и какими чарами защищено, и к ее возвращению от нас может остаться только кучка пепла, если проявить глупость. Так вот, Кэтти, причина моего желания с тобой поговорить в этом, - она протянула мне свиток пергамента. Я взяла его и пробежалась по нему глазами. Ахнув, начала читать внимательнее. Список валькирий, которых могут пригласить в Совет. Я – вторая. Первой шла валькирия из Аргентины, я ее знала. Женщина почти пятидесяти лет, полненькая, довольно пессимистичная.

- Аргентинка сейчас находится в несколько затрудняющем ее назначение состоянии, - заметила Гертруда. – Она одна из тех, кто пострадал, когда мы погашали беспорядки Хранителей там, в Европе. Она уже вполне здорова, но пока еще находится в клинике… Оливию, скорее всего, мы отпустим в ближайшее время.

- Выходит, - я сглотнула огромный комок, образовавшийся в горле. – Я первая в этом списке?

- Именно. Я хочу спросить тебя, Кэтрин, примешь ли ты приглашение в Совет. Заставлять тебя с нашей стороны даже опасно, учитывая, что происходит в твоей стране и что творится с твоим сознанием. Поэтому мы спрашиваем…

- А голосование Совета? – я сцепила пальцы в замок, не сводя с ее лица взгляда. – Вы должны проголосовать!

- Лишь тогда, когда Оливия покинет наш мир, - Гертруда промокнула глаза салфеткой. – Предварительно мы проголосовали в тот же вечер, как это случилось. Девять голосов из девяти – за. Решать тебе.

Я представила себя в Мантии Валькирии, в обществе еще девяти других валькирий, отдающую указания и наказывающую за нарушения Кодекса. Валькирией, которой почтительно кивают все остальные полторы сотни сестер, слово которой для валькирии, подконтрольной Совету – непререкаемое указание. И мне стало неуютно… Я не командовала Владом и Майклом за редкими исключениями, потому, что никогда не любила отдавать приказания, это было не для меня. Пожалуй, единственным человеком, который я когда-либо в какой-либо мере командовала, был Гарри, как мой младший брат, но и в его случае я никогда не любила приказывать и заставлять выполнять мои указания. Да и ответственности валькирии, входящей в Совет, мне для себя не хотелось. Это было не моим, я предпочитала быть одной из многих, обычной девушкой, насколько для валькирии это возможно.

К тому же я вспомнила о маме и о том, как хладнокровно они решили за нее сценарий, по сути, всей ее жизни. И выбирать для кого-то против воли, заставлять терзаться чувством вины, насильно подталкивать чье-то сердце к человеку, которого девушка могла бы и не полюбить, разрушать едва зародившуюся любовь, отбирать дар за незначительную провинность и судить других за то, что, возможно, совершила бы и сама, и ведь я уже нарушила Кодекс… Я не хотела этого.

Еще более страшной предстала передо мной перспектива стать Тезла-Экалой, заняв место Анны. Стать той, кто приложил руку к смерти моей мамы, к тому, что творилось в моей жизни, не без чьего участия я лишалась постепенно всего, что было мне дорого, и уже давно лишилась нормальной жизни обычной девушки. Но если на это я едва ли могла повлиять, у меня был один шанс из тысячи, что я сумею предотвратить это, сумею не допустить такого сценария своей жизни, неважно какой ценой, то отказаться от должности Валькирии Совета я могла. И становиться ей, тем более тогда, когда я нужна была в родной стране и когда мне самой нужно было право решать свои проблемы и проблемы людей, которым я помогала в их решении, я не собиралась.

- Нет, - отрезала я. Гертруда взглянула на меня понимающими глазами. – Я не приму это предложение. Я останусь обычной валькирией.

- Я знала, что ты так и скажешь, Кэтрин, - вздохнула женщина. – В общем-то, учитывая твое настроение во время последнего твоего визита сюда это было ожидаемо. Но есть и другие вопросы, которые мне хотелось бы обсудить с тобой. Оливия… Она собиралась что-то тебе сообщить, о Диадеме и твоей связи с ней. Думаю, до Димитра это каким-то образом дошло, и нападение на Оливию произошло именно из-за этого.

- Вы знаете, что именно? – я села ровнее. Эта информация могла бы быть полезна, актуальна, важна. И если хоть что-то из того, что Наставница Оливия хотела мне сообщить, известно было бы Гертруде или еще кому-то из Совета, это уже могло бы быть хоть немного полезно. В той же ситуации, что сложилась у меня в тот период, даже обрывочек информации, даже самую тонкую ниточку нельзя было упускать.

- К сожалению, дитя мое, я и не представляю, Оливия никому не рассказывала всего, что ей удалось узнать. Думается мне теперь, она боялась, что у стен во Дворце есть уши. С визитами сюда тоже было опасно часто баловаться – ведь уши стен могут быть еще и глазами. И тогда могло произойти что-то еще более ужасное. Беда в том, что информация, полученная Оливией, надежно теперь закрыта в ее голове, и добраться туда мы никак не можем. Я знаю лишь самые крохи того, что знала Оливия… Новости эти ужасны, однако же, для всего Ордена в целом. Я не знаю точно, кто, хотя у меня и есть подозрения, но одна из валькирий, а может статься и не одна, предала заветы и традиции нашего Ордена. Самую суть того, зачем мы существуем…

- Каким же образом? – мне показалось, что при ее последних фразах даже свечи потускнели. – Что она могла сделать?

- Она и продолжает это делать, - вздохнула Гертруда. – У нас есть основания полагать, что Хранители прямо изнутри получали информацию о том, каковы наши планы и что у нас происходит. Уже дважды наши секретные вылазки с целью борьбы с их буйствами были неудачны, в одной из них пострадали пятеро сестер, в том числе и сестра из Аргентины, в другой двое погибли. Нас там уже ждали… И я боюсь, что это не все, что она или они выдали врагу.

- И вы знаете, кто это? – я сглотнула. По щекам текли слезы от жалости к Оливии и страха перед тем, что происходило. Слова Гертруды только усиливали мой ужас. Я не могла и представить себе того, как валькирия может предать свое дело. Ведь мы становимся такими для того, чтобы нести людям помощь, чтобы вместе с обычными магами бороться с темными волшебниками, вроде Беллатрисы, чтобы противостоять Хранителям и их приспешникам. Наше существование уравновешивало с давних пор существующее в мире зло, помогая сохранить саму жизнь и равновесие мира живых. Это, а не хранение времени, я чувствовала, и было нашим предназначением. Предназначением, ради которого мы существовали уже тысячи лет. И предать его для меня было просто немыслимо.

- Есть догадки, - пожала плечами Гертруда. Глаза ее блестели от слез. – Оливия знала… То есть знает точнее, и говорила мне, что скоро мы уладим эту проблему. Может быть, тебе что-то известно, Кэтти? Никакие сведения не будут сейчас лишними.

- К сожалению, сестра Гертруда, нет, - я покачала головой. – Я видела наставницу Оливию в последний раз тогда же, когда посещала Дворец Сов и разговаривала с Анной. И до этого без Совета мы не общались… Боюсь, я ничем не могу помочь в этом… И мне бы очень хотелось знать, что же она хотела сообщить. Для меня это сейчас важно…

- Оливия хотела запросить Анну об указании, что делать дальше. Рассказать ей, что Наставнице удалось разнюхать и раскопать. Но я не знаю, Кэтти, успела ли она это сделать. – Гертруда поднялась на ноги и развела руками. - Нападение произошло три дня назад, но Анна пока не прибыла, и известно лишь, что она занята чем-то крайне важным, где-то в Восточной Европе. Я знаю лишь, что ты каким-то образом можешь связаться с Диадемой, так, что это не станет известно Димитру, но что именно даст такую возможность, знала только Оливия. – Она вздохнула, меряя шагами комнату. - Она провела в библиотеке Дворца немало ночей, читая огромные книги, где собраны пророчества и сведения о наиболее важных событиях и вещах древности. Ни одна валькирия не в состоянии прочесть все, что есть в этих огромных залах, даже читая без отрыва всю свою жизнь, не применяя Поцелуй. Оливия уже двадцать с лишним лет немало ночей проводила там, читая и листая древние и новые книги. Но буквально за несколько дней до трагедии что-то сумела найти… Хотелось бы мне знать, что… И какие еще источники информации у нее были… Может быть, ты как-то и сумеешь понять больше, чем я.

- Спасибо, сестра Гертруда. Мне так жаль, что Наставница… Вы с ней подруги и мне страшно и представить, как вам сейчас тяжело… Может быть, она поправится?

- Она спит и мы не рискуем ее будить, я боюсь, что ее удерживает дар. Тогда она будет так страдать, - Гертруда поникла, плечи ее опустились, по морщинистой щеке покатилась слезинка. Я обняла ее за плечи, усаживая в кресло, и тихонько запела Песню. Гертруда пару минут спустя посмотрела на меня с благодарностью. – Ты очень добрая, Кэтрин, мы все это видим. У тебя чистое сердце и помыслы. Розалина была такой, как ты, искренней и чистой… Если сможешь, прости нас за то, что с ней случилось. Мы не уберегли ее от страшной трагедии, и тебя тоже. Прости…

- Я не питаю на вас зла, сестра Гертруда, - прошептала я. – Думаю, многие в том Совете не ведали, что делают. Быть может, и Анна была вынуждена так поступить…

- Я молилась о том, чтобы ты не стала Экалой, дитя мое, - Гертруда погладила меня по плечу. – В твоих глазах уже сейчас столько боли, а ты еще так молода… Я молю их, - она указала глазами в потолок, - чтобы они дали тебе хоть немного счастья за все, что приходится пережить тебе и пришлось твоей маме. Но я и завидую тебе, силе твоего духа. И верю, что ты выстоишь… Знаешь, есть валькирии те, кто просто наделен даром, а есть те, кто валькирии изнутри, из самой души. Истинные валькирии. И я верю, дитя, что ты из таких… И еще, - она улыбнулась. – При общении с сестрами держи язык за зубами получше. Кто именно уши врага и его глаза, мы не знаем. Но сдается мне, одна из них, по меньшей мере, из Совета… Ту, кого я в этом подозреваю, я держу поближе к себе… Но могу и ошибаться.

- Я буду молить их о том, чтобы вы не пострадали на этом важном посту в такое время, - пробормотала я. – Спасибо, сестра Гертруда. Быть может, мой единственный шанс сбудется и после войны я смогу быть с ним…

- Твоя любовь не ведает границ, Кэтрин, - покачала головой женщина. – Все, кого ты любишь, счастливые люди. Ты готова быть рядом с ними, что бы ни происходило. Отдать за них жизнь. Разделить горе и радость. Я знаю, ты боишься стать прежней, из другой реальности, но зря, милая. Поверь. То, какая ты сейчас, дорогого стоит. И даже Димитру этого в тебе не убить. Однако же… Нам пора, - она вздохнула. – Тут никого не может быть, тут даже мантия-невидимка не закроет, лишь Дар Смерти, если только. Но нам пора, - мы трангсрессировали обратно в комнату Оливии. Федерика и Мерседес как раз закончили делать перевязку. Последняя, с красными опухшими глазами, посмотрела на меня.

- Здравствуй, Кэтрин.

- Привет, - я взглянула на Оливию. За время нашего разговора с Гертрудой ничего не изменилось.

- Анна написала, сестра Гертруда, что мы можем голосовать, а она потом посмотрит уже на наше решение.

- Сестра Кэтрин, сестра Мерседес и сестра Федерика, через полчаса мы все соберемся в зале Большого Совета, чтобы проголосовать об очень важном решении, - заметила Гертруда. – Я пока осмотрю Наставницу Оливию, вы можете немного отдохнуть…

- Нет, сестра Гертруда, я останусь, - Федерика покачала головой. – Помогу вам. Мерседес, отдохни немного, ты почти не отдыхала эти дни, - молодая валькирия кивнула и вместе со мной вышла в коридоры Дворца. Мы молча шли рядом некоторое время, и вдруг в каком-то широком коридоре с белыми стенами, светлым паркетом и окнами с огромными подоконниками она кивнула мне на подоконник.

- Сядем? – я кивнула и мы уселись на прохладное дерево, поджав ноги. Места для двоих там с трудом, но хватало. Окна выходили в сад у Дворца, этаж это был третий. Я смотрела на ветви высоких могучих деревьев и маленьких плодовых, качавшиеся на сильном ветру. Одна из тонких веточек обломилась и упала… Уже мертвая частичка, еще недавно бывшая живой, дерева… Маленькая, но смерть… Мерседес проследила за веткой взглядом и посмотрела на меня. – Она выживет, я надеюсь. Я о Наставнице, конечно…

- Я тоже на это надеюсь, - пробормотала я.

- Знаешь, - Мерседес задумчиво посмотрела на меня. – Ты же отказалась, правда? Мы голосовали за твое включение в Совет, когда это случилось. Гертруда сказала, тебя надо будет спросить, правда…

- Я отказалась… Это огромная честь, конечно, и я польщена, но я отказалась. Мне сейчас немного не до этого. Проблемы большие, знаешь…

- Ну да. Я тебя понимаю, в общем-то, я бы на твоем месте тоже не хотела бы тут оказаться в плену бумажек и совещаний, и решать вопросы о вылазках и контратаках. Тем более у тебя там выбор, который в тебе нуждается, и любимый мужчина, за которого ты переживаешь… Понятно, что тебе хочется быть там, с ними, и сражаться вместе с ними.

- А у тебя? Тебя же тоже в Испании ждут, разве нет?

- Неа. Мой выбор женат и у него трое дочерей. Я крестная мать средней… Ну, ты сама понимаешь, что ждать меня там некому, своей семьи у меня нет, отца я видела последний раз лет в пять, а мама умерла, передав мне дар. У нас с ней как-то не сложилось с выбором… - меня передернуло, когда я представила себя на месте Мерседес. Я знала, что случается и такое, и искренне ей сочувствовала. Сколько же боли должно быть в душе этой молодой женщины, когда она смотрит на любимого ей человека, на выбор, без которого ей тяжело жить, и видит рядом с ним его жену и детей… Валькирии, внезапно осознала я, страдают по той или иной причине все, у каждой есть внутри что-то, что приносит бесконечную боль. Расплата за дар… Мне еще, подумала я, даже повезло… У меня до совсем недавних пор было больше счастья, чем боли. Вот только теперь это счастье таяло со скоростью снежинки, а боль – нет. Опять же – расплата за дар. – Как ты? Как дела с твоими чарами, ну, то есть с этими, плохими чарами… - заботливо поинтересовалась Мерседес. Я открыла было рот, чтобы рассказать о том, что кое-чего достичь удалось и видения, головная боль и сны перестали меня мучать, но вспомнила предостережение Гертруды. И потому ответила совсем другое, не то, что собиралась:

- Пока ничего особенно не изменилось. Разве что людей не пытаю, - Мерседес улыбнулась, рассказала мне что-то про повестки и успехи в борьбе с Хранителями, и нас позвали в Зал Большого Совета. Решать вопрос о том, будет ли Оливии дан шанс жить, или нет.

Огромная круглая зала с колоннами и балконом, украшенным резными белыми с золотом перилами. Золотистые подсвечники и огромная двустворчатая дверь в форме арки, из дуба, с золотыми ручками и засовами. Ковры устилали пол, каменный, кажется, мраморный. Ковры со всех концов света – персидские, турецкие, египетские мотивы. Как символ единства всех стран, в которых были валькирии… Большинства стран мира. И сто шестьдесят одно кресло, расставленных кругом в два ряда. Зеленых. Для валькирий, всех до единой, и для Анны. Именно здесь собирались раз в десятки лет, по вопросам особой важности… Я в таком собрании участия не принимала никогда, мама лишь однажды – выбирали новую Великую Валькирию Совета. Анна почему-то не стала назначать ее сама. В этой же зале судили за два самых страшных для валькирии преступления – убийство, не имеющее веских по Кодексу оснований, наказание за которое было самым страшным, каким бы ни было. И неисполнение прямых обязанностей, приведшее к бедам и неприятностям. Коротко говоря, в случае, если бы кто-то создал временные волнения и колебания, например, нарушил правила использования обычных, не наших, маховиков времени, а валькирия не стала исправлять это, что принесло беды и проблемы, за это наказывали самым строгим образом. Если сама валькирия допускала ошибки в управлении временем, а правила таких «игр» были строгими, ее наказывали самым строгим образом. И никаких смягчающих обстоятельств не принимали… К счастью, такое случалось очень редко. Третье преступление, за которое по Кодексу могли судить все сестры, еще никогда не воплощалось в реальность… Хотя наказание за него я представить себе боялась. Предательство. Ордена, сестер-валькирий, самих основ того, зачем мы нужны… Такого преступления, насколько мне было известно, не совершила ни одна валькирия за несколько тысяч лет. Или же… Этого не было выявлено, быть может.

Я села в том ряду, что был ближе к двери, внешнем. Мерседес опустилась рядом, глаза у нее все еще были красными и заплаканными. С другой стороны от меня села валькирия из Канады, тоже член Совета. Передо мной – Федерика и Ту Ким, кореянка. Однако взгляд мой упал на двух других валькирий, севших напротив, на чуть более большие кресла, чем прочие. Они стояли по бокам от кресла с самой высокой спинкой. Сейчас явно не занятого никем, поскольку принадлежало оно Анне. Гертруда опустилась в правое из них, если брать лицом ко мне, молодая валькирия, что отнеслась ко мне с такой неприязнью, в левое. Я шепотом спросила у Федерики, кто это.

- Сестра Ядвига, из Польши. – Шепотом отозвалась итальянка. - Стала валькирией девять лет назад, до этого полтора года числилась ученицей польской валькирии. Всегда старалась на благо Ордена и всех сестер… - я снова посмотрела на Ядвигу, перебросившую через плечо толстую темно-русую косу. Что-то было в ней мне знакомо, совсем неуловимо знакомо… Но я никак не могла понять, что именно… Между тем собрались все остальные… Половина – в белых мантиях и с лентами, другая половина – в платьях, джинсах, туниках, юбках и гоблин знает, чем еще, что позволило мне в моих джинсах и куртке чувствовать себя уместной. Все явно были в том же виде, в каком сюда прибыли, кроме тех, кто тут практически сейчас жил…

Темнокожие, азиатки, валькирии из Европы, Штатов, Латинской Америки… Я, наверное, только тогда по-настоящему осознала, как на самом деле нас много и какие мы все разные, и все же мы были для меня всегда как одна большая семья. И тем больнее и сложнее было мне осознавать, что в этой большой семье, служащей общей доброй цели, оказались предательницы… Я никак не могла в это поверить, хотя понимала, что сестра Гертруда едва ли имеет хоть крохотную причину мне врать, тем более такими вещами, что Оливию чуть не убили прямо во Дворце Сов. Но поверить все равно не могла.

- Найю нашли вчера, - прошептала Ту Ким, пока рядом с нами рассаживались все остальные. Она обращалась к моим соседкам, ну и ко мне тоже, как получалось. – Точнее то, что от нее остаться. Говорят, она превратиться в большой кусок кости, как уголь… - «обугленной кости» - мысленно перевела я для себя. - Работа ифрита… - ее передернуло.

Гертруда прокашлялась и призвала к тишине. Затем поднялась и заговорила:

- Сестры-валькирии, члены Совета и те, кто заботится о мире в согласии со своим даром, Советом и всем живым. Мы собрались здесь сейчас по очень страшной и грустной причине. Я могу принять такое решение сама, но я хочу, чтобы каждая из вас сказала всем, что у нее на сердце. Чтобы это непростое решение мы приняли сообща… - она говорила очень долго. О том ужасном вероломном нападении на Оливию, что устроили Хранители, о том, в каком состоянии теперь находилась бедная женщина, о том, что надежды у нас почти не было… И просила заглянуть в свое сердце и решить, дать ли Оливии уйти в иной мир, отправить ее туда. Или же дать ей вернуться в сознание и, быть может, испытать чудовищные муки… Чем дольше она говорила, тем сильнее с каждым словом мне хотелось рыдать, тем меньше я ее слышала.

«Диадема способна исполнить любое мыслимое желание. В том числе и такое, какое кажется несбыточным, но лишь однажды. Вернуть с того света, например, способна она. Но только раз исполнится такое желание, и исполнят его свыше, те, кто может изменить все в этом мире», - внезапно в моей голове прозвучал голос дяди Влада и Димитра. Он рассказывал это маме. Я хотела загадать такое желание, и я знала, каким оно будет. Мама… Та, ради возвращения кого я отдала бы все на свете… Однако что-то во мне, пока я слушала мрачные пророчества об Оливии, дрогнуло. Какая-то частичка моей души, которая совсем немного времени спустя снова подала голос, наверное то самое, что определяет истинную валькирию, внезапно для меня приняла другое решение. Миг спустя его приняли сердце и рассудок.

- Я прошу сестер, которые хотят того, чтобы мы дали Оливии шанс очнуться живой, не отпустили ее, поднять правую руку, - Гертруда оглядела нас. – Будьте честны с собой и своей душой, - тихо добавила она. Но в мрачной тишине Зала слова эти были отчетливо слышны.

Сотня рук взметнулась вверх, в том числе и моя собственная, и моих соседок из Совета. В том числе и рука Ядвиги. В том числе и рука Гертруды…

- Те, кто не будут решать это и отказываются голосовать? – рук пять или шесть поднялись в воздух.

- Те, кто хочет отправить ее в мир иной, забрав дар? – все оставшиеся подняли руки. Но сотня голосов против чуть более чем пяти десятков все-таки была большим перевесом. Решение большинства членов Совета Наставница Оливия осталась жива. После оглашения непростого решения Совета, которое теперь должна была одобрить Анна, когда прибудет, я попросила у Гертруды разрешения на пару минут остаться наедине с Наставницей. Оно было мне дано и вскоре я сидела у ее постели, держа ее за уцелевшую руку. Оливия слабо дышала сквозь стиснутые зубы, с хрипом, и я не уверена была, что она меня слышит. Но, наложив на нас с ней сеть чар, защищавших от прослушивания, которые когда-то модифицировал папа в целях работы, а потом научил и меня. И, погладив морщинистую опавшую щеку, зашептала. Нас не могли услышать, но говорить громко мне было сейчас попросту больно.

- Наставница Оливия, обещаю вам, если однажды Диадема попадет в мои руки, я попрошу ее исцелить вас и других, кто пострадал от ингатуса, но остался жив. Как то мое желание, что кажется несбыточным. Немыслимое… - я вздрогнула, осознав, что Оливия сжала мою руку и ладонь словно льдом обожгло. Мгновение спустя рука Оливии бессильно упала на постель, а я, не веря глазам, смотрела на свою ладонь, на которой очень быстро таяли словно чернилами набранные слова: «тебе не надо для этого с ней контактировать прямо»… Мне это явно не показалось, но Оливия не подавала признаков сознательной жизни, и я не понимала, что же только что произошло. В памяти всплыли ее слова: сами валькирии в точности не знают, что мы можем.

Возможно, подумалось мне, это было как раз такое вот событие… Но теперь мне предстояло понять кое-что куда более существенное. Что именно она хотела мне этим сказать…
А еще немного погодя я, попросив Гертруду подождать с Оливией до конца войны с Хранителями и уговорить Анну подождать, отправилась обратно к ребятам в самом ужасном расположении духа. Гадая, что пыталась донести до меня Наставница. Однако там, у ребят, оно у меня немного улучшилось. Впервые за долгие месяцы мы по-настоящему чего-то достигли…

***

Это было раннее утро, было еще темно, Совещание Большого Совета прошло ночью, и длилось несколько часов, в течении которых говорила в основном Гертруда, но ей и задавали вопросы, вроде того, каковы шансы на каждый возможный исход. А после Совещания я еще пообщалась с некоторыми из сестер, осторожно расспрашивая их о том, что творится в их странах. И узнала, почему меня не дергают ко всем другим. В моей стране Хранители не буйствовали, зато темные маги распоясались ужасно, и мой долг был наравне со всеми их противниками бороться с ними. Сестра Адель, француженка, молодая блондинка лет тридцати семи примерно, рассказала подробнее о том, что случилось с Луи, мужем нашей Жоззи. Я в ужасе вздрогнула, подумав о том, что Оливии еще повезло. Взрослый мужчина лишился одного уха, интеллекта, плоховато видел и уже ничего не слышал, говорил косноязычно и почти не мог двигаться. Ходил с помощью кого-либо, руки постоянно дрожали… Раны от других пыток только недавно зажили. Младшая сестра Адель, Констанция, заботилась о нем по просьбе старшей, отучившись на колдомедика, но не успев еще выйти на работу по этой специальности… Самым любимым его занятием теперь было пускать мыльные пузыри и раскрашивать овечек и свиней в книжках-раскрасках… Оливии и впрямь еще повезло…

Я трансгрессировала по браслету, как обычно, в заснеженный лес. И тут же съежилась от жуткого холода, пробиравшего до костей. Я оказалась у входа в палатку, кивнула сидевшему на старой диванной подушке Гарри, улыбнувшемуся мне все еще натянутой улыбкой. И прошла внутрь, чтобы одеться потеплее… Я натянула на себя все три своих свитера, точнее, один из них отдала мне Гермиона, теплую куртку, старую – однажды я все же просто вынуждена была попасть в Литтл-Хейминг. Мои вещи обнаружились в комнате Гарри (оригинально, ничего не скажешь)… Иначе мы бы все просто окоченели в такие вот ночи. Пожиратели явно уверены были, что туда мы больше не придем. Никто не караулил это место. Вообще никто. Но я все равно не сняла Мантию ни на миг, чтобы не рисковать… Риска мне в жизни в то время и так хватало…

Я как раз выходила из палатки, когда Гарри внезапно на что-то уставился, застыв.

- Постой, не уходи! – хрипло произнес он, поднимаясь на ноги. Гермиона спала. Я застыла на выходе из палатки и поняла, на что же уставился Гарри…

Серебристо-белая лань, Патронус, удивительно реалистичный. Изящные ее копытца легко и быстро ступали по снегу, не оставляя следов. И она уже почти скрылась в чаще…
Патронус. Лань. Я знала всего троих обладателей такого Патронуса, включая меня саму, ведь на лань сменился мой общий для всех валькирий лебедь, когда я терзалась неразделенным чувством к тогда еще профессору Снейпу. Я как-то на наших с ним уроках на пятом курсе увидела его Патронус… И очень скоро узнала, что и мой стал таким же… Лили была ныне покойна, я не создавала Патронуса… Сердце чуть не рухнуло куда-то вниз от одной лишь мысли. Северус…

«В мире могут быть еще десятки тех, у кого Патронус – лань», - внушала я себе, когда Гарри, несмотря на мое:

- Стой! – помчался следом за прекрасным созданием. Я, как легко догадаться, следом за ним.

«Десятки, может, и есть, - язвил внутренний голос, - но едва ли кому-то из них взбредет в голову присылась лань к тебе и Гарри Поттеру…»

«Заткнись!»

«С другой стороны, как он вас нашел? Может, это ловушка?»…

«Заткнись, я сказала!» - внутренний голос замолчал, и очень вовремя. Мы оказались где-то в лесной чаще. Покрытые снегом ветки неприятно ободрали и без того замерзшее лицо. Гарри остановился, потому что остановилась лань. Она посмотрела на него и исчезла… Выполнила свою миссию, приведя его (или нас) сюда? А теперь?

- Люмос! – Гарри зажег волшебную палочку Гермионы. Я коснулась маховика, вытащив его на мороз и извинившись за то, что он столкнется с жутким холодом. Тот засветился приятным светом, но весь как-то съежился в моих пальцах. Я мысленно пообещала его потом греть весь день теплым огоньком…

Широкий круг света озарил нас, когда я подошла к Гарри. Мы молча вслушивались в лесные шорохи, шуршание снега, треск веточек. Даже мне было страшно… Я позволила интуиции валькирии заслонить сознание, схватив Гарри за свободную руку. Тот крепко сжал мою ладонь. На самой границе света кто-то есть, или это только кажется? Может быть, Северус?

В свете палочки Гарри блеснуло замерзшее озеро, небольшое. Гарри отпустил мою руку и подошел к бережку, повыше подняв палочку… Я последовала его примеру, убирая часть про палочку, конечно. В глубине озера что-то лежало. Большое серебристое что-то… Под толстым слоем льда.

- Кэт, - шепнул Гарри. – Ты это видишь? Это же рубин? – что-то насыщенно-красное и впрямь блеснуло в свете его палочки.

- Вроде да, - мы оба стояли на коленях на краю озерца, вглядываясь в свете маховика и палочки в толщу льда. Наконец Гарри поднял на меня глаза, расширенные от изумления.

- Это же меч Гриффиндора, - выдохнул он. Мы в немом изумлении смотрели друг другу в глаза. В голове билось множество вопросов «Как?». Как нас нашли и кто? Как тут оказался меч Гриффиндора? Как давно этот меч тут, с прихода ребят или он ждал их тут раньше? И если он тут с их прихода, тогда где же тот, кто положил его сюда? А если он ждал нас тут давно, что заставило ребят прийти именно сейчас именно в этот лес. И кто же его сюда положил? Неужели все-таки Северус? И где он сейчас?

Гарри указал волшебной палочкой на серебристый контур и проговорил вполголоса:

- Акцио, меч!

Меч не шелохнулся. И это было неудивительно. Глупо было бы делать все так просто… Гарри обошёл круглое ледяное окошко. Я молча стояла на берегу и смотрела на меч. Вряд ли его можно вытащить магией…

- Помоги! — прошептал Гарри, однако меч остался неподвижен. Я попыталась приманить его своими собственными чарами, как валькирия, но и это не принесло результата. Еще немного погодя Гарри тяжело вздохнул. Я уже понимала, что придется делать, и он это тоже понял. Нырять. А учитывая, что из меня пловец никакой, нырять будет Гарри. Мы снова осмотрелись кругом, но нападать на нас вроде никто не собирался.

- Я посторожу, - шепнула я. Гарри кивнул и начал стаскивать свитера, которых на нем была просто уйма. Вскоре его затрясло от жуткой стужи, зубы застучали, но он все-таки снял с себя кучу одежды и в одних трусах встал на берегу. Меня, конечно, он мог и стесняться, но выбора у нас не было, да и в общем-то я его в плавках и в белье видела раньше. Снял с шеи свой мешочек с разными мелочами, обнял себя руками. Я попыталась магией его согреть, но удавалось слабо. Стужа была сильнее, чем мои способности, тем более в состоянии депрессии, а я пребывала именно в нем.

- Диффиндо! – пробормотала я, чтобы ускорить неприятный процесс.

Ледяная корка лопнула с треском, похожим на выстрел, куски льда закачались на тёмной воде. Вроде тут было неглубоко, но нырнуть придется… Я с ужасом смотрела на то, как Гарри положил палочку Герми на землю и прыгнул в воду. Меня никакая сила на свете не заставила бы войти в воду больше, чем по пояс. Когда мне было шесть, я чуть не утонула в реке, на которой отдыхала с мамой. Она тогда спасла меня, но страх перед водой остался на всю жизнь… Гарри же похлопал себя руками по плечам и, сделав глубокий вдох, с головой ушел под воду. Сквозь темную толщу воды я видела, как он достал до меча и ухватил рукоятку. И начал поднимать меч наверх, как вдруг…

Он замер под водой, трогая шею, словно пытаясь освободить ее от чего-то, и вдруг забился, словно пытаясь освободиться от тяжелого груза и выплыть на поверхность. Я осознала, что он тонет… Что-то тянет его ко дну… Что-то не дает ему выплыть, и заставляет его лишь биться о берег, под водой…

Перед глазами внезапно вспыхнул Гарри, стоящий у кромки воды в одних трусах. С медальоном на шее… Медальон! Крестраж! Он-то его и топит…

Все детство мне снились кошмары и я до конца так и не смогла забыть ужасного ощущения, когда вода сдавливает тебя со всех сторон, когда она заливается в уши, нос, рот, и ты, отчаянно барахтаясь и задыхаясь, корчишься, уже теряя связь с миром, уже уходя в мир иной. Страх, отчаяние и попытки выбиться, вырваться из плена воды, попытки позвать на помощь, а потом – пустота и что-то давящее в голове, и кажется, что толща вокруг тебя вот-вот раздавит…

Вода с того дня стала моим настоящим кошмаром, я никогда не плавала и долгое время мама купала меня, уговаривая лечь в ванну с водой. А я хватала ее за руку, сидя как можно выше и ровнее, и умоляла не уходить... Я боялась снова оказаться в ужасных лапах смерти… И этот страх не исчез и много лет спустя…

Но в тот миг я получила подтверждение тому, что Гарри – мой выбор, и ради выбора валькирия пойдет на что угодно. Едва я осознала, что его топит крестраж и сам он не выберется, как мои пальцы уже расстегивали молнию толстой куртки. Я нырнула бы прямо в свитерах, неважно, что вылезла бы мокрой насквозь, медлить было нельзя и на секунду. Подсознание потребовало перед нырянием только одного. Куртка могла помешать мне вытащить Гарри. Но меня, уже снявшую куртку, опередили.

Что-то темное, одетое, высокое бросилось в воду и, обхватив Гарри руками, борясь с крестражем, вынырнуло вместе с ним и вылезло на берег, после того, как я помогла вытянуть Гарри. Тот был в полуобморочном состоянии, но воду сумел отплевывать сам, что избавило нас от необходимости делать искусственное дыхание. Крестража у него на шее не было.

- Кэт… Вот скажи честно… Это, он совсем больной? – отдышавшись немного, спросил спаситель кузена. Я подняла глаза, уверившись, что братишка жив и приходит в себя, при звуках этого голоса. Рыжие волосы прилипли к щеке, одежда промокла насквозь, в одной руке меч, в другой – сорванный с шеи Гарри крестраж.

- Рон?! – Уизли смущенно кивнул. – Да, Рон, он балбес, - улыбнулась я, обнимая мокрого парня. – Спасибо!

- Ну… Я… - Гарри вскочил на ноги, кашлянув, и уставился на Рона так, словно увидел Пивза с нимбом над головой…

- Т-ты…

- Какого чёрта ты не снял эту пакость, раньше чем соваться в воду? — пропыхтел Рон, размахивая крестражем, который покачивался взад-вперёд, как на сеансе гипноза. Гарри промолчал, начиная одеваться и почти не сводя при этом глаз с Рона. Наверное, боялся, что Рон исчезнет, если на него не смотреть. Или что Рон превратится обратно в меня, может быть. Наконец свитера на Гарри были натянуты и он снова повернулся к нам.

- Эт-то был т-ты? — спросил Гарри всё ещё придушенным голосом и стуча зубами.

- Ага, — сказал Рон с довольно смущённым видом.

- Т-ты наколдовал эту лань?

- Чего? Да нет, конечно! Я думал, она твоя.

- Мой Патронус — олень. У Кэтрин лань.

- Ах, да, то-то мне показалось, что она немножко другая, не как у тебя… Кэт, это твоя?

- Нет, - я отрицательно покачала головой. – Я прибежала следом за Гарри, не знаю, откуда взялась эта лань, - я слегка кривила душой. Точно я этого и впрямь не знала, но у меня были некоторые догадки на этот счет. Что эта лань – дело палочки Сева… Только где он сам и почему не помог? Или он отправил Патронуса и ушел? В любом случае рассказывать Гарри, какой Патронус у его самого нелюбимого преподавателя, я не собиралась. Не лучший момент, думалось мне, рассказывать такое.

Гарри повесил мешочек обратно на шею, поднял палочку Гермионы и взглянул на Рона:

- Откуда ты взялся?

- Ну, ты понимаешь… Я… Я вернулся. Если… — Он прокашлялся. — Ну, ты знаешь. Если вы меня примете. – Повисла тишина. Я вспомнила скандал, сопровождавший уход Рона… Но ведь он только что спас Гарри! Вернулся к нам… Я улыбнулась Уизли, видя, что ему не по себе и желая хоть немного подбодрить… Рон же глядел на свои руки, явно не зная, что еще сказать… - А, да, я его вытащил, — сообщил он очевидное, показывая меч. — Ты ведь за ним полез, так?

- Ага, — сказал Гарри. — Только я не пойму, как ты-то здесь оказался? Как ты нас нашёл?

- Долго рассказывать, — буркнул Рон. — Я вас давно уже ищу. Лес такой здоровенный. Я уж думал, придётся заночевать под деревом, и тут вижу — олень, и ты за ним.

- Ты больше никого не видел?

- Нет, — сказал Рон. — Я… - Он запнулся, глядя на два дерева чуть в стороне, растущие почти вплотную друг к другу. – Мне, вроде, показалось, что там что-то шевелится, но я торопился, потому что ты нырнул и с концами, я не мог особо там разглядывать… Эй!

Гарри уже сорвался с места и бежал туда, куда указал Рон. Я подоспела следом. Два дуба росли совсем рядышком, между стволами оставался небольшой просвет, как раз на уровне глаз — идеально, чтобы всё видеть, а самому оставаться невидимым. Правда, снега у корней не было и следов тоже. Мы вернулись к Рону.

- А как меч попал в озеро?

- Его положил тот, кто прислал Патронуса.

Оба посмотрели на серебряный меч. Украшенная рубинами рукоять поблёскивала при свете Гермиониной волшебной палочки.

- Думаешь, настоящий? — спросил Рон.

- Проверить можно только одним способом, правильно? — сказал Гарри. Я посмотрела на крестраж, раскачивающийся на цепочке. Он слегка подергивался, а мой маховик засветился приятным желтым светом. Крестраж, точнее та часть души Беллатрисы, что жила в нем, понимала я, и взбунтовалась, волнуясь и чувствую угрозу для себя. Маховик, напротив, ощущал, что скоро неприятное соседство закончится, и радовался тому, что мы с ним больше не будем так близко к злу… Я, само собой, разделяла настроение маховика, не испытывая симпатии к крестражу.
Гарри огляделся, высоко подняв волшебную палочку Гермионы, увидел что-то и позвал Рона. Я почти была счастлива, предвкушая, что скоро ненавистный мне крестраж исчезнет. Совсем скоро… Гарри же смахнул снег с плоского камня. Мы с Роном подошли ближе и Рон протянул брату меч.

- Давай ты, - покачал головой Гарри. – Сделай это.

- Я? — изумился Рон. — Почему?

- Ты достал меч из озера — значит, он твой. Я его открою, — объяснил Гарри, — а ты шарахнешь мечом. Сразу, понял? Потому что эта дрянь будет отбиваться. Тот кусочек, что жил в дневнике, меня чуть не прикончил.

- А как ты его откроешь? — испуганно спросил Рон.

- Попрошу на змеином языке, — сказал Гарри. Я усмехнулась при мысли о том, как же это просто… Как мы все не додумались раньше?!

- Стой! — крикнул Рон. — Не открывай, серьёзно!

- Почему? — спросил Гарри. — Отделаемся от этой мерзости, она мне уже поперёк горла…

- Гарри, я не могу. Правда, давай лучше ты…

- Да почему?

- Потому что эта штука плохо на меня действует! — выпалил Рон и попятился от камня, на котором лежал медальон. — Гарри, я не оправдываюсь, она действительно на меня сильнее действует, чем на вас. У меня от неё всякие дрянные мысли лезут в голову. Не могу объяснить, а как сниму эту штуковину — вроде и в голове проясняется, а потом как опять надену… Не могу я, Гарри! – он мотал головой и на шаг отступил от медальона. – Не могу!

- Можешь, — сказал Гарри. — Можешь! Ты же достал меч — значит, ты и должен её разрубить. Ну, я тебя прошу, разделайся с ней, Рон!

- Рон, - я мягко положила руку на плечо Уизли. – Прошу тебя. Эту штуку внутри надо убить, и ты сможешь. Это будет наша первая победа. Твоя победа, Рон!

- Скажи, когда пора, - пробормотал Рон, подойдя к камню. Гарри вгляделся в гравировку на крестраже. То, что обитало в медальоне, задрыгалось, точно пойманный таракан… Маховик же вспыхнул еще ярче, что заставило меня сжать его рукой. Он явно буквально ликовал из-за грядущей маленькой победы над злом. Я пока еще – нет.

- На счет три…

- Ладно, - кивнул Рон.

- Раз… два… три… Откройся!

Последнее слово прозвучало рычащим шипением, и золотые створки, щёлкнув, раскрылись. За стёклышками, вправленными в створки, блестели живые глаза. Темные. С жутким взглядом…

- Бей, — сказал Гарри, придерживая раскрытый медальон на камне.

Рон дрожащими руками поднял меч. Кончик меча завис над бешено вращавшимися глазами. Гарри крепче ухватил медальон — он уже приготовился увидеть, как из-за разбитых стёкол брызнет кровь.

Вдруг из крестража раздался голос:

- Я видела твоё сердце, и оно — моё!

- Не слушай ее! — прохрипел Гарри. — Бей!

- Я видела твои сны, Рональд Уизли, я видела твои страхи. То, о чём ты мечтаешь, может сбыться, но и то, чего ты боишься, может сбыться тоже…

- Бей! — заорал Гарри.

Его голос эхом прокатился между деревьями. Клинок задрожал.

- Нелюбимый сын у матери, которая всегда мечтала о дочери. Вечно на вторых ролях, вечно в тени…

- Рон, бей скорее! — рявкнул Гарри, чувствуя, как содрогается медальон под его руками, и пугаясь того, что может случиться. Рон ещё выше занес меч. Глаза вспыхнули красным. Над медальоном внезапно выросли две призрачные фигуры. Высокий парень в очках, взъерошенный, и девушка пониже, с кудрявыми волосами.

«Гарри и Гермиона?» - подумала я. Еще одна, третья фигура, возникла рядом с первыми двумя. Девушка чуть ниже первой, кудрявая… С маховичком на призрачной шее… Я. Медальон раскалился добела, Гарри отскочил в сторону.

- Рон! – воззвала я. Мне стало страшно осознавать, что этого может не случиться. Что Рон не уничтожит медальон. Не сумеет. Но маховик по-прежнему, что я ощущала, ликовал.

- Зачем ты вернулся? Нам было лучше без тебя, мы были счастливы, мы радовались, что ты ушёл… Мы смеялись над твоей глупостью, над твоей трусостью, над твоим самомнением… - издевательским высоким голосом заговорил призрачный Гарри.

- Самомнением! — подхватила призрачная Гермиона, она наводила страх, раскачиваясь и насмехаясь над Роном, опустившим меч.

- Кому ты нужен? Гарри Поттер – Избранный, он многое совершил в своей жизни. А что сделал ты? Ты всегда будешь просто парнем второго сорта, рядом с ним… - это слова, голосом Лестрейндж, вырывались уже изо рта призрачной меня…

- Просто незаметной пешкой на фоне Гарри, Мальчика-Который-Выжил! – захохотала Гермиона, раскачиваясь еще больше.

- Бей, - почти взмолилась настоящая я. – Рон, пожалуйста!

- Твоя мама хотела, чтобы я был её родным сыном, — глумился фальшивый Гарри, — она сама так говорила, она бы рада была променять тебя на меня…

- И любая мать была бы счастлива, если бы Гарри был ее сыном, - подхватила лже-Гермиона.

- Если бы я могла выбрать сына между тобой и Гарри, я никогда не взяла бы такое ничтожество, как ты. Ты пустое место, просто ноль, - мои губы изогнула жуткая ухмылка. – Даже я, валькирия, считаю тебя ничтожным. А ведь я уважаю почти всех людей…

Рон смотрел на троих лже-нас с мукой в лице. Он высоко поднял меч дрожащими руками.

- Давай, Рон! — завопил Гарри. Рон глянул на него и сделал взмах.

Сверкнул меч, Гарри шарахнулся в сторону, послышался звон металла, потом протяжный вопль. Я отпустила маховик, Гарри схватился за палочку, но сражаться было не с кем. Рон, тяжело дыша, стоял с мечом в опущенной руке, а перед ним на камне лежали обломки разбитого медальона. Глаза Уизли были мокрыми от слез.

Гарри нагнулся, притворившись, что ничего не заметил, и поднял разрубленный крестраж. Рон разбил стекло в обоих окошках, запятнанная шёлковая подкладка слегка дымилась. Тварь, что жила в крестраже, сгинула. Рон уронил меч, от чего тот тихо звякнул, и упал на колени, хватаясь за голову. Я обняла его за плечи, встав на колени рядом с ним. Гарри убрал куда-то крестраж, точнее, бывший крестраж, и встал с другой стороны от Рона, положив руку ему на плечо…

- Когда ты ушёл, — очень тихо заговорил он. - Гермиона несколько дней плакала. Может и дольше… Нам всем было не по себе… Мы целыми вечерами вообще не разговаривали. Ну, разве что Кэт пыталась нас разговорить. Без тебя…

- Мне тоже было не по себе, Рон. Валькириям не рекомендуется унывать, но я унывала, и когда ты ушел, мне было трудно. Я рада, что ты вернулся. Правда рада.

Рон не ответил. Он отвернулся от Гарри и шумно высморкался в рукав. Гарри встал и отошёл туда, где валялся громадный рюкзак Рона, который тот бросил, когда бежал вытаскивать Гарри из воды. Гарри взвалил рюкзак на спину и вернулся к Рону. Тот поднялся на ноги с красными глазами, но вполне владея собой.

- Извините, — сказал он севшим голосом. — Я жалею, что ушёл. Знаю, я поступил как…

- Ты сегодня вроде как всё это наверстал, — сказал Гарри. — Вытащил меч. Прикончил крестраж. Мне жизнь спас.

- Звучит куда круче, чем всё было на самом деле, — пробормотал Рон.

- А оно всегда звучит куда круче, чем было на самом деле, - сказал Гарри. - Я тебе уже много лет об этом талдычу.

Они обнялись. Под руками Гарри захлюпала водой промокшая куртка Рона. Толстая, но не такая как у меня… В такой я нырнула бы, и даже чутье валькирии не остановило бы. В своей я и сама могла бы утонуть, если бы она потяжелела, вместе с Гарри. Я ужаснулась, осознав, что собралась тогда нырять, не умея плавать. Воистину, валькирию, исполняющую свой долг, ничто не остановит. Особенно когда она спасает выбор. Ну… если только необходимость сделать что-то, чтобы выбор не добить. Ничего кроме…

Гарри отпустил Рона, которого тут же обняла я. Я осознала и еще кое-что и мне захотелось запеть от счастья. Крестраж уничтожен! Впервые за долгие месяцы мы реально продвинулись вперед. У нас был меч Гриффиндора и один из пяти крестражей погиб. Пяти уцелевших ранее, конечно.

- Ребята, мы сделали это! Крестража больше нет! Рон, ты герой! – я в тот момент была совершенно искренна. Я и правда считала Уизли героем, убившим чудовище, живущее в медальоне. Решившимся это сделать вопреки моральной трудности, собравшим для этого мужество. – Мы молодцы… - по щекам покатились слезы радости, от мокрой одежды Рона промокла и моя, я осознала, что куртку так и не надела, и зубы застучали от жуткого холода. – Думаю, самое время пойти в палатку, - надевая куртку, заметила я.

- Найти бы ее еще, - усмехнулся Гарри.

Но палатка отыскалась без труда, а обратная дорога вышла на удивление короткой. После озера и заснеженного леса здесь было упоительно тепло. Уютно светились синенькие язычки волшебного огня в миске на полу. Гермиона крепко спала, свернувшись в клубочек под одеялом, и не проснулась, пока Гарри не позвал её несколько раз по имени. Она пошевелилась, потом резко села, откидывая волосы с лица.

- Гарри? Что случилось? Ты цел? Кэт вернулась?

- Всё в порядке, всё отлично. Даже замечательно. Тут к нам кое-кто пришёл…

- Ты о чём это? Кто?..

Она увидела Рона — он стоял с мечом в руке, и вода капала с него на потёртый ковёр. Гермиона выскользнула из кровати и, двигаясь как во сне, шагнула к Рону, не сводя глаз с его бледного лица. Она остановилась перед ним, приоткрыв губы и широко распахнув глаза. Рон слабо, с надеждой улыбнулся и протянул к ней руки.

- Гермиона, - тихо произнес он. – Мы же друзья, и…

Гермиона кинулась на него и принялась колотить по чём попало.

- Ай, Гермиона, ой! Ты чего? А-а!

- Рональд… Уизли… ты… последняя… задница! - Каждое слово сопровождалось ударом. Рон пятился, прикрывая голову, Гермиона наступала на него. - Приполз… обратно… столько… времени… собирался… где моя волшебная палочка?!

- Протего! – шепнул Гарри.

Между Роном и Гермионой возник невидимый щит. Гермиону отбросило на пол. Она выплюнула попавшие в рот волосы и снова вскочила.

- Отдай мою волшебную палочку! Дай сюда, я сказала!

- Гермиона, остановись…

- Нечего тут командовать, Гарри Поттер! — крикнула она. — Не смей мне указывать! Отдай сейчас же! А ты!

Она обвиняюще ткнула пальцем в сторону Рона, словно проклиная, тот отступил на несколько шагов.

- Я бежала за тобой! Я тебя звала! Я умоляла тебя вернуться!

- Знаю, — пробормотал Рон. — Гермиона, прости. Я правда жалею, что ушёл…

- Ах, жалеешь! - Гермиона пронзительно расхохоталась. Рон беспомощно посмотрел на Гарри, но тот только растерянно развёл руками. – А ну дай мою палочку, Гарри! – Гермиона снова напустилась на брата, словно обезумев. Я осторожно пошевелила пальцами правой руки, шепнув себе под нос пару слов на латыни, и Гермиона оказалась сидящей на нижней кровати со связанными фиолетовой веревочкой руками. Недобро фыркнула и покачала головой, глядя на меня. Рон же смотрел на меня с благодарностью.

- Он столько времени где-то шатался, а сейчас он просто говорит, что мои извините, мне жаль, но мы же друзья, и все отлично?! – продолжила она возмущаться.

- А что еще я могу сказать? – вспыхнул уже Рон.

- Даже не знаю! — с жутким сарказмом ответила Гермиона. — Ты уж подумай, Рон, напряги извилины — на это много времени не надо, их всего-то две с половиной…

- Гермиона, — встрял Гарри, не вынеся такого низкого приёма, — он меня спас…

- Успокойтесь все! – рявкнула я. Подушка на кровати, на которой сидела Гермиона, вспыхнула. Гарри поспешно ее затушил взмахом палочки. Сердиться начинала уже я, что отрезвило троицу – разгневанная валькирия в разы опаснее злой школьницы без волшебной палочки. – Рон спас Гарри, уничтожил крестраж и искренне раскаивается. Если тебе мало его слов, вот тебе мои – он искренен! Надеюсь, тебе-то ума хватит не спорить с интуицией валькирии?! – Гермиона подавленно кивнула. – Лично я предлагаю нам проголосовать, примем мы Рона, или нет. И лично я – за его возвращение.

- Я тоже, - кивнул Гарри. Гермиона с возмущенным выражением лица подтянула под себя ноги и поджала их. Я развязала ей руки и девушка скрестила их на груди.

- Тогда голосов все равно большинство! – фыркнула она. – Но! Столько времени прошло, мы могли десять раз погибнуть, а ему и горя мало…

- Я знал, что вы не погибли! — рявкнул Рон, впервые перекричав её и подскочив к самому щиту. — Про Гарри без конца пишут в «Пророке», и по радио говорят, и везде вас ищут, прямо с ума все посходили, я бы сразу услышал, если бы вас поймали, вы даже не знаете, каково мне пришлось… Я, как только трансгрессировал, сразу и пожалел, я бы вернулся в ту же минуту, только наскочил на егерей, понимаешь, Гермиона, и они меня загребли!

- На кого наскочил? – пока Герми с негодованием в глазах буравила этими глазами Уизли, спросил Гарри.

- На егерей, — повторил Рон. — Они теперь повсюду шастают, целыми бандами, зарабатывают золотишко тем, что ловят лиц магловского происхождения и предателей-чистокровных. Министерство за каждого даёт награду. Я был один, а по возрасту вроде школьник, вот они и обрадовались — решили, я из семьи маглов и скрываюсь. Сказал им, что я Стэн Шанпайк, первое, что придумал. Поверили.

- Серьезно? – спросила я, заставив его жестом снять мокрую куртку. Рона надлежало согреть и принять меры, иначе ему грозило слечь с жаром надолго…

- Умом они не блистали. Один по виду частично тролль, да и по запаху тоже.

Рон покосился на Гермиону, явно надеясь, что она оценит юмор и смягчится, но Гермиона по-прежнему сидела, теперь уже с каменным лицом, прочно сплетя руки.

– Вот они спорили, Стэн я или нет, - поморщился парень. – Только их было пятеро и они палочку отобрали. Потом они давай драться, отвлеклись все, я освободился, ну, укусил типа, что меня держал, в живот, отобрал палочку, свою вернул, еще одного разоружил, в смысле. Трансгрессировал. Не очень удачно, у меня опять расщеп вышел, - на двух пальцах его правой руки не хватало ногтей. – И пока дошел до ночевки, я был за несколько миль от вас, вы уже ушли…

- Боже, какая захватывающая история, — надменно сказала Гермиона. Она всегда говорила таким тоном, когда хотела обидеть. — Бедненький, как ты натерпелся! А мы с тобой, Гарри, что делали? Побывали в Годриковой Впадине, и что же там такое было, даже и не припомню… И Кэт с нами была… Ах да, Сам-Знаешь-Чья змея на нас набросилась, мало что не убила, а потом и Сам-Знаешь-Кто притащилась, мы разминулись всего на секунду…

- Что? — спросил Рон, потрясённо глядя на нас всех.

- Мы искали меч Гриффиндора, - я всерьез подумала, не заткнуть ли рот Гермионе, явно не желавшей успокаиваться.

- Одно только мне хотелось бы знать, — проговорила она, уставившись в точку над головой Рона. — Как ты нашёл нас сегодня? Это очень важно. Если мы это поймём, сможем в дальнейшем обезопасить себя от непрошеных гостей.

Рон угрюмо посмотрел на неё и вытащил из кармана джинсов какую-то серебряную вещицу.

- Вот этим. – Это был делюминатор, Гермиона от удивления забыла о том, что она в гневе, и во все глаза глядела на Рона. Тот же начал рассказывать…

Оказалось, что наследство Дамблдора было не просто игрушкой для включения и выключения света. Утром на Рождество он слушал радио, и вдруг из кармана, точнее из делюминатора, шел голос Гермионы. Почему именно тогда, он не знал, так как вернуться хотел и раньше. Я же догадалась, когда он сказал, что услышал свое имя и «волшебная палочка», что услышал он о себе, а мы, вполне вероятно, тогда впервые упомянули его имя вслух…

- Ну вот, я его вынул, — продолжал Рон, глядя на делюминатор, — и вроде он выглядел как всегда, но я же точно слышал твой голос. Так что я щёлкнул. В комнате свет погас, но зато появился другой, прямо за окном. Это был как будто пульсирующий шар света, синеватый такой, вроде того, что бывает вокруг портала, знаете?

- Ага…

- Я понял, что это мне и надо, — сказал Рон. — Похватал барахло, нацепил рюкзак и пошёл в сад. Шарик света меня дожидался, а как я вышел, он полетел вперёд, так это подпрыгивая, а я двинулся за ним. Он привёл меня за сарай, а потом… ну, переместился в меня. Я его чувствовал, он такой горячий. Я сразу сообразил, что надо делать. Понятно было, что он вынесет меня, куда нужно. Я трансгрессировал и попал на какой-то холм. Там лежал снег…

- Мы там были! — подхватил Гарри. — Две ночи там провели, и на вторую ночь мне всё казалось, что кто-то ходит и зовёт меня в темноте.

- Ага, это, наверное, был я, — сказал Рон. — Ваши защитные заклинания здорово работают — я вас так и не смог увидеть и услышать тоже, но я был уверен, что вы где-то рядом, так что в итоге вытащил спальник и стал ждать, пока вы появитесь. Думал, увижу, когда вы будете складывать палатку.

- Да нет, — сказала Гермиона, — в тот раз мы трансгрессировали под мантией-невидимкой, для перестраховки. И отправились очень рано, потому что, как Гарри сказал, слышали, будто кто-то бродит вокруг.

- Ну вот, а я целый день просидел на холме, — продолжал Рон. — Всё ждал, что вы покажетесь. А когда стало темнеть, я понял, что упустил вас, и опять щёлкнул делюминатором, синий свет вошёл в меня, я трансгрессировал и оказался здесь, в лесу. Ну, вас опять не было видно, оставалось только надеяться, что кто-то из вас объявится… Гарри и объявился. То есть сначала-то я увидел серебряную лань…

- Что увидел?! – не поняла Гермиона. Мы описали ей, что случилось за время ее сна. Рон попутно снял с себя большую часть мокрых свитеров, я дала ему немного согревающего в таких вот ситуациях зелья из своих запасов (Гарри никогда бы его не взял, если бы знал, кто его на самом деле сварил, поскольку зелье это было сделано Севом, да и Рон тоже, наверное)… И переоделся в сухое, мокрые вещи я потихонько невербально сушила магией, изредка вставляя свои реплики. И мои мокрые свитера прибавились к вещам Рона, я надела куртку. Голубой огонек Герми, хранимый в баночке, грел комнатку, где мы и находились.

- Это явно был чей-то Патронус! — воскликнула она. Я усмехнулась, думая о том, что я догадываюсь, чей… — Ты так и не видел, кто её создал? Вообще никого не видел? И лань привела тебя к мечу? Даже не верится! А потом что было?

Рон рассказал, как увидел, что Гарри прыгнул в озерцо, стал ждать, когда он вынырнет, потом сообразил, что что-то не так, бросился в воду и вытащил Гарри и меч. Дойдя до того, как открылся медальон, Рон замялся, и Гарри закончил за него:

- И тогда Рон как даст по нему мечом!

- И он… уничтожился? И всё? — прошептала Гермиона.

- Ну, он бился от страха, открываясь, и здорово орал, - улыбнулась я Рону. – Но теперь умер…

- Вот, - Гарри показал ей бывший крестраж. Герми с опаской его осмотрела, Гарри убрал щит. И посмотрел на Рона.

- Когда ты удирал от егерей, у тебя вроде образовалась лишняя волшебная палочка?

- Что? — отозвался Рон, глядя на Гермиону, рассматривавшую медальон. — А, ну да.

Он расстегнул пряжку на кармане рюкзака и вытащил короткую палочку из тёмного дерева.

- Вот, я подумал, что невредно будет иметь запасную.

- И кстати, потому что моя сломалась, - заметил Гарри.

- Серьёзно? — сказал Рон, но тут Гермиона поднялась на ноги, и он испуганно съёжился.

Гермиона спрятала обезвреженный крестраж в расшитую бисером сумочку, забралась в кровать и молча укрылась одеялом. Рон передал Гарри новую палочку.

Рон переодевался в пижаму, пока Гарри проверял палочку, Гермиона отвернулась от нас, все еще молча и гневно фыркая… А вскоре, оставив пришедшего Рона спать, а Герми – дуться, мы с Гарри отошли к выходу из палатки, где я и рассказала ему про полет в Афины, что там случилось, и про слова на моей руке, когда я сжала руку Оливии…

- Может, она пыталась тебе сказать, что ты можешь как-то связаться с ней безопасно и на расстоянии? – произнес Гарри, задумчиво на меня поглядев.

- Может. Только одна беда – я не знаю, как это сделать, - вздохнула я.

После возвращения Рона в палатке стало немного грустно и сумрачно, поскольку Герми еще долго дулась, но все-таки общий подъем ощущался. Крестража больше не было и это нас вдохновляло. Теперь мы активно думали о том, чтобы найти и другие и уничтожить их. И где их найти…

А еще оказалось, что Беллатриса наложила чары на свое настоящее имя, своеобразное Табу. Так они и нашли ребят на Тотнем-Корт-роуд тогда, так чуть не поймали Кингсли и, что было ужасно, могли выявить членов Ордена. Я взмолилась, чтобы папа знал о Табу и не называл ее по имени. Точнее имени и фамилии вместе или фамилии одной. Лестрейндж уже давно превратилось в что-то нарицательное, обозначая, как правило, даже не человека, а некоего самого страшного врага. Не всегда, упоминая эту фамилию, имели в виду Беллу. Иногда ее организацию в целом…

После обеда на второй день Гарри и Рон отошли снова, якобы искать мифическую ежевику, и, вернувшись, обменялись со мной родившимися у них предположениями. Они даже предположили невероятное – Дамблдор жив. Я понимала, что им этого хотелось бы, но я знала и другое – он мертв. Даже если бы Северус не убил его в ту ночь, скорее всего, Дамблдор был бы уже мертв сейчас. А еще, и я с трудом удержалась от усмешки, они решили, что и лань – его. Он положил туда меч… Что еще больше навело меня на мысль, что сделал это Сев. Сев положил меч в озеро, по плану Дамблдора, вполне возможно, но Сев… От этой мысли приятно кольнуло сердце – он жив, помогает нам, даже был совсем недалеко от меня. И тут же его сжало ледяными клещами страха – помогая нам, он рисковал жизнью. В памяти вновь вспыли простые и жестокие слова. «Преемница Тезла-Экалы».

Поход к Лавгудам (Кэтрин)
От третьего лица

И о тебе я напишу красивый роман
В котором я останусь с тобой
(НеАнгелы. Роман)

- Мама, мама, давай еще немножко тут побудем, - мальчик с черными спутанными волосами до плеч теребил за рукав женщину с густыми темно-каштановыми волосами до плеч. На ней было черное платье в пол с длинным рукавом. (1) В карих глазах стояли слезы.

- Да, Джейми, конечно, - она обняла сына за плечи, не сводя взгляда с портрета мужчины. Мальчик был его точной копией, такие же длинные волосы, такие же черные глаза, похожие для кого-то на холодные туннели, а для кого-то – на теплых черных добродушных жучков. Такой же чуть кривой нос. И значок Слизерина на мантии совсем как у отца когда-то. Отца, на чей портрет, отчего-то неподвижный, они с женщиной и смотрели сейчас. Лето и все ученики разъехались по домам. Все, кроме Джеймса Северуса Реддла, прибывшего сюда вместе с мамой, что-то забывшей в своих рабочих апартаментах. (2) Внезапно губы портрета растянулись в улыбке. Джеймс просиял и подскочил к холсту.

- Папа, здравствуй!

- Здравствуй, Джеймс, - Северус на портрете печально улыбнулся сыну. Пальцы мальчика коснулись руки мужчины на холсте. Недолгий разговор и Кэтрин отправила сына собираться домой. Когда его школьная мантия скрылась за дверью, она коснулась пальцами щеки мужчины на портрете.

- Я скучаю по тебе… - по щеке девушки скатилась слезинка. – Но уже двенадцать лет перестали нас разделять…

- Я люблю тебя, Кэтрин, - прошептал портрет. Его рука сделала движение, словно он хотел коснуться ее.

- Я тоже… Я тоже тебя люблю, Северус… - по ее щекам катились крупные слезы. Двенадцать лет прошло с момента, когда она лишилась его. Двенадцать лет миновало второго мая… Но все же у нее осталось то, ради чего хотелось жить и ради чего стоило бороться с тоской утраты дальше. Их сын…

Уже позже, шагая по улочке городка из парка к дому, Джеймс снова потеребил маму за рукав.

- Мама, а папа был смелый?

- Он был очень смелый, - грустная, но светлая улыбка Кэтрин. – Очень-очень смелый и умный.

- Дядя Гарри, когда вел у нас занятия, сказал, что папа – герой. Он привел его нам в пример как самого смелого человека, которого он знал.

- На войне, я тебе о ней рассказывала, папа защищал Гарри и меня, и всех остальных, как мог. Папа был самым храбрым человеком, которого знала я, милый. Знаешь, таким же храбрым, как тетя Элеонора, наверное. Они оба были смелыми людьми.

- Но тетя Элеонора жива, - Джеймс опустил глаза. По щеке мальчика скатилась огромная слезинка. – А папе там хорошо?

- Папе там очень хорошо, - улыбнулась Кэтрин. – Я уверена, что он смотрит на нас с тобой с неба и гордится тем, какой у него хороший сынок. И ждет нас. Знаешь, время – ничто, когда по-настоящему кого-то любишь. И знаешь, твоя бабушка сказала мне однажды, что те, кого мы любим, всегда с нами. Вот здесь, - она коснулась его лба. – И вот здесь, - она коснулась того места, где билось сердечко мальчика. – Пока мы любим папу, он с нами.

- Тогда он всегда будет с нами, - Джеймс прижался к маме. Из кармана его мантии выглянул уголок старой потрепанной колдографии. На ней около большого пирожного в форме сердца сидели его папа и мама. Колдография, с которой Джейми не расставался никогда. Он очень любил по ночам подсвечивать себе фонариком, разглядывая каждую черточку на лице его папы. Взрослые спорили, был его папа героем или чудовищем, а Рита Скиттер, противная журналистка, даже написала об этом книгу. Но Джеймс знал, что дедушка, мама и дядя Гарри говорят правду. Его папа был героем… Настоящим героем…

Анна устало завесила зеркало тканью. Уже лучше, чем совсем ничего. Но все же зеркало, показывавшее пока несбыточное, изображало совсем иное. И Анна знала, что если Кэтрин действительно окажется такой, какой Анна видела ее, это станет возможным. Из парка домой шли не два человека, а три. Женщина в черном платье с темно-каштановыми волосами, мальчик и мужчина с черными глазами и черными волосами почти до плеч. Кое-что другое было отнято у Кэтрин с этого зеркало. Кое-что, что значило для нее куда меньше. В глазах этой Кэтрин светилась не светлая грусть, а почти ничем не омраченное счастье. Два совершенно разных варианта одной и той же жизни. Жизни, которая зависела от той, что показалась на обоих зеркалах. От того, что совершит ее сердце.

Кэтрин

Я едва успела щелкнуть пальцами перед тем, как Лавгуд возник на пороге и превратить свое лицо в нечто с огромным кривым носом и нарисовать себе магические круги под глазами. Денбриджцы уродовали себя в виде маскировки, но это было сейчас единственное, что пришло мне на ум. Более того, я слабо понимала, зачем я это делаю… Но интуиция меня как валькирии была иногда посообразительнее меня как волшебницы.

- Что такое? Кто вы? Что вам нужно? — закричал Лавгуд пронзительным, сварливым голосом, глядя сначала на Гермиону, потом на Рона, на меня и, наконец, на Гарри. Тут его рот раскрылся, образовав идеально ровную букву «О».

- Здравствуйте, мистер Лавгуд, — сказал Гарри, протягивая руку. — Я — Гарри. Гарри Поттер. - Ксенофилиус не пожал ему руку, хотя его глаз, здоровый (Лавгуд страдал косоглазием) устремился на шрам на лбу брата. - Можно, мы войдём? — спросил Гарри. — Нам нужно вас кое о чём спросить.

- Я думаю, лучше не стоит, — прошептал Ксенофилиус. Он судорожно сглотнул и окинул быстрым взглядом сад. — Это несколько неожиданно… Право. Я боюсь, что… В самом деле, лучше не надо… - он внезапно устремил взгляд здорового глаза на меня, точнее, на мою шею. - Вы Кэтрин Реддл? – Гермиона открыла было рот, чтобы ответить, но я опередила ее. Что-то тревожное снова возникло у меня в душе и маховик, касающийся кожи, предостерегающе меня кольнул. Лавгуд мог просто не любить валькирий, но дело могло быть и куда страшнее…

- Нет, я… Оливия… Оливия Пинз, мистер Лавгуд. Мы с вами незнакомы. Я подруга Гарри, - я предостерегающе моргнула кузену и друзьям, вытаращившимся на меня. – И ребят.

- Мисс Реддл… - как-то странно кашлянул Ксенофилиус. – Разве мисс Реддл не путешествует с мистером Поттером? Я слышал… - он вздрогнул всем телом, но тут же взял себя в руки.

- Мы можем войти? – не выдержал Рон.

- Мы ненадолго, — сказал Гарри.

- Я… Ну что ж, входите, только быстро. Быстро!

Он захлопнул дверь, как только мы переступили порог. Мы оказались в самой удивительной кухне на свете. Она была совершенно круглой. Всё в комнате было изогнутым по форме стен: плита, рукомойник, шкафы с посудой — и всё расписано птицами, цветами и насекомыми ярких, чистых оттенков…

Чугунная винтовая лестница в центре комнаты вела на верхние этажи. Над головой что-то громко лязгало и громыхало.

- Поднимемся наверх, — пригласил мистер Лавгуд.

Держась по-прежнему скованно, он первым начал подниматься по лестнице.

Комната этажом выше оказалась одновременно гостиной и мастерской, а захламлена она была ещё сильнее, чем кухня. Повсюду лежали высоченные стопки разных бумаг и книг. С потолка свисали искусно сделанные модельки самых невероятных существ, и все они хлопали крыльями и щёлкали челюстями, а гремела, как выяснилось, загадочная деревянная штуковина с магически вращающимися штырьками и колёсиками, по видимости, печатный станок. Ну, из него потоком лезли «Придиры».

- Прошу прощения, — сказал Ксенофилиус, выдернул из-под мгновенно развалившейся груды книг неопрятную скатерть и накрыл ею станок. Грохот и лязг стали чуточку глуше. Мистер Лавгуд повернулся к Гарри. — Зачем вы сюда пришли?

- Мистер Лавгуд, что это у вас? – Гермиона с ужасом показывала пальцем на большущий серый закрученный винтом рог, немного похожий на рог единорога. Он был прибит к стене и выдавался в комнату чуть ли не на целый метр.

- Это рог морщерогого кизляка, — сказал Ксенофилиус.

- Ничего подобного! — сказала Гермиона.

- Гермиона, — зашептал, сконфузившись, Гарри, — сейчас не время…

- Гарри, это же рог взрывопотама! Класс «В» по списку запрещённых к продаже материалов, его категорически нельзя держать в доме! Он описан в книге «Фантастические звери и места их обитания». Мистер Лавгуд, его нужно немедленно отсюда убрать! Разве вы не знаете, что он взрывается от малейшего прикосновения?

— Морщерогие кизляки, — завёл Ксенофилиус с выражением ослиного упрямства на лице, — это чрезвычайно пугливые…

- Мистер Лавгуд, я же вижу по бороздкам у основания — это рог взрывопотама, он невероятно опасен… Даже не понимаю, откуда вы его взяли…

- Купил, — авторитетным тоном ответил Ксенофилиус. — Две недели назад, у очаровательного молодого волшебника, который знает, что я интересуюсь этими чудесными животными — кизляками. Так зачем вы всё-таки ко мне пришли, мистер Поттер?

- Нам нужна помощь, — ответил Гарри, не дав Гермионе снова открыть рот.

- А! — сказал Ксенофилиус. — Помощь. Хм-м… — Его здоровый глаз опять обратился к шраму Гарри. Он казался одновременно испуганным и словно завороженным. — Да-а… Видите ли… Помогать Гарри Поттеру… небезопасно…

- Но вы же сами писали в своем журнале, и пишите, что наш первейший долг – помогать Гарри Поттеру! – заморгал Рон. Маховик снова предупреждающе кольнул, но я решила списать это на рог взрывопотама, осторожно отходя подальше от него, насколько это было возможно…

- Ну да, ну да, мне случалось высказывать подобные взгляды. Однако… - Ксенофилиус покосился на громыхающий под скатертью станок и на мгновение перевел взгляд на меня. – Я никогда не слышал о мисс Пинз, - заметил он. – Все говорили, что… Все, кто верит в мистера Поттера, верят, что с ним валькирия Кэтрин Реддл… Почему же ее нет с вами?

- А еще другие, кто верит в мистера Поттера, помогают ему. Вы призывали к этому же, - заметила я.

- По-вашему, это относится ко всем, кроме вас? — спросил Рон.

Ксенофилиус не ответил. Он то и дело мучительно сглатывал, глаза у него бегали. Нам показалось, что в нём происходит жестокая внутренняя борьба.

- А где Полумна? — спросила вдруг Гермиона. — Пусть она скажет своё мнение.

Ксенофилиус поперхнулся, потом как будто взял себя в руки и произнёс дрожащим голосом, еле слышным за шумом печатного станка:

— Полумна пошла на ручей, наловить пресноводных заглотов. Она… Она будет вам рада. Я пойду позову её… А потом, так и быть, помогу вам.

Он шмыгнул вниз по лестнице. Хлопнула дверь. Мы переглянулись.

- Полумна в десять раз храбрее его! – прошипел Рон.

- Кэтрин, а почему… - начала было Гермиона, но Гарри ее перебил, отвечая Рону.

- Он, наверное, беспокоится, что с ними будет, если Пожиратели смерти узнают, что я сюда приходил… И я могу его понять…

- А по-моему, Рон прав! — объявила Гермиона. - И, ради всего святого, держитесь подальше от этого рога! Кэтрин, так почему ты назвалась Оливией?

- Боюсь, - я вздохнула, сжимая маховик на мгновение, вытащив его из-под одежды. – Что нам предстоит узнать, почему он так боится и почему он так интересовался, где Кэтрин Реддл. И узнать довольно скоро… - я убрала маховик обратно.

Внизу хлопнула дверь, и через минуту Ксенофилиус взобрался по винтовой лестнице, в руках он держал поднос с разнокалиберными чашками и чайником, от которого шёл пар. Он сунул поднос в руки Гермионе и остановился рядом с Гарри перед статуей. Это был каменный бюст прекрасной, но строгой с виду волшебницы в необыкновенном головном уборе. По бокам торчали изогнутые золотые штуковины, напоминавшие слуховые рожки. Через темя шла кожаная полоска с укреплёнными на ней сверкающими синими крылышками, лоб охватывал другой ремешок, к которому была прицеплена оранжевая редиска.

- Я считаю, что весьма удачно выбрал образец — голову прекрасной Кандиды Когтевран. «Ума палата дороже злата»! — Он указал на слуховые рожки. — Это сифоны для мозгошмыгов, чтобы ничто не отвлекало мыслителя от раздумий. Это, — он обвёл рукой крошечные крылышки, — пропеллер австралийской веретенницы, для возвышенного образа мыслей, а это, — он ткнул пальцем в оранжевую редиску, — слива-цеппелин, для обострения восприимчивости ко всему новому и необычному. Мое любимое изобретение! – похвастался Лавгуд, но как-то тревожно и суетно… - Позвольте вам предложить настой лирного корня? Домашнего изготовления!

Разливая по чашкам густо-фиолетовый, цвета свекольного сока, напиток, Ксенофилиус прибавил:

- Полумна там, у Нижнего моста. Очень обрадовалась, что вы нас навестили. Скоро придёт. Она уже наловила заглотов для ухи на нас всех. Садитесь, пожалуйста, берите сахар. Итак, — он снял с кресла шаткую стопку бумаг, сел и скрестил ноги в резиновых сапогах, — чем я могу вам помочь, мистер Поттер?

- Понимаете, - я сглотнула, всеми силами уверяя себя, что маховик боится опасного рога. Но что-то в глубине души уже давно нарастало, говоря мне, что это не так… Далеко не так… - Это касается…

- Это насчёт символа, который был у вас на шее на свадьбе Билла и Флёр. Мистер Лавгуд, мы хотели спросить, что он означает? – взглянув на меня, прервал меня Гарри.
Ксенофилиус поднял брови:

- Вы имеете в виду знак Даров Смерти?

- Даров Смерти?! – я машинально коснулась рукой своей сумки, в которой лежала Мантия-Невидимка, одолженная мне Джеймсом… Моим, как выяснилось, крестным отцом. Я внезапно поняла, что… Не сержусь на него. Я злилась на отца, на Анну, даже на маму, скрывавших от меня правду, но почему-то совершенно не обижена была на Джеймса. Он относился ко мне как к крестнице всегда, обожал меня, а молчать вполне мог по причине того, что боялся за меня или ему завязали язык…

А еще я осознала, что Римус тоже по своему любил меня как крестницу и заботился обо мне, как мог. Может быть, он и не знал правды, думалось мне. Может для него я на самом деле его крестница, как для всех и недавно для меня самой… Вот только я не знала, смогу ли назвать его крестным, зная, что это не так. Пока что я не могла этого принять… И Римус для меня стал просто Римус.

Усилием воли я заставила себя вернуться в реальный мир из своих размышлений как раз вовремя для того, чтобы услышать:

- Те, кто верит в Дары, носят этот знак, чтобы по нему узнавать единомышленников и помогать друг другу в Поисках.

Он бросил в чашку с настоем лирного корня несколько кусочков сахару и размешал.

- Простите, — сказал Гарри, — я так ничего и не понял.

- Видите ли, те, кто верят, разыскивают Дары Смерти, — объяснил мистер Лавгуд и причмокнул губами, явно наслаждаясь вкусом настоя. Я же эту сомнительную жидкость пить не хотела. Гарри сделал глоток и тут же скривился, словно съел что-то на редкость неприятное…

- А что это такое — Дары Смерти? — спросила Гермиона.

Ксенофилиус отставил в сторону пустую чашку:

- Я полагаю, вы все читали «Сказку о трёх братьях»?

- Да, — сказали мы хором.

Ксенофилиус торжественно кивнул:

-С этой сказки всё и началось, мистер Поттер. Где-то у меня она была… Но неважно, - он пожал плечами. – Вы помните, что Смерть подарила братьям?

- Бузинную палочку, Воскрешающий камень и Мантию-Невидимку, - отозвалась я, сжав рукой сумочку, в которой лежал последний из трех упомянутых мной только что предметов. – Мне мама читала эту сказку, когда я была маленькой. А еще она говорила, что лишь дар третьему брату, Мантия-Невидимка, поистине достойный дар. Два других... Не сумели обмануть смерть.

- Воскрешающий камень? – переспросила Гермиона. – Это тот, который вернул возлюбленную среднего брата? – взглянула она на меня. – Но не сумел вернуть ей настоящую жизнь?

- Настоящую жизнь воскресить нельзя, - отозвался Рон. – Ну, так, чтобы… - он покосился на меня и поперхнулся, и тут же умолк.

- Только валькирия и всего лишь раз, и с большими ограничениями может вернуть умершего, - влез Гарри. – Воскрешающий камень, по-моему, менее удачен… - я пнула его в щиколотку, покрепче стиснув сумочку. Гарри замолчал. Ксенофилиус закивал, словно полностью соглашался с каждым словом брата.

- Да, мистер Поттер, конечно. Ваша сестра валькирия, я понимаю… Вот это и есть Дары Смерти…

Он выудил из кучи всякого хлама гусиное перо и вытянул обрывок пергамента, засунутый между книгами.

- Бузинная палочка. — Ксенофилиус провёл на пергаменте вертикальную черту. — Воскрешающий камень. — Он изобразил поверх чёрточки круг. — Мантия-невидимка. — Он заключил черту и круг в треугольник.

- Всё вместе — Дары Смерти, — объяснил мистер Лавгуд.

- Но в сказке даже нет таких слов — Дары Смерти! — воскликнула Гермиона.

- Это детская сказка, её рассказывают для забавы, а не для наставления. Но люди понимающие знают, что легенда эта очень древняя и в ней идёт речь о трёх волшебных предметах, трёх Дарах, обладатель которых победит саму Смерть, - он выглянул в окно, за которым заходило Солнце. – Должно быть, Полумна уже наловила достаточно заглотов, - тихо произнес он.

- Получается… — Гермиона запнулась, явно стараясь, чтобы её голос звучал не слишком скептически. — Вы верите, что эти волшебные предметы — эти Дары — существуют на самом деле?
Ксенофилиус поднял брови:

- Разумеется!

- Но ведь это… — Гермиона уже с трудом держала себя в руках. — Мистер Лавгуд, как же вы можете верить в такую…

- Полумна рассказывала мне о вас, юная леди, — повернулся к ней Ксенофилиус. — Насколько я понимаю, вы не лишены интеллекта, но страдаете крайней узостью мышления. Зашоренность ограничивает ваш кругозор.

- Мистер Лавгуд, — опять заговорила Гермиона, — как всем известно, мантии-невидимки существуют. Они очень редки, но они есть. Однако…

- Нет-нет, мисс Грейнджер, третий Дар Смерти — не простая мантия-невидимка! То есть это не обычная дорожная мантия, насыщенная дезиллюминационными чарами или заговорённая для отвода глаз, — поначалу она успешно скрывает своего владельца, но с годами чары истощаются и мантия мутнеет. Нет, тут речь идёт об истинном чуде — Мантии, которая делает своего хозяина абсолютно невидимым на неограниченное время, причём его невозможно обнаружить никакими заклинаниями! Много вам таких попадалось, мисс Грейнджер?

Ребята переглянулись, открыли было рты и закрыли их снова. Я поняла, о чем они могли подумать – мантия Гарри, которая, по их мнению, была именно такой. «Отлично сделанная копия» - произнес в моей голове голос Джеймса. Копия, которая до конца войны должна казаться всем оригиналом. Я не хотела и представлять, как умудрились создать такую Мантию, которая стала точной копией Дара Смерти. Пока ее не наденешь, отличить их было нельзя. Когда наденешь – пока еще трудно, но со времени эти чары могли иссякнуть…

А вот Мантия в моей сумке была именно такой. Дар смерти. Как бы здравый смысл Гермионы не отрицал возможности существования этих Даров, один из них был сейчас у меня…

- Вот видите! — сказал Ксенофилиус, как будто только что сразил нас неопровержимым аргументом. — Никто из вас не встречал подобной вещи. Её владелец был бы невероятно богат, не правда ли?

- Ладно, — растерянно проговорила Гермиона. — Предположим, что Мантия существует. А как же Камень, мистер Лавгуд? Как там его назвали — Воскрешающий камень?

- А Бузинная палочка, — быстро спросил Гарри, — вы считаете, она тоже существует?

- О, тому есть много свидетельств! — воскликнул Ксенофилиус. — Судьбу Бузинной палочки легче всего проследить благодаря своеобразному способу, каким она переходит от одного владельца к другому.

- А как она переходит? — спросил Гарри.

- Новый хозяин Бузинной палочки должен силой отнять её у прежнего владельца, — ответил Ксенофилиус. – По страницам истории волшебного мира тянется кровавый след Бузинной палочки!

- И где, по-вашему, сейчас Бузинная палочка? — спросил Рон.

- Увы, кто знает? — отозвался Ксенофилиус, глядя в окно. — Кто знает, где сокрыта Бузинная палочка? След прерывается на Аркусе и Ливии. Кто может сказать, который из них на самом деле победил Локсия и забрал Бузинную палочку? И кем он был, в свою очередь, побеждён? Об этом, увы, история умалчивает.

Наступила долгая пауза и лишь после нее Гермиона спросила весьма прохладным и натянутым голосом.

- Мистер Лавгуд, а семья Певереллов имеет какое-нибудь отношение к Дарам Смерти?

Ксенофилиус как будто растерялся.

- Так что же вы мне голову морочили, барышня! — Ксенофилиус выпрямился в кресле, выпучив глаза на Гермиону. — Я думал, вы ничего не знаете о Поиске! Многие искатели убеждены, что семья Певереллов имеет самое что ни на есть прямое отношение к Дарам Смерти!

- Кто это — Певереллы? — спросил Рон.

- Это имя было написано на надгробном камне в Годриковой Впадине, и там был знак! — Гермиона не сводила глаз с мистера Лавгуда. — Там был похоронен Игнотус Певерелл.

- Именно, именно! — откликнулся Ксенофилиус, наставительно подняв кверху палец. — Знак Даров Смерти на могиле Игнотуса и есть решающее доказательство!

- Доказательство чего? — спросил Рон.

- Того, что три брата из сказки на самом деле — трое братьев Певереллов: Антиох, Кадм и Игнотус! Они и были первыми владельцами Даров.

Ксенофилиус в очередной раз выглянул в окно, встал, забрал поднос и направился к лестнице. Пригласив нас на обед из ухи из пресноводных заглотов по пути.

Гарри подождал, пока не стало слышно, как мистер Лавгуд возится на кухне, и только тогда спросил Гермиону:

- Что скажешь?

- Ох, Гарри, это же полная чепуха! Символ наверняка означает что-то совсем другое. Только время зря потеряли…

- Не думаю, - влезла я. У нас завязался спор о том, существовали ли Дары Смерти на самом деле и если это было так, то какой Дар стоило бы взять. Я и Гермиона настаивали на Мантии, которая у нас и имелась, Рон захотел палочку, а Гарри – воскрешающий камень. При его словах «вернуть моих родителей, Дамблдора» сердце глухо екнуло. Вернуть их не могла никакая земная сила. Никакая земная… Сердцем я больше всего на свете мечтала и хотела вернуть своих погибших близких. Но сущность валькирии у меня хотела совершенно другого. Я не знала, существует ли Воскрешающий Камень и на что он способен, хотя сомневалась, что на многое… Но я знала, что обладает силой достаточной для того, чтобы вернуть с того света. И кто обладает такой силой. Точнее, я могла надеяться один-единственный раз в жизни ей обладать больше, чем для одного человека. Не заплатив при этом высокую цену. Вот только… Не заплатив ли?

Гарри, чтобы прервать наш спор, смешанный с воспоминаниями о детстве, поднялся этажом выше, и несколько минут спустя как ошпаренный бросился вниз по лестнице, едва не налетев на меня.

- Что случилось? — спросила Гермиона.

Гарри не успел ответить — из кухни показался Ксенофилиус, держа поднос, уставленный суповыми тарелками.

- Мистер Лавгуд, — крикнул Гарри, — где Полумна?

- Прошу прощения?

- Где Полумна?

Ксенофилиус застыл на верхней ступеньке.

- Я… я вам уже говорил. Она у ручья, возле Нижнего моста, ловит заглотов.

- А почему тогда вы накрыли поднос всего на четверых? – мой голос прозвучал спокойно и холодно, хотя я видела, что ребята заволновались. Маховик снова кольнул кожу, предупреждая меня об опасности, но я о ней и так уже знала. И знала, что они не прислали тех, с кем, будь он один, я не справилась бы. Таких у Беллатрисы почти не было, а я понимала, что к Лавгуду, да еще и со словами о том, что меня тут нет, она не пошлет ни лучших Пожирателей, ни большой отряд. В крайнем случае, всегда оставалась еще кое-какая возможность. Следовательно – мы уйдем.

Ксенофилиус пытался заговорить и не мог. В комнате слышался только мерный стук печатного станка и тихий звон тарелок на подносе — у Ксенофилиуса дрожали руки.

- По-моему, Полумны давно здесь не было, — сказал Гарри. — Её одежды не видно, кровать не застелена. Где она? И почему вы всё время смотрите в окно? – Лавгуд уронил поднос и со страшным звоном тарелки разбивались на мелкие осколочки.

Гарри, Рон и Гермиона выхватили волшебные палочки. Я вытащила из-под одежды маховик, чтобы иметь возможность воспользоваться крайним вариантом максимально быстро.

Ксенофилиус замер, не дотянувшись рукой до кармана. В этот миг печатный станок громко задребезжал, и из-под скатерти лавиной хлынули «Придиры». Станок перестал греметь. В комнате наконец-то наступила тишина. Гермиона нагнулась и подобрала с пола журнал, не отводя волшебной палочки от мистера Лавгуда.

- Гарри, смотри! – на обложке красовалась колдография брата и надпись о награде за поимку «Нежелательного лица № 1».

- Видно, «Придира» поменял курс? — холодно спросил Гарри. — Так зачем вы выходили в сад, мистер Лавгуд? Отправить сову в Министерство?
Ксенофилиус облизал губы.

- Мою Полумну забрали, — прошептал он. — Из-за моих статей. Полумну забрали, и я не знаю, где она, что с ней сделали. Но, может быть, они её отпустят, если я…

- Сдадите им Гарри? — закончила за него Гермиона. Ксенофилиус в ужасе смотрел на маховик на моей шее.

- Вы не ошиблись, мистер Лавгуд. Я все-таки Кэтрин Реддл. И сейчас мы уйдем.

- Освободите дорогу! – скомандовал Рон.

На Ксенофилиуса страшно было смотреть: он словно постарел на сотню лет, губы растянулись в ужасной усмешке.

- Они будут здесь с минуты на минуту. Я должен спасти Полумну. Я не могу её потерять! Вы никуда не уйдёте.

Он раскинул руки, загораживая лестницу. Я вспомнила Лили у кровати Гарри и маму, за доли секунды перед тем, как Авада Долохова угодила в нее.

- Дайте нам уйти, мистер Лавгуд. Я все равно не дам им забрать Гарри. Их не будет много, поверьте. Вы ведь сами им сказали, что валькирии тут нет…

- Я… Я ошибся… - проклекотал Ксенофилиус.

— Гарри! — вскрикнула Гермиона.

За окном промелькнули несколько человек верхом на мётлах. Как только мы отвернулись, Ксенофилиус выхватил волшебную палочку. Мы с Гарр вовремя поняли ошибку и отскочили, толкнув Рона и Герми. Оглушающее заклятие Ксенофилиуса пролетело через всю комнату и задело рог взрывопотама.

Раздался чудовищный взрыв. Комната содрогнулась от грохота, посыпались щепки, бумажки и всякий мусор, поднялась густая белая пыль. Я лежала на полу, закрывая голову от падавших обломков. Закричала Гермиона, что-то завопил Рон, жутко загромыхало железо — видно, Ксенофилиус не удержался на ногах и покатился вниз по винтовой лестнице.

Когда меня перестало бить по рукам и спине кусками имущества Лавгуда, я поднялась на ноги, с трудом в поднявшейся пыли различая хоть что-то…

Часть потолка обрушилась, в дыре торчали ножки кровати. На полу рядом с Гарри валялся бюст Кандиды Когтевран с отбитой щекой, в воздухе летали обрывки пергамента, а печатный станок опрокинулся набок и застрял поперёк лестницы, ведущей в кухню. Рядом с Гарри зашевелилась белая фигура — Гермиона, покрытая пылью и похожая на ещё одну статую, прижала палец к губам.

Внизу со стуком распахнулась дверь.

- Я говорил вам, Трэверс, что спешить некуда? — послышался грубый голос. — Говорил я, что этот псих, как обычно, бредит?

Раздался громкий треск, и Ксенофилиус вскрикнул от боли.

- Нет, наверху… Поттер!

- Я тебя предупреждал на той неделе, Лавгуд, что мы больше не будем сюда мотаться по ложным вызовам! Не забыл ещё прошлую неделю? Как ты пытался всучить нам за свою дочурку какое-то идиотское устройство для головы? А на позапрошлой… — Снова треск, снова вскрик.

- Нет! Нет! Умоляю! — захлебывался рыданиями Ксенофилиус. — Там правда Поттер! Правда! - я усмехнулась, разгребая нас из завалов бывшей гостиной и отыскивая глазами Рона. Трэверс. Я боялась услышать совсем другие фамилии или другие голоса. Тогда уйти было бы еще проблематичнее, чем сейчас…

- А теперь, оказывается, ты задумал нас взорвать! — проревел Пожиратель смерти.

Последовала целая очередь магических ударов, перемежавшихся жалобными криками Ксенофилиуса.

- Селвин, по-моему, тут сейчас всё рухнет, — спокойно заметил другой голос, эхом отдавшись от искорёженных ступеней. — Лестница засыпана. Попробуем расчистить? Как бы дом не обвалился.

- Ты, лживая мразь! — крикнул волшебник по имени Селвин. — Ты небось в глаза не видел никакого Поттера! Вздумал заманить нас и прикончить? Думаешь, за такие штучки тебе вернут твою девчонку?

- Я клянусь, чем хотите — Поттер наверху! Только вы…

- Поттер, - прорычал голос Селвина. – Никуда, по мнению Министерства, не ходит без своей сообщницы Реддл. Ты сообщил, что ее нет. Значит, тут нет и Поттера.

- Она тоже тут… - прошептал Лавгуд. – Я… - он всхлипнул. – Я не знал, что она тут…

- Гоменум ревелио! — произнёс второй голос у подножия лестницы.

Я толкнула ребят, вставших было, на пол, упала рядом над нами что-то пролетело. И заметило нас…

- Селвин, там и впрямь кто-то есть, — резким тоном произнёс второй волшебник.

- Это Поттер, я же говорю, это Поттер! — всхлипывал Ксенофилиус. — Пожалуйста, отдайте мне Полумну, только отдайте Полумну…

- Получишь свою малявку, Лавгуд, — ответил Селвин, — если поднимешься сейчас наверх и приведешь мне Гарри Поттера. И Кэтрин Реддл. – издевательски произнес он. – Которые у тебя там наверху… Но смотри, если это засада и там нас поджидает твой сообщник — не знаю, останется ли от твоей девчонки хоть кусочек, чтобы ты мог его похоронить.

У Ксенофилиуса вырвался протяжный крик, полный страха и отчаяния. Потом на лестнице послышались скрип и скрежет — это Ксенофилиус разгребал завалы.

- Пошли, — шепнул Гарри. — Надо уносить ноги.

Рона засыпало сильнее всех. Мы с трудом пробрались к нему через завалы, и принялись освобождать его ноги от упавшего на них тяжелого комода. Гермиона применила заклинание Левитации, а я на доли секунды остановила время, оставив их в безвременье вместе со мной, чтобы не тратить время на снятие комода с Рона. Оно у нас и так измерялось секундами…
Лежавший поперёк лестницы печатный станок затрясся. Ксенофилиусу оставалось одолеть всего несколько ступенек. Гермиона была всё ещё белая от пыли.

- Гарри, ты мне доверяешь?

Гарри кивнул.

- Хорошо, — шепнула Гермиона, — тогда дай мне мантию-невидимку. Под ней пойдёт Рон. Кэт, ты…

- Они и так знают, что я в стране. Не волнуйся…

Гарри протянул ей левую руку. Рон исчез под мантией. Печатный станок задрожал сильнее — Ксенофилиус пытался приподнять его при помощи заклинания Левитации. Над сервантом показалось белое как бумага лицо Ксенофилиуса.

- Обливиэйт! — крикнула Гермиона, прицелившись ему в лицо волшебной палочкой, потом направила палочку в пол: — Депримо!

Она пробила здоровенную дыру в полу гостиной. Мы камнем грохнулись вниз, я сжала маховик, чтобы он ненароком не разбился, и увидела двух со всех ног убегающих людей в мантиях. Они явно спасались от посыпавшегося сверху страшного завала. Дом страшно задрожал, я шепнула два слова и Пожиратели застыли на миг в рушащемся доме, а мы, в моих ушах все еще слышался грохот рушащихся стен, трансгрессировали прочь из места, оказавшегося предательским…

Мы приземлились на краю какого-то поля, ночь едва начиналась. Я знала, что время в руинах дома Лавгудов идет сейчас быстрее, чем у нас тут. Хотя уж нет, доли секунды и наверстывать не надо. Гермиона тут же принялась окружать нас защитными чарами, я помогала ей на этот раз с места. Нога, давным-давно залеченная Анной, страшно разболелась…

Рон вылез из-под мантии-невидимки и отдал ее Гарри.

- Подлый предатель! – прорычал он.

- Я же говорила ему, что это рог взрывопотама! И вот его дом рухнул, - пропыхтела Гермиона.

- Мы уцелели и хорошо. Как думаешь, что они с ним сделают? – спросила я, потирая больную ногу через ботинок.

- Ох, надеюсь, они его не убьют! — застонала Гермиона. — Я потому и хотела, чтобы Пожиратели смерти успели увидеть Гарри — пусть знают, что Ксенофилиус их не обманывал!

- А меня почему спрятала? — спросил Рон.

- Ты же, считается, лежишь дома и болеешь обсыпным лишаем! Полумну схватили, потому что её отец печатал в своём журнале статьи в защиту Гарри. Как ты думаешь, что будет с твоими родными, если тебя увидят с ним?

- А как же твои мама и папа?

- Они в Австралии. С ними ничего не должно случиться, они вообще ничего не знают.

- А мист… - Рон посмотрел было на меня, но замолчал, вспомнив, что моего отца с самого нашего похода в Министерство никто не видел, в том числе, возможно, и Пожиратели… Но тут же всполошился снова: - А Римус с Тонкс? Они же в некотором роде родня Кэт… Ну, Римус…

- Они надежно прячутся, надеюсь, - пробормотала я, в очередной раз вспомнив о том, что Рем мне никаким образом не родня. Он мне посторонний человек. Вот только я все равно волновалась о нем, переживала, благодарна была за заботу и считала его крестным. Я не знала, как относиться к внезапно обнаружившейся правде, просто не знала.

- А как же Полумна? – всполошилась Гермиона.

- Ну, если они сказали правду и она ещё жива… — начал Рон.

- Замолчи, замолчи! — вскрикнула Гермиона. — Она не могла погибнуть, не могла!

- Тогда она, наверное, в Азкабане, — предположил Рон. — Выживет ли она там — это другой вопрос. Многие не выдерживают…

- Полумна выдержит, - как можно увереннее сказал Гарри. – Она сильная.

- Надеюсь, что так, - кивнула я.

Мы поставили палатку, забились внутрь, и Рон заварил на всех чай. Я сделала глоток и осмотрела стены холодной ненавистной палатки. Однако – самого дружелюбного к нам места на свете.

- Зачем только мы туда пошли? – вздохнула Гермиона. – Как с Годриковой Впадиной, только время потеряли и чуть не попались! Чушь какая-то… Дары Смерти существуют… - она оглядела нас. – Может, он хотел нас просто задержать, чтобы мы попались Пожирателям? Может, он все это выдумал, про эти Дары?

- Непохоже, — возразил Рон. — Между прочим, в состоянии стресса не так легко что-нибудь придумать. Вот я, когда меня поймали егеря, назвался Стэном Шанпайком, потому что о нём хоть что-то знал. Притвориться другим человеком проще, чем выдумать совсем новую личность. У папаши Лавгуда тоже был стресс, когда он старался нас задержать. Я думаю, он сказал правду — ну, по крайней мере, он сам верил, что это правда.

- Даже если он не врал, большей чепухи я в жизни не слышала! – проворчала Гермиона.

- Герми, сама подумай, в мире существует очень много такой магии, о которой мы можем вообще ничего не знать, и таких вещей, которые и представить себе нельзя, - заметила я. – Вот ты когда-нибудь слышала про ингатус? – она отрицательно покачала головой. – А я не так давно видела последствия его применения, и поверь, они настоящие. – Я коротко объяснила ребятам, что делает ингатус, что привело их в ужас.

- Бедный Луи… - прошептала Гермиона. – Его можно вылечить? Можно же? – я отрицательно покачала головой. – Жалко, я его не знаю, конечно, но его так жалко…

- Твой парень – ифрит, а до седьмого курса Кэтти мы о них вообще не подозревали, - заметил Гарри. – Точнее говоря, мы-то до самого ее университета.

- Я о них немного читала. Но Влад говорит, что написанное в книгах – верхушка айсберга, - буркнула Гермиона. – Ну… да… Но Дары Смерти…

- То же самое, что Диадема Света, - хмыкнула я. – Сверхъестественный артефакт, дающий многое и многое забирающий. Пожалуй, Мантия-Невидимка – самый безобидный из всех таких вещей, о которых я знаю…

- Да не может этого быть, и всё тут! Даров Смерти не существует!

- Ты всё время это повторяешь, — сказал Рон, — а ведь один из них точно существует — мантия-невидимка, - я только усмехнулась, в который раз погладив свою сумку. Существует, только не те, о которой они думают…

- «Сказка о трёх братьях» — это просто легенда, — твёрдо заявила Гермиона. - Если бы можно было выжить, просто спрятавшись под мантией-невидимкой, так у нас уже есть всё, что надо!

- Ну, не знаю. По-моему, непобедимая волшебная палочка нам бы тоже не помешала, — проворчал Гарри, вертевший в руках нелюбимую палочку из терновника.

- Нет такой палочки, Гарри!

- Ты сама сказала, что таких палочек полным-полно — и Смертоносная палочка, и этот, как его…

- Ладно, даже если вообразить, что Бузинная палочка существует взаправду, что тогда скажешь про Воскрешающий камень? — Гермиона пальцами изобразила кавычки вокруг названия камня, и тон её исходил сарказмом. — Никакая магия не способна воскрешать мёртвых, и ничего тут не поделаешь! – я нахмурилась и Гермиона осеклась. - Ой, Кэт, извини… Я про то, что когда душа окончательно уйдет в мир иной, ее нельзя вернуть, ты сама это рассказывала. Что нельзя вернуть из… Оттуда… Вернуть по-настоящему…

- Ну, и в сказке девушка тоже не воскресла по-настоящему. Там сказано, что для умерших нет места в подлунном мире. Но всё-таки второй брат мог видеть её и говорить с ней… Они даже жили вместе какое-то время… - заметил Гарри. И осекся, потому что в глазах Гермионы промелькнул ужас перед тем, о чем говорит Гарри. - А этот тип, Певерелл, который похоронен в Годриковой Впадине, ты о нём и правда ничего не знаешь?

- Нет, — ответила Гермиона, явно обрадовавшись перемене разговора. — Я проверила. Я нашла только одно упоминание фамилии «Певерелл» — в книге «Природная знать. Родословная волшебников». Я её взяла почитать у Кикимера, — объяснила она, заметив, что Рон поднял брови.

- А кого ты там находила? – спросил Гарри. Я усмехнулась.

- Ну уж точно не нас с тобой. Мы – дети грязнокровок, не забывай. Может, Поттеры там и есть, но разве что до недавних предков Джеймса. А уж моего папы и подавно нет, - добавила я. – Из наших сейчас к природной знати относится разве что Сириус, он же чистокровный Блэк…

- Ну если не только британцы, то чистокровны у нас еще Влад и Анжелика, - заметил Гарри. – Слушай, а Майкл?

- Чистокровный, а еще его отец, дедушка и еще этак поколения четыре-пять предков – ифриты. Анж не из наших, - мой голос прозвучал неожиданно хрипло и с болью. – Она нас… Я же рассказывала, она вышла за Долохова и орудует на пару с ним… - Гермиона сочувственно погладила меня по плечу. – Я не понимаю, что с ней случилось, но боюсь, она нас предала…

- Надеюсь, это не так, - прошептала Герми.

- Я тоже. Но возможность ее предательства не допустить нельзя… - горько улыбнулась я. – Предать, как и спасти, могут люди, от которых мы меньше всего ожидаем этого. Долохов, например, меня спас.

- Чтоб убить самому, - хмыкнул Рон. Я покачала головой.

- Когда меня собирались судить за Круциатус, он пожелал мне удачи… - Рон вытаращился на меня еще больше, чем при моих словах до этого, и пришлось коротко рассказать ему про последнюю встречу с Антонином и Анж, о которой он услышать не успел, оставив нас.

- Удивительное рядом, - прокомментировал Рон. – Ну а колдовать без маховика ты научилась?

- Времени не хватает, - улыбнулась я. – Но иногда оно у меня само получается… Как-то…

- Так что ты вычитала в этой книге? – прервал нас Гарри, обращаясь к Гермионе.

- Там перечислены чистокровные волшебники, чей род к нашему времени прервался по мужской линии. Как я поняла, с семьёй Певерелл это случилось с одной из первых.

- Как это — прервался по мужской линии? — переспросил Рон.

- Это значит, что фамилию этой семьи уже никто не носит, — объяснила Гермиона, — хотя вполне могут быть потомки по женской линии, просто фамилия у них уже другая… - и тут Гарри перебил ее, крикнув вслух:

- Марволо Мракс!

- Что? – хором спросили Рон и Герми.

- Кто? – добавил Уизли.

- Мой прадедушка по папе, - заметила я вполголоса.

- Марволо Мракс! В Омуте памяти, у Дамблдора! Марволо Мракс говорил, что он потомок Певереллов! Перстень, который потом стал крестражем, ну, Мракс говорил, что на нем герб Певереллов. Он чуть это кольцо в нос министерскому чиновнику не засунул.

- А почему перстень Мракса стал крестражем? – уставился на меня Рон. Я вздохнула.

- Как и медальон, он благополучно оставил наш неблагоденствующий в чистоте крови род и потерялся. У папы отродясь ни того, ни другого не было. Папе от наших чудесных родов достался только ныне упокоившийся Василиск и Тайная Комната.

- Герб Певереллов? — насторожилась Гермиона. — Ты его хорошо разглядел?

- Не очень, — ответил Гарри. — Вроде там ничего такого особенного и не было — так, несколько чёрточек. Я вблизи-то его видел, уже когда он был треснутый.

Глаза Гермионы внезапно расширились — до неё дошло. Рон ошеломлённо смотрел на кузена.

- Думаете, это опять тот же знак? Символ Даров Смерти?

- А почему нет? — взволнованно ответил Гарри. — Марволо Мракс был необразованный старикашка, жил в свинарнике и ничем не интересовался, кроме своей родословной. Если кольцо передавали из поколения в поколение, он мог и не знать, что это на самом деле такое.

- Да… Всё это очень интересно, — осторожно сказала Гермиона, — и всё-таки, Гарри, если ты считаешь, что я подумала…

- А почему нет? Почему нет? — закричал Гарри. — В перстне ведь камень, правильно? — Он взглянул на Рона, надеясь на его поддержку, — Что, если это и есть Воскрешающий камень? Кэт? Рон?

- Ну даже если это и так, Дамблдор же его разбил, - развела я руками. – Вряд ли он будет работать…

- Да он и так никогда не работал! – возмутилась Гермиона. – Ребята, никаких даров и подарков смерти нет и не было! Кэтрин, подумай здра… - она осеклась, глядя на мантию в моих руках. Мантию Джеймса. Гарри взял в руки свою, ошеломленно глядя на меня.

- Ты и дальше будешь отрицать, что она существует? – поинтересовалась я. Легкая ткань, текучая, как вода, скользила по моим пальцам. Гермиона отрицательно покачала головой.

- Мама говорила в письме Сириусу, что Дамблдор взял мантию на время! Так вот в чём дело! Он хотел её изучить, он тоже думал, что это — третий Дар! Игнотус Певерелл похоронен в Годриковой Впадине… — Гарри слепо заходил по палатке. Перед ним открывались невероятные истины. — Он — мой предок! Я — потомок третьего брата! Всё сходится! В ту ночь она была у Дамблдора… - он посмотрел на мантию в своих руках. – Или не она…

- Гарри, - я потрепала его по макушке. – Дар Смерти это та, что у меня в руках. Я ее отдам тебе, как только это нам понадобится, обещаю. Она твоя, точнее, Джеймса и досталась тебе. Та, что у тебя – превосходная копия и думаю, тут тоже поработала такая магия, в которой мы мало что смыслим. В ту ночь она была не у Дамблдора, она была надежно спрятана в одном месте… Я забрала ее оттуда. Еще до начала наших скитаний. Джеймс поручил ее мне, пока она может послужить на благо тебя. Не возражаешь? – Гарри ошарашенно покачал головой.

- Ну и сюрпризец… Ладно, только береги ее, и пока… Давайте тогда будем использовать их обе… А я еще все думал, как это ты так овладела дезиллюминацинными чарами… Прямо как Дамблдор…

- Гарри, — сказала Гермиона, но ему было не до неё; он развязывал дрожащими пальцами тесёмки Хагридова мешочка, висевшего на шее.

- Читай! Гермиона, Дамблдор взял мантию-невидимку! Зачем ещё она ему понадобилась? Он умел накладывать дезиллюминационное заклинание такой силы, что становился невидимым без всякой мантии!

Гарри протянул Гермионе письмо своей мамы. Что-то блестящее упало на пол и закатилось под стул — доставая письмо из мешочка, Гарри нечаянно зацепил снитч. Он наклонился подобрать крылатый мячик, и вдруг на него обрушилось новое озарение. Гарри заорал:

- Он здесь! Дамблдор оставил мне перстень! Он здесь, в снитче!

- Думаешь? – недоверчиво спросил Рон, все еще глядя на две внешне одинаковых Мантии-Невидимки. Гарри открыл было рот и внезапно поник.

— Она её ищет… — Перемена в его голосе ещё больше напугала Рона и Гермиону. — Сами-Знаете-Кто ищет Бузинную палочку. – Он опустил голову и мимо молчавших ошалевших Рона и Герми вышел из палатки. Я вышла следом.

- Почему она их не искала? Зачем она сделала крестраж из Воскрешающего Камня, Кэт?

- Может быть… - я задумчиво глядела в ночное поле. Мама в детстве, до семи лет, раз сто рассказывала мне эту сказку, а потом, когда я стала валькирией, я ее несколько раз читала сама. И до самого получения Мантии Джеймса для меня это была лишь поучительная сказка, а над воскрешающим камешком мама всегда смеялась, говоря, что она, как валькирия, знает, что это невозможно… Верила ли она в Дары Смерти? А ведь тетя Джесс и бабушка наверняка рассказывали ей эту сказку с пеленок… Бабушка, которая не была мне бабушкой… Мама из всей семьи Эванс сблизилась лишь с Лили, и до самой смерти Браунов звала мамой и папой… Почему же я зову крестного Римус? Он ведь… Он мой крестный, даже если на самом деле это не так. Он был им для меня двадцать лет, он всегда был ко мне заботлив и внимателен. И плевать, что там на самом деле, Римус – мой крестный. – Может, она в них не верила? Да и ты сам говорил, что плохо разглядел символы на камне.

- Не верила? – недоверчиво спросил Гарри.

- Ты и сам не так давно не верил. Я не верила. Моя мама не верила, а ее растили волшебники… Гарри, взрослые, как правило, не верят в эту сказку!

- Точно… - он посмотрел на меня. – Она знает, что Бузинная палочка есть, но вряд ли верит, что есть все три дара. И... Считает, что Бузинная палочка – просто очень сильная палочка. Возможно. Она ведь считает, что…

- Думаю, верить в сказки волшебников-простолюдинов ниже ее достоинства, - улыбнулась я. – Ладно, пошли в палатку.

Гермиона стояла на том же месте, где мы ее оставили. Рон тоже.

- Гарри, Кэт, вы увлеклись… Ответьте мне на один вопрос… Если Дары Смерти действительно существуют и Дамблдор о них знал, если он знал, что человек, собравший у себя все три Дара, победит Смерть, почему он тебе об этом не сказал? Почему?

- Но если у меня были бы все три дара, я смог бы кое-что противопоставить ей и ее крестражам! Последний же враг истребится – Смерть! – выпалил Гарри. – Я должен дойти до всего своим умом, вот почему он ничего не сказал. Так устроен Поиск! Ты сама так говорила…

- Чтобы ты пошел к Лавгуду, - неохотно призналась Гермиона. – Гарри, мы не можем отвлекаться. Забудь об этих дарах и сосредоточься на крестражах. Это – наша миссия!

- Моя миссия, - резко прервал ее Гарри. – Не наша, а моя. – Он снова повертел в руках снитч.

- Рон? – пискнула Гермиона. – Кэт?

- Не знаю… Ну, то есть… Вроде и правда, сходится… Но если посмотреть на всё в целом… — Он набрал побольше воздуху. — Я думаю, Гарри, всё-таки наше дело — избавиться от крестражей. Это нам поручил Дамблдор. Наверное… лучше не заморачиваться с этими Дарами Смерти.

- Я верю тебе, Гарри. Но крестражи – важнее. При всей любви к тебе и том, что ты мой выбор, я пальцем не шевельну для поисков Даров Смерти. Извини, - на самом деле я сомневалась в том, что камень сможет работать после уничтожения крестража, и боялась, что Бузинная Палочка, окажись она у Гарри, овладеет его сознанием и превратит в мага, несущего смерть и однажды умеревшего, чтобы отдать палочку другому жестокому магу, жаждущему смертоносного оружия…

С той ночи Гарри словно охватила жажда собрать вместе все Дары Смерти, и все прочее почти перестало его волновать. Мы с ребятами обсуждали, что еще может быть крестражами и где они могут быть, Рон и Герми думали над таинственным появлением серебряной лани, но Гарри был равнодушен к нашему «бзику» насчет крестражей. Я не сомневалась, что он злится на нас, в особенности на меня, за отказ помогать ему в этих поисках, но один он не рисковал, к счастью, искать их. Однако теперь мы с ребятами по очереди караулили его, в его дежурства по ночам, чтобы он не удрал со своим заходом искать Дары Смерти в одиночку. Как эта жажда их заполучить скажется на нем, я боялась и представить… И, что было еще хуже и еще страшнее, у меня после паузы, давшей мне отдых, начались сны еще кошмарнее предыщущих. Смерти моих близких, одна другой страшнее, рисовались в голове картинкой, четкой до безобразия.

Я неожиданно для себя стала бояться спать и дежурила сутками напролет, лишь бы устать так, чтобы не видеть никаких снов. Но они были. Все кошмарнее с каждым разом. Трижды я тонула, дважды уже Гарри во сне на моих глазах буквально сгорал заживо, и сгорал изнутри… Вереница кошмарных снов и таких моих страхов, которые я загнала в самые дальние уголки своей души превратилась в нескончаемый поток ужасов. А наяву меня начали захлестывать видения валькирии… И, что было окончательно ужасно, я все меньше могла отличить сон от видения. Иногда, видя чью-то мучительную смерть, я уже не уверена была, что это не происходит на самом деле, или не произойдет пару часов спустя… Во время все более коротких промежутков озарения я начинала понимать, что схожу с ума. Мы посещали какие-то места, связанные с Беллатрисой, но все реже. Потому что все чаще я сидела, укутавшись в плед, наблюдая за тем, как в моей голове в сотый раз режут на кусочки Рона и Гермиону, душат Гарри и сотня Нагайн кусает меня и папу… К ужасу друзей, я пару дней такой жизни спустя перестала кричать от ужаса, обливаясь холодным потом. У меня уже и на это сил не было. И однажды Гермиона просто не выдержала…

Точнее, не выдержала я и в одно из своих наиболее четких и ярких видений, уже неотличимых от ночных кошмаров, или наоборот, собралась идти и спасать миссис Уизли, которую в моем воспаленном воображении только что начали пытать Круциатусом, подвесив вверх тормашками дядю Артура и Джинни. Всего неделя прошла с того момента, как у меня начались видения, но для меня прошла целая вечность. Вторая неделя января, самое ее начало…

Гарри попытался силком удержать меня на месте, впервые за эти дни сам выйдя из своего транса. И отлетел на другой конец палатки, связанный моим парализующим заклинанием. Я склонилась к его лицу, теряя контроль над собой. Туманные видения смешивались с вернувшейся яростью. И сквозь то отрешение от всего я услышала негромкое:

- Влад… Кэтрин пытается убить Гарри… - я сама научила ее этому, но в этот миг собой управляла уже практически не я, а что-то иное. Гермиона эта поняла, и поняла, быть может вовремя… Хлопок, как раз в миг, когда я налетела на Грейнджер, заткнув рот Рона куском мыла по пути. Заклинанием, конечно. Меня оторвали от пола две очень сильных руки и перед глазами предстало два больших круглых глаза, совсем как Василиск, и тоже желтых… Кроме них, я ничего не видела, а в голове роем заметались обрывки воспоминаний, видений, снов, мыслей… Все вперемешку, и больше всего – сцены всевозможных ужасов. Однако вскоре я осознала, что обрывки эти словно складываются в две больших коробки, ложась друг на друга, и когда они заполнились, одна из них закрылась и обмоталась тремя слоями какой-то бумаги и кучей клипкой ленты маглов. В голове стало неожиданно спокойно, а перед глазами прояснилось и вскоре я глядела уже в нормальные голубые глаза со зрачками. Майкл поставил меня обратно на пол.

- Ты где таких ужасов насмотрелась, просветленная ты наша? – поинтересовался он. – Я что только в чужих снах не видел, но чтоб такое…

- Она в себе? – поинтересовался за его спиной Гарри. Ожешко кивнул и отступил, показав меня троице и Владу, обнимавшему за плечи Гермиону.

- Гарри, прости, - выдохнула я, припоминая, что творила за секунду до появления двух ифритов. – Гермиона, я не хотела…

- Мы понимаем, - буркнул Рон, полоскавший рот водой. – В следующий раз пусть это хотя бы хлеб будет. Мыло как-то не очень-то вкусное…

- Рон, прости, - я покачала головой.

- Майкл, - осторожно усадив Гермиону в кресло, подошел к нам Влад. – Это… У нее прошло?

- Приступ прошел, пару дней она будет в себе, потом опять начнется. Видения возникали изнутри, это не Димитр, - отозвался Ожешко, задумчиво покручивая большими пальцами рук. – Но я не пойму, в чем дело, - покачал он головой. – Давно началось?

- Неделю назад, и все хуже и хуже. У нее какие-то сны кошмарные и видения, она сначала кричала постоянно, а теперь молчит. А сейчас вот понеслась спасать кого-то, и накинулась на нас. Мы ее задержать пытались…

- Тяжелый случай, - прокомментировал Майкл. – Ну теперь понятно, почему у нее в голове такой хаос. Толком не спит, постоянно не в себе. Что делать будем? - посмотрел он на Влада.

- Ее же должен был амулет защищать, - оглядел нас Матей.

- А он и защищает. Я же говорю – ее так изнутри накрывает, из подсознания. Давние и новые страхи.

- У меня и видения были, валькирии… Всех убьют… - я разревелась, но тут же снова передо мной предстали два желтых глаза. На сей раз Влад. Слезы сами собой перестали течь по щекам.

- Это у тебя галлюцинации были, Кэт, - уверившись, что я в порядке, заметил Влад. – Тебя в таком состоянии опасно тут оставлять, но и Майк тут остаться не может, и я тоже не могу, а сама ты скоро опять будешь сидеть и видеть, как тебя сто змеюк кусают, а Гарри в порошок на терке стирается… Уж извини, зацепил сейчас немного видений. Они у тебя уже на фоне идут, но пока их сдвинули.

- Амулет… - пробормотал Ожешко. – Жаль, что я не научился их делать, отец же предлагал… Вот был бы он в себе…

- Он же умер? – не поняла Гермиона. Майкл махнул рукой.

- Умер, а теперь сидит живой во Дворце Сов и куличики лепит. Он себе память стер…

- Как Локхарт, - заметил Рон.

- Похуже. Если ифрит сам себе память стер, ее вернуть очень сложно, почти вообще нереально. Разве что ритуалами темной магии, но мы такой не владеем… - покачал головой Влад. – Ей вообще не знаю кто владеть может. Димитр, разве что.

- А зачем он это сделал? – у меня глаза полезли на лоб. Влад взмахнул рукой.

- Я должен был с ним поговорить о твоих чарах, был реальный шанс уже собрать мозаику. Хранители подоспели, а самого Уоркесса сцапал к тому моменту Долохов в компании жены своей. Мы еле ноги успели унести с Кас и Тадеушем, но память себе Ожешко-старший стер. Думаю, понимал, что Хранители его адекватного живьем не выпустят.

- Уоркесс – это новая личина моего папы. Думаю, я пять лет назад после атаки Хранителей на дом Уоркесса последнего и похоронил под видом папы. Ну, кратко, теперь пан Ожешко сидит во Дворце Сов и в игрушки играется. Ему по его мнению семь лет, а я – его папа. И все его записи вместе с домом сгорели, наш дом спалили, когда маму убивали… - он внезапно резко взглянул на меня. – Я не знаю, что он хотел сказать, но я знаю, где была копия какой-то очень важной его бумажки, он мне сказал незадолго до… До событий пятилетней давности, когда понял, что его кое-кто активно ищет. Уоркесс был его другом, обычным магом. Он работал в организации по исследованию артефактов, а папа эти самые артефакты умел изготавливать.

- Думаешь, это имеет это отношение к делу? – затаила я дыхание.

- Не думаю. Он тогда сказал, что эта бумага может пригодиться, если ты снова появишься на нашем горизонте. Если война будет. Он после смерти мамы не хотел с тобой контактировать, слишком это все было опасно и для тебя, и для нас. Я тоже, но я с Владом уже несколько лет дружу, так что решил и тебе помогать…

- Он сказал, где она?

- Типа того. Он сказал, что она в самом неожиданном для него месте на свете. Идем туда? Только мантию-невидимку надень, Кэт. – Я взялась за Мантию Джеймса под пристальным взглядом Гарри и взглянула на Майкла.

- Куда мы все-таки?

- В дом Браунов. Отец никогда не думал, что там можно надежно что-то спрятать, там всегда было много гостей. Самое неожиданное место для него, насколько я его знаю. Думаю, на ней наложен щит ифрита, но я смогу найти. Я все-таки сын этого самого ифрита…

- Ну… - я оглядела остальных. Влад согласно кивнул, ребята чуть погодя тоже.

- Я останусь с ними, пока не вернетесь. С нашими скрывающимися Кас и две валькирии… - заметил Матей. – Майкл, головой за нее отвечаешь!

- А ты – за ребят, - я сжала руку Ожешко, теплее одевшись и набросив мантию на плечи. – Это – приказ.

- Есть, валькирия-мастер, - улыбнулся Влад. Я накрылась с головой и мы трансгрессировали. Мгновение спустя мы стояли перед старым давно заброшенным домом, где когда-то жили бабушка и дедушка, где росла мама, где родилась я. Я почти не помнила это место, но Майкл помнил. Он бывал тут чаще, чем я, и в более сознательном возрасте… Однако сейчас ифрит не отпускал мою руку, настороженно оглядываясь кругом. В доме было тихо, несмотря на то, что уже темнело, свет нигде не горел, но внезапно маховик кольнул мою кожу. По спине пробежались мурашки. И еще до того, как я успела спросить, в чем дело, я осознала то же, что и Майкл. Там, за дверью давно пустующего дома, кто-то был…

- Тут должны быть защитные чары, - шепнул Майкл почти неслышно. – Я их лично накладывал, когда последний раз тут был. Но их нет… Их кто-то снял…

Я стиснула его руку, размышляя, и сняла Мантию. Майкл посмотрел на меня как на больную.

- Это обычные маги. Угроза есть, но не смертельная для меня. И… - я не договорила, убрав мантию за пазуху свитера, в котором я и была. Не договорила потому, что дверь дома открылась и на пороге возник мужчина в черной теплой куртке. Его серые глаза вопросительно скользнули по мне. Я все еще держала Майкла за руку, но… не видела его. Он за секунду просто исчез. Дезиллюминационные чары, поняла я. Я отпустила его руку. Долохов улыбнулся и бросил, приветливо открывая мне дверь:

- Реддл, рад тебя видеть. Но у нас для тебя плохая новость, - он посмотрел на свои руки в магических наручниках. Я подтолкнула его внутрь дома, усиливая наручники.

- Я с маховиком, Антонин, незадача, - усмехнулась я. Дверь закрылась за моей спиной, Майкл, конечно же. – Что за новость?

- Той штуки, которую ты ищешь, здесь нет. Ее забрали. Я, конечно, думал, что кто-то сюда явится, но чтобы ты лично… Ты превзошла мои ожидания, Кэ… Реддл.

- Я все же осмотрю дом, - шепнул мне Майкл. – И осторожнее, Кэт, он может и не один тут быть. Тут кто-то как будто следы подчищает, я и его-то слабо ощущал…

- А давай-ка мы поговорим, - я толкнула Долохова в заброшенную гостиную. И охнула, ощутив, что в мое горло со спины уперлась палочка. Наручники спали с Долохова и он тоже нацелился на меня с гадкой улыбкой на лице. А еще я ощутила, как что-то выскользнуло из заднего кармана моих джинс.

- Ну давайте поговорим, - произнес за моей спиной голос, который я узнала бы из многих. Анж. – Дернешься, Кэт, и я применю Круциатус. Попытаешься справиться со мной – его применит Тони.

- А если дернется кто-то из вас, - посреди гостиной материализовался Майкл, направивший палочку на нас троих. – Я отрежу обоим уши и заставлю их съесть. Ну так что, мы будем говорить? – улыбнулся он. Однако хотя его губы и улыбались, в желтых глазах застыла готовность применить силу. Долохов мрачно посмотрел на меня и перевел взгляд на Майкла.

- Хорошо, Майкл, давай поговорим…

- Я, конечно, знаю, что мама и… Но… Вы знакомы?! – заморгала я. Мужчины с усмешкой посмотрели на меня.

- Когда он был ростом с домовика, он никак не мог произнести мое имя. Как думаешь, Реддл, мы знакомы? – склонил голову Антонин. На губах Майкла появилась странная усмешка…
Примечания:

(1) Нет, Кэтрин не стала Тезла-Экалой, просто так была одета. При наличии сына она ей стать и не могла
(2) И директором Хогвартса она тоже не стала, Кэтрин в этом фрагменте - преподавательница ЗОТИ

Первый месяц весны... (Кэтрин)
- Так все-таки, кто забрал отсюда бумаги отца? – осведомился Майкл уже раз в третий, вытянув длинные ноги через немалую часть небольшой гостиной. Я мысленно усмехнулась нелепости сложившейся ситуации: валькирия Соединенного Королевства со своим ифритом-помощником сидят в компании двух Пожирателей Смерти и мило беседуют с последними. Хотя беседой назвать усмешки Долохова и то, как методично Анж жевала какую-то жевательную резинку, сидя на каретке кресла своего супруга, буравя глазами меня, назвать было трудно. По непрозвучавшей договоренности не сражаться Долоховы и Майкл убрали палочки, а я отпустила маховик. – И снял защитные чары с дома? Вы?

- Нет, - хмыкнула Анжелика, выдув пузырь из своей резинки и втянув его обратно, - не мы.

- Тогда кто?! – прорычала я, удерживая себя в руках усилием воли. Странности поведения Долоховых, теперь обоих, окончательно приводили меня в состояние полной растерянности.

- Человек, - с полной невозмутимостью отозвался Антонин. – Пришел, снял чары, забрал бумаги, а потом уже пришли мы. Ждали кого-то из твоих дружков, - он театральным жестом поклонился мне. – Чтобы поймать. Но ты пришла сама, а приказа тебя ловить у нас не было…

- Именно поэтому ты ее так спокойно встретил и сейчас мы пытаемся разговаривать? – уточнил Майкл. Долохов кивнул.

- Дурдом какой-то! – пробормотала я, оглядев остальных. Анжелика расхохоталась, Долохов усмехнулся, и даже Майкл прыснул.

- Полностью с тобой, Реддл, солидарен, - Долохов развел руками. – Это действительно дурдом.

- Какой-то, - усмехнулась Анж. – У нас нет приказа тебя ловить, ты, видите ли, нужна всем сейчас в здравой и активной памяти. – Посерьезнела она. - На твой приход просто никто не рассчитывал…

- Поэтому тебя ловить как бы не планировалось, - закончил за теперь уже свою жену, что по-прежнему вызывало у меня недоуменную ярость, Долохов.

- А как ваша Госпожа отнесется к тому, что вы меня упустили? – поинтересовалась я. – И Майкла тоже.

- А мы тебя упустили? – Долохов изумленно выгнул брови. – Лика, свет мой, ты видела тут Реддл? – посмотрел он на жену. Та отрицательно покачала головой.

- Майкл Ожешко числится в списках пособников Нежелательных лиц? – поинтересовалась она у мужа. Мы с Майклом переглянулись и оба пожали плечами. Ситуация на самом деле дурдом напоминала все сильнее – я ожидала от Долохова чего угодно – попытки убить, попытки поймать, просто ухода, в конце концов, но никак не посиделок в заброшенном доме, при зажженном камине.

- Нет, не числится, - Долохов изобразил, что вспоминает что-то. – Точно, не числится там таковой. Он живет в Польше, а пособники Реддл – британцы.

- Кто, я вас спрашиваю в последний раз, забрал бумаги? Хранители? Ифриты? Пожиратели? – Майкл явно стремительно утрачивал терпение, как и я сама. Долоховы переглянулись и я заметила во взглядах обоих что-то странное, какие-то едва различимые искорки почти нежности. Ответила Майклу Анж, поправив рукава своей черной куртки с черепами.

- Не Пожиратели и не ифриты, - заметила она. – За последнее время я видела только двух ифритов, и один из них – ты.

- А второй? – недоуменно посмотрел на нее Майкл.

- Твой отец, - отозвался Долохов. – Уж извини, память себе он сам стер, - невозмутимо-издевательское поведение Пожирателя приводило меня в ярость и возмущение, но я удерживала себя в руках, надеясь хоть что-то разузнать… Однако из еще примерно пяти-десяти минут нашего общения ясно мне стало только то, что мне и так было уже известно, что они чуть не сцапали Тадеуша, но тот стер себе память и стал бесполезен. В итоге мои и Майкла нервы сдали. Я сжала маховик, мысленно уже отдавая приказ связать Анжелику, Майкл ярко-желтыми глазами без зрачков неотрывно смотрел на Долохова, медленно вытаскивая палочку из кармана и открыв было рот, чтобы что-то сказать. Долоховы только с усмешкой переглянулись, взялись за руки и трансгрессировали из утратившего защитные чары дома как раз в тот момент, когда маховик получил соответствующий приказ. Заклинание у меня вырвалось, и вспышка из палочки Майкла ударила в стену, оставив там небольшую дыру, но цели наши заклинания уже не достигли. Мы с «кузеном» переглянулись.

- И что это вообще такое было? – спросила я, чувствуя, что мои брови медленно ползут вверх. – Ты что-то понял? – я погасила камин.

- Не очень, - проморгался Майкл. – Слушай, он всегда такой? В молодости он как-то поадекватнее был… - он покачал головой и взял меня своей ручищей за локоть. – Пошли отсюда, тут явно ловить нечего.

- Думаешь, про бумаги они не врали? – спросила я. Майкл мрачно кивнул.

- Тут нет ни одного щита ифрита, я почти уверен, хотя дом стоит еще немного обойти. Отец не мог не наложить этот щит, так что бумаги отсюда и правда кто-то унес, - он встал с дивана, на котором мы с ним сидели, и рывком поставил меня на ноги. – Пошли, Кэт, обойдем дом и пора сматываться отсюда…

- Насчет Долохова… Он всегда странный, но всегда по-разному. Есть мнение, что у него не все дома. Не только мое…

- Кстати, у девчонки, что с ним была, знакомый голос, - задумчиво пробормотал Майкл, обходя комнаты первого этажа. – Это его жена, как я понял?

- Ага. В недалеком прошлом моя хорошая подруга, - горько улыбнулась я. – Ты слышал гимн кафедры аврората в Денбридже? – я внимательно оглядывалась кругом, прислушиваясь к интуиции валькирии, но она молчала. Все было спокойно. Мы, а Майкл все еще держал меня за локоть, поднялись на второй этаж.

- Слышал, у Влада была его запись, он как-то включал, - кивнул Майкл, замерев посреди коридорчика второго этажа.

- Ну вот, женский голос – это она, - улыбнулась я. – А мужской – это Верховный Хранитель лично. Так что тебе довелось услышать будущего властителя всего сущего, - Майкл с усмешкой посмотрел на меня, крепче сжал мой локоть и трансгрессировал вместе со мной куда-то в Лондон, в какой-то пустующий тупичок.

- Итак, перед тем, как идти в палатку… Что мы имеем? – поинтересовался Ожешко. – Мы знаем, что бумаги отца кто-то предусмотрительно утащил. И без ифритов или хотя бы ифритской крови тут не обошлось, наши защитные чары, щиты, как их называют обычно, просто так не снимешь. Теперь точно установлено, что Долохов связан с Хранителями, и супруга его тоже…

- Она может быть меньше связана, - буркнула я. После второй встречи с четой Пожирателей вина перед Анж и тоска в душе усилились, я иногда думала о том, во что превратила раньше прекрасного человека. А еще мне не хотелось верить, несмотря на очевидно теплые ее отношения с Долоховым, точнее, теплое ее отношение к нему, в то, что она такой стала на самом деле. – Мы имеем то, что через пару дней мне опять станет плохо, - вздохнула я. – Опять начнутся сны и видения, и я выпаду из реальности. А еще, что меня не радует, вы с Владом как-то легко видите мои мысли. Это же ненормально для валькирии!

- То, что я могу видеть твои мысли, когда сознание у тебя затуманено, это нормально, отец тоже видел мысли Роуз, случалось. Вот Влад – это уже менее нормально и меня напрягает.

- Ну, оберег твоего отца вроде как делал меня восприимчивой к воздействию друзей, - пожала я плечами. – В этом дело, наверно. Но вот то, что видения вернутся – это страшно…

- Ну-ка посмотри мне в глаза, - скомандовал внезапно Майкл. Я посмотрела в его голубые глаза, стремительно становящиеся желтыми, и почувствовала какое-то легкое туманное воздействие на мой разум. Которое, однако, не настораживало мой дар, словно глубоко в мою голову проникнуть Майкл не мог… - Ничего не понимаю, - он отвел снова принявшие нормальный цвет глаза. – У тебя стоит сейчас обычный для валькирии заслон от Легилименции, врожденное это ваше умение. Но когда я тебя приводил в чувство, этого не было… Странно как-то.

- Моя жизнь – одна сплошная странность, - вздохнула я. – В последнее время это так. Кстати, я там на секунду подумала было, что ты меня притащил сдать Долохову. Усмешка такая была…

- Мы точно с тобой одиннадцать лет не виделись, - Майкл с такой силой хлопнул меня по спине, что я чуть не упала. – Это моя обычная усмешка, Кэт. Но сейчас… Знаешь, у меня чувство, что у тебя прошли проблемы с видениями, но не один же визит к Браунам сам по себе их убрал! Да и чары сняты с дома не все. Те, что мешали увидеть его и попасть в него, и те, что защищали бумаги отца. Там еще парочка мелких заклинаний осталась, я их проверил. Как наложил, так их больше и не затрагивали… Что-то странное в этом есть, как будто тот, кто забрал бумаги, был каким-то образом связан с отцом… И проблемы с твоей головой…

- Может, у меня что-то было на нервной почве, а дурдом сейчас благотворно повлиял? – пожала я плечами. Майкл хмыкнул.

- Гениальная идея, - ехидно заметил он. – Так ты скоро дойдешь до уровня моих идей с превращением собак в кактусы. Ладно, все равно надо разбираться во всем этом… Если хоть какие-то проблемы появятся, ты немедленно зовешь нас с Владом, я имею в виду проблемы с глюками. Или скажи детям, пусть зовут.

- Это не дети, им всем уже по семнадцать! – возмутилась я. Майкл только отмахнулся. И отвел меня обратно в палатку. Гарри с Роном что-то негромко обсуждали у входа, Влад же с Гермионой в обнимку с какой-то из Гермиониных книг с самым серьезным видом рассуждали над чем-то, явно связанном со мной, потому что замолчали, едва я появилась.

- Ну как? – спросил Влад, все еще приобнимая Герми за плечо. – Сделали, что хотели?

- Не очень, - покачала я головой. – Это было… Странно…

- Очень странно, - мрачно кивнул «кузен», - я тебе в убежище расскажу. Коротко говоря, или я свихнулся, или же я даже не знаю, как эти странности назвать. А еще Долохов там был, явно немного не в себе. Мы, представь себе, разговаривали.

- Думаю, если бы Майкла там не было, они бы со мной сразились и попытались поймать, - заметила я, озвучив наконец свои подозрения. Влад согласно кивнул. Еще раз велев мне в случае повторения видений тут же звать их и дав такие же наставления ребятам, оба ифрита отбыли… Я же поняла еще кое-что, что за странными видениями и снами словно бы сдвинулось на второй план.

Браслет уже давно при мыслях о Северусе становился температуры чуть более высокой, чем ему было положено. Это означало сгущающиеся над человеком тучи, но случится с ним что-то или нет, было большим вопросом. Однако здесь тот страх и волнение, что вызывало у меня поведение браслета, усиливалось словами Франчески. «Преемница Тезла-Экалы».

Так или иначе, я вдруг осознала две вещи. Я страшно волновалась за Сева и соскучилась по нему, желая хоть на миг увидеть. Второе – я ведь поверила тогда ему на слово, и, учитывая, что нас с Гарри предавали все, кому не лень, и враги и друзья все чаще вели себя совершенно необъяснимо, теперь вдруг поняла, что хочу хоть как-то проверить истинность его слова. Говоря коротко, я захотела побывать в Хогвартсе.

Еще два или три дня спустя это и случилось, в очередную мою свободную от дежурств ночь. Поздним вечером я, под предлогом того, что навещу дом Браунов снова и осмотрюсь там, ведь Пожиратели явно там меня ждать уже не стали бы, в облике совы покинула палатку, пообещав вернуться назад как смогу быстрее. И отлетела совсем недалеко от нашей стоянки, после чего перекинулась обратно и коснулась браслета, отдавая ему соответствующее указание, накрывшись Мантией Джеймса.

Я оказалась в кабинете директора и мой взгляд упал на спину склонившегося над столом Северуса в черной мантии и лежавшую у ножек его стула Милли. Она нашлась! Я почувствовала почти счастье, увидев ее невредимой и судя по довольной морде вполне счастливой. А еще я чувствовала себя виноватой перед ней за то, что оставила было ее одну среди врагов.

- Ну вот, а Кэрроу и говорит этому мальчику – заткнись, пацан, и делай дело. Ну, он палочку взял и… - вещала Милли. Они явно меня не заметили. Северус оглянулся на кошку и покачал головой.

- Если я запрещу им это, возникнут проблемы, - негромко произнес он. – Если она сюда направит другого директора, когда разберется со мной, Хогвартсу придется еще хуже. Так что…

- Плохо еще то, что Блаттон не возвращается. Они при ней как-то… Поспокойнее, что ли…

- Они ее боятся, - хмыкнул Северус. – Все-таки жена Долохова посолиднее их будет. Я тоже, но я в данном случае под их наблюдением, боюсь.

Я сняла Мантию, аккуратно ее сворачивая. Милли вытаращилась на меня, а миг спустя обернулся Сев. Стук упавшего на пол стула и две сильных руки, прижавшие меня к нему – вот что случилось доли секунды спустя.

- Кэтти, Кэтти, милая, - шептал он, целуя мою макушку. – Родная моя…- Он мягко отстранил меня от себя, внимательно глядя на мое лицо изучающе-нежным взглядом. – Что случилось?

- Ничего, - я покачала головой. – Так, кое-какие вопросы хочу прояснить.

- Как ты? – этот вопрос был нормальным в данной ситуации, ненормально было кое-что другое – странное выражение его глаз.

- Ну, насколько это возможно, не так уж плохо… А что?

- Мне снятся очень странные сны уже недели две, - он усадил меня на поднятый им стул, пристально глядя мне в глаза. – В этих снах ты добровольно надеваешь Диадему, беря ее из рук Димитра. В этих снах у тебя на руке метка, - он потер через рукав левое предплечье. – И это не другая реальность, потому что в этих снах – Леди, а не Лорд. Оптимизмом, как ты понимаешь, от этих снов не веет…

- У меня тоже были странные сны, - вздохнула я. – Нас всех там убивали и мучали. Это только страхи, не обращай внимания. Ты же сам знаешь, в реальности я такого сделать просто не могу. И да, спасибо за меч, он нам уже пригодился. – Северус взглянул на меня чуть веселее, в черных глазах мелькнули искорки.

- Сразу догадалась? – улыбнулся он.

- Ну, учитывая лань, сразу. Но другое беспокоит. Как ты нас нашел?!

- В следующий раз, доставая Найджелуса из сумки, места обитания не называйте… Я вот только, увы, не очень был уверен, что вы еще там, но план удался. – Он развел руками. – Трио в курсе, кто принес меч? – нахмурился Сев. Он закрыл кабинет и наложил множество защитных чар. Я добавила парочку своих, сжав маховик.

- Нет. Рон с Гарри думают, что это Дамблдор, а что по этому поводу думает Герми, я не знаю. Твой Патронус знаю только я. А вообще у меня происходит в жизни сейчас много странностей… - я рассказала о последней сцене из блокнота. Я хотела сказать о словах Совета, о том, что может произойти с ним, но язык не повернулся. Северус при моих словах о том, что я сильно обижена на отца, мрачно произнес:

- Тогда и на меня тебе надо злиться. Я знал. Дамблдор рассказал мне, когда еще был жив. Я в некотором роде был Хранителем Тайны этих воспоминаний.

- Почему не сказал? – на глаза навернулись слезы. – Ты-то почему мне врал?

- Потому что не хотел, чтобы с тобой что-то случилось, Любимая, - он поцеловал меня в макушку. – Не злись на нас, мы хотели как лучше для тебя, а Римус вообще ничего не знает, не вини его, - он присел рядом со мной на корточки и сжал мои руки в своих. – Кэтрин, будь благоразумнее. Война – не время для таких обид и злости. После победы выскажешь все, что когда-либо думала в мой адрес, договорились? – улыбнулся он. Я потрепала его по грязным спутанным волосам, невольно улыбнувшись. Его рассудительность и хладнокровие всегда влияли на меня благотворнее, понижая мои импульсивность и максимализм. И на мои поспешно-односторонние решения. Наверное, в какой-то мере он был одним из тех немногих, кто оказал огромное влияние на формирование моего характера…

- И не только в твой, - заметила я. – Я всем все выскажу, и еще как.

- Узнаю Кэтрин Реддл, - усмехнулся Северус.

- Ну так вот, в связи с тем, что мои знакомые имеют тендецию быть врунами, - перебила я его. – Ты мне покажешь кое-какие свои воспоминания, прямо сейчас.

- Всегда пожалуйста, - он водрузил Омут Памяти Дамблдора на один из столиков в кабинете. – Какое именно, недоверчивая моя?

- Как ты узнал о проклятии на Дамблоре и что он тебе по этому поводу сказал сделать… - я посмотрела в черные глаза, сжав маховик и боковым зрением наблюдая за палочкой в его руке. Северус, глядя мне в глаза, пожал плечами и протянул палочку в виску.

- Погоди, мой мальчик, - остановил его портрет Дамблдора, молча за нами наблюдавший. Остальные были словно не в себе, как-то слегка безучастно глядя на меня и Сева. А Найджелуса вообще не было в его раме. – Кэтрин, я сам лично просил Северуса убить меня и могу сейчас подтвердить это. И просил ничего не говорить тебе заранее. Прошу прощения за этот поступок.

- И все-таки покажи мне свои воспоминания, - настойчиво произнесла я. Северус со вздохом кивнул и погрузил ниточку серебристых воспоминаний в Омут. А затем, взяв меня за руку, погрузился туда вместе со мной.

В общем-то, уже одно то, что он никаким образом не попытался избавить себя от необходимости показать мне эти воспоминания и не просил отсрочки, служило доказательством в его пользу. Конечно, он мог их загодя изменить, но и портрет уверял меня в его невиновности, а я здорово сомневалась, что на портрет покойного можно наложить Империус, например. Однако посмотреть воспоминания я все-таки не отказалась…

***

- Зачем? — начал Северус без всяких предисловий. — Зачем вы надели это кольцо? На него наложено заклятие, вы не могли этого не знать… Зачем вам вообще понадобилось его трогать? – говоря все это, он одновременно вливал Дамблдору в рот какие-то зелья. Тот едва-едва приходил в себя, а почерневшая и иссохшая рука лежала словно сама по себе.
Кольцо Марволо Мракса лежало на столе перед Дамблдором. Оно было разбито. Рядом лежал меч Гриффиндора.

Дамблдор поморщился:

- Я сделал глупость. Не устоял перед искушением…

- Каким искушением? – Дамблдор молчал. - На это кольцо наложено заклятие исключительной силы. Самое большее, на что мы можем надеяться, — это ограничить его действие одним участком. Пока мне удалось запереть его в одну руку. Вы с ума сошли! – прорычал Северус, находившийся в явном бешенстве. Я почти никогда не видела его злым, и невольно сжала руку настоящего Сева, приобнявшего меня тут же за талию.

Дамблдор приподнял свою почерневшую, ни на что уже не годную руку и осмотрел её с таким выражением, как будто ему показали любопытнейший экспонат.

- Отличная работа, Северус. Сколько мне осталось, как считаешь?

Дамблдор говорил обычным тоном, как будто спрашивал прогноз погоды.

- Не могу сказать. Может быть, год. Максимум год. Сдержать такие чары навсегда невозможно. Они будут сильнее со временем и удержать их я не сумею. И никто не сумеет.

Дамблдор улыбнулся. Похоже, его не очень взволновало, что жить ему остаётся меньше года.

- Вы что, думали, что, разбив кольцо, вы разобьёте чары? – посмотрел на осколки кольца Северус.

- Что-то в этом духе… Я, видимо, был просто не в себе… — сказал Дамблдор, с усилием выпрямляясь в кресле. — Ну что ж, это сильно упрощает дело. Я имею в виду тот план, который выстроила вокруг меня Беллатриса. План заставить этого бедного мальчика, Малфоя, убить меня.

Северус медленно опустился в кресло напротив Дамблдора, хмурясь.

- Она и не ждёт, что Драко добьётся успеха. Это просто наказание за недавние промахи Люциуса. Медленная пытка для родителей Драко, вынужденных наблюдать его провал и наказание. Она сказала, что делать это буду я, я же рассказывал. Скорее всего я.

- То есть она думает, что потом шпион в Хогвартсе ей больше не пригодится?

- Да, она думает, что школа скоро будет в наших руках.

- А если она и правда окажется в ее руках, — сказал Дамблдор таким тоном, как будто речь шла о чём-то постороннем, — вы даёте мне слово сделать всё, что в ваших силах, чтобы защитить учеников Хогвартса?

Северус кивнул.

- Так вот, наша задача сейчас – помешать Драко наделать глупостей и выполнить поручение Лестрейндж.

- Вы намерены дать Драко вас все-таки убить? – поинтересовался Северус с нескрываемым сарказмом. – Позвать его?

- Нет, Северус. Меня убьешь ты.

- Вы хотите, чтобы я сделал это прямо сейчас? — ироническим тоном спросил Сев. — Или дать ещё несколько минут, чтобы составить эпитафию?

— Нет-нет, это не так срочно, — ответил Дамблдор, улыбаясь. — Я полагаю, случай представится в своё время. С учётом того, что произошло сегодня, — он показал на свою обугленную руку, — можно не сомневаться, что это произойдёт в течение года.

- Если вы не против умереть, — резко сказал Северус, — почему бы не предоставить это Драко?

- Душа мальчика ещё не настолько повреждена, — сказал Дамблдор. — Я бы не хотел, чтобы она раскололась из-за меня.

- А моя душа, Дамблдор? Моя?

- Только тебе известно, потерпит ли твоя душа ущерб, если ты избавишь меня от боли, унижения и мучительной смерти, - отозвался Дамблдор. – Я прошу об этом тебя, Северус, потому что в любом случае моя смерть – решенное дело. И быстрый конец от Авады устроит меня больше, чем смерть в случае работы Сивого или смерть от проклятья.

Северус снова медленно и тяжело кивнул. Дамблдор улыбнулся.

- Спасибо, Северус…

***

- Ну как, убедилась? – когда мы вынырнули из Омута и Сев убрал свои воспоминания оттуда, осведомился он. – Или еще что-то показать?

- Нет… Прости… - я прижалась к нему и при мысли о том, что это вполне может быть наша последняя встреча, сердце глухо екнуло. – Я так за тебя волновалась… - вырвалось у меня. Северус мягко меня отстранил и поцеловал в висок.

- Я все понимаю, Зайка. Я даже удивлен, почему ты раньше этого не потребовала. Видимо, после войны мне придется еще многому научить миссис Снейп.

- Ага, - влезла Милли, до того молча за нами наблюдавшая. – Что взять с молодой валькирии? – коварно улыбнулась кошка. – Которая даже про меня не вспоминала, небось! – махнула она хвостом.

- Милли, я… После того, что случилось, я была немного не в себе, а потом… Не могла попасть в Школу… Я искала тебя, но не нашла… - бормотала я, пока кошка прыгнула на стул и принялась укладываться.

- Ты моя хозяйка, - буркнула она. – Ну да ладно, меня и он неплохо кормит, - он показала Северусу язык. Тот покачал головой.

- Этот зверь неисправим, - усмехнулся новый директор Хога.

- Когда все кончится, я тебя заберу, обещаю, - отозвалась я. Милли махнула хвостом.

- Когда все кончится, вы будете жить вместе, думаю, наконец-то.

- И ты будешь портить мое имущество? – подняла я бровь. Милли закатила глаза к потолку.

- Нет. Ладно, предлагаю поболтать в спальне, ночь как бы уже, - заметила она. – И да, я с тобой не пойду, я на тебя сердита! – она махнула хвостом, спрыгнув со стула, и грациозно двинулась к двери. – Буду Хозяина старшего оберегать, - я накрылась Мантией и следом за Севом и Милли вышла в коридор, откуда и прошествовали мы трое в новые комнаты Северуса. И в спальне я уселась на кровать, вызвав у Милли коварную усмешку, сняв Мантию и убрав ее на место. По пути нам попались Филч с миссис Норрис, шикнувшей на Милли, Алекто и профессор МакГонагалл. Последняя одарила Северуса полным неприязни взглядом, Филч смотрел с ужасом, а Алекто – с недоверчивым вниманием и опасением. Она явно и боялась его, и в то же время относилась настороженно. Всего только три человека, а как хорошо выражало это ту атмосферу, в которой ему пришлось жить. Я порадовалась, что Милли вернулась к нему. Хотя бы маленькая отдушинка в этой ненависти и злобе. А еще я поняла, каким счастливым, должно быть, делал его мой визит. Сейчас – единственного человека, который относился к нему иначе.

И надеялась, что мое недоверие поначалу не обидело его… Сев сел рядом, касаясь моей руки.

- Тебе еще не пора? – спросил он. Те же чары, что он только что снял с кабинета, окутали спальню. Я отрицательно покачала головой.

- Я могу задержаться. Тем более новостей у нас обоих валом, - я рассказала многое – открытия при просмотре маминого блокнота, о нападении на Оливию и предложении Совета стать его членом, уничтожение крестража. Я рассказала о походе в Годрикову Впадину и к Лавгуду, но очень коротко, опасаясь сейчас рассказывать все кому бы то ни было, даже ему. Странности поведения Долохова в обе наших последних встречи… Мои видения и страшные, чудовищные сны…

И, наконец, про жуткие слова Франчески. Что я могу потерять его.

- Умоляю тебя, будь осторожен, - я только сейчас осознала, что сижу, прижавшись к нему и положив голову на его плечо. Милли со своей подстилки внимательно нас слушала. Северус заботливо меня обнимал за талию.

- Это ведь еще не факт, - отозвался он. В самой глубине его глаз мелькнуло что-то странное. – Клянусь тебе, я сделаю все, что в моих силах, чтобы остаться с тобой. – Я коснулась его щетинки на щеках.

- Я люблю тебя… - прошептала я. – Я буду любить тебя вечно, что бы ни случилось. Знай это…

- Знаю, - наши губы встретились. Милли тактично отвернулась. Я ощущала запах кофе и запах зелий, прочно впитавшийся в его кожу за столько лет работы с ними, ощущала тепло его тела и горько-сладкий вкус его губ. Когда поцелуй прервался, что-то дрогнуло глубоко внутри, где-то в человеческой части моей души.

- Ну а теперь твоя очередь, - прошептала я. – Как ты?

Он рассказал гораздо меньше, поскольку в общем-то его деятельность сейчас сведена была к советнику Беллатрисы и управляющему Хогом Пожирателю. Поэтому узнала я в общем-то только то, что слышала о Невилле и Джинни, о том, что Лавгуда арестовали и он в Азкабане пока, о том, что Долохов и Анжелика занимаются операцией под шутливым названием Сева «поймай Реддл, не ловя ее» - в свете последних наших встреч назвать эту операцию можно было только так. О том, что подпольно в Хоге пытаются действовать оппозиционеры, как их окрестил Северус, а он пытается им в этом помягче воспрепятствовать. О том, что отца все еще ищут, но не нашли пока ни его, ни Сириуса, ни Рема с Тонкс. О Табу, о котором уже сообщил Рон.

Я узнала, кроме того, что Долоховы поженились еще осенью, что инициатором этого брака был Долохов, как-то упомянувший Севу и Малфою-старшему, что это брак фиктивный, однако потом, по словам Сева, Долохов же повел себя для фиктивного брака более чем странно, но что именно он сделал, не уточнил. Однако меня эта новость наполнила надеждой на то, что Анж все же не предала нас, что это или вынужденная мера с ее стороны или что-то еще более непонятное для меня.

- Она не так давно сообщила, что муж ее знает о нас с тобой. Но не сдает. Так что…

- По-моему, он окончательно съехал с катушек, - буркнула я. – Странно с его стороны так себя вести.

- Думаю, Кэт, дело обстоит как раз наоборот, - серьезно произнес Северус. – Думаю, он куда более адекватен, чем пытается выглядеть. Когда он говорил со мной как-то, играя в очередной раз с этим своим знанием… Я такого разумного взгляда порой у многих адекватных людей не видел. Думаю, иногда он знает, что делает, хотя, быть может, не понимает, зачем…

- Ну и моя новость напоследочек, - встряла Милли. – В общем, пока я не вернулась, я побывала у Влада и в замке Хранителей. Туда и оттуда меня доставила одна человеческая особа женского пола. С длинными такими черными волосами. Редкостной язвительности дамочка…

- Нора, - пробормотала я.

- В общем, поглядела я на их жизнь и деятельность, но это все и так известно или понятно. Новость для тебя же вот какая – есть у вас в Ордене Сов такая дамочка, по имени Ядвига?

- Да. Она из Совета Десяти, польская валькирия. А что?

- Она – шпионка Димитра, помощница его, подруга. Не знаю, короче, вид их с ним связанности, но Ядвига работает на Димитра. А может и не одна она. Вот так вот.

- Орден подозревает, что у нас завелись предатели, - кивнула я. – Я знаю. Нет уверенности, кто именно. Ты точно слышала ее имя?

- И не раз. Они ее не один раз по имени назвали. Она с зеленой лентой была и ее называли пару раз «сестра Ядвига». Думаю, она все-таки валькирия, - кивнула Милли.

- Ну да, - задумалась я. Ядвига была одной из тех двоих валькирий тогда на суде, кто желал мне зла. Ядвигу, как я поняла, держала при себе Гертруда. Ну, насколько это было возможно, чтобы не вызвать особых подозрений…

«Ирония какая-то прямо-таки», - заметил внутренний голос. – «Врага-шпиона зовут точно так же, как твою двоюродную сестру, ну, точнее якобы сестру».

- Ядвига не могла стать валькирией, - эта мысль вырвалась у меня уже вслух. – Ее отец и брат – ифриты, такие не становятся валькириями…

- Ты сейчас о чем? – осведомилась Милли. Они с Северусом удивленно на меня смотрели.

- Я про Ядвигу Ожешко, - отозвалась я.

- А это кто? – поинтересовался уже Сев.

- Моя кузина, приемная. Дочка одной из якобы сестер мамы. Ты разве не… - я осеклась. Северус не был знаком с маминой приемной семьей, и когда мы с папой еще общались с семьей Ирмы – бабушка с дедом и тетя Джессика погибли еще до того, как мамы не стало, Северус с нашей семьей никак не контактировал. – У мамы было две приемных сестры, Джессика и Ирма. Родные дочери Браунов. Ядвига – дочь Ирмы. Мама с ними ладила и после того, как она подружилась с Лили.

- Твоя мама, по-моему, мало с кем не ладила, - усмехнулся Северус.

- Маму очень сильно любили, она была очень доброй. Лечила животных, никогда не кричала на кого-то. Папа говорит, за все годы их знакомства мама ни разу не повышала голос ни на кого и ни по какому поводу. Ну, это малая часть того, что о ней рассказывают. Так вот, Ядвига Ожешко – это фамилия мужа Ирмы, он поляк, - никак не могла стать валькирией. Имена просто совпали, вот и все. Я это совпадение заметила…

- Кстати, скажи мне вот еще что, - заметил Сев. – Тебя мама с папой в детстве учили сроки рассчитывать и в месяцах разбираться? – он скрестил на груди руки с ехидной улыбкой. – Ты когда помчалась спасать Люпинов, Круциатус применила, чуть не попалась, чуть не погибла, - махнул он рукой. – Когда применила магию без маховика и палочки и чудом избежала наказания за Круциатус… Тебе ни на секунду не пришла в голову одна мысль?

- Я была не в себе, здорово переволновалась и мне некогда было думать, - огрызнулась я. Северус ехидно улыбался.

- Так вот. Ты вообще не подумала, что Тонкс еще никак не могла успеть родить. Когда ты ее последний раз видела?

- Перед побегом, когда якобы замуж выходила… А что?

- Они о ее беременности уже говорили? – осведомился Сев. – Признаки были, может, какие-то? Живот, например? Или на тошноту жаловалась, там? Слабость, сонливость, странные пристрастия в еде? – продолжал он. Я нахмурилась, глядя на него.

- Нет.

- Когда он тебе сказал, что Тонкс беременна?

- Когда нас навещал в августе…

- Это никак не могло быть больше примерно месяцев трех, думаю, хотя склонен предположить, что сбежал он от нее, как только узнал, а узнается это явно пораньше. Так что пусть это будут два месяца, - он развел руками.

- У людей так долго беременность длится? – спросила Милли.

- Девять месяцев примерно, - кивнула я.

- Священные кошки, - пробормотала Милли, махнув хвостом. – У нас – три или четыре месяца, не помню точно. Вроде у ифарито отличается от обычных кошек, но не намного…

- Ну так вот, - прервал нас Сев. – Потом август, три осенних месяца. Плюс четыре, как следствие. Тонкс сейчас месяце на седьмом, ну может быть на восьмом в самом начале этого. То у нас что было?

- Конец ноября.

- Месяца этак получается… Ну, пусть с полгода. Не рановато ли?

- Я идиотка, - вздохнула я, прижавшись к нему. – Какая же я у тебя идиотка. Редкий случай, но я согласна с Долоховым.

- И да, не переживай так за него, Димитр не сможет навредить Северусу, пока я рядом. Он, скажем так, его не найдет. – Заметила Милли, вылизывая лапу.

- Я обещаю, что сделаю все, чтобы быть рядом с тобой, - прошептал Северус, касаясь губами моей щеки. – Обещаю…

- Я тоже, - мои пальцы скользнули по его плечам и спине. Я могла остаться до утра, ведь именно так обещала Гарри. У нас впереди была ночь, чтобы побыть рядом. Просто рядом… - Я хочу стать-таки миссис Снейп…

- Я люблю тебя, - его пальцы расстегивали молнию моей куртки, губы скользили по моим щекам и губам. – Кэтти…

- Обещаю, что ничто не сможет нас разлучить. Что бы ни случилось, однажды мы встретимся снова. Неважно, в каком мире… - я расстегнула его мантию и мои руки скользнули под его рубашку. Теплая кожа под ладонями, прикосновения его рук к моим плечам, с которых уже стянут был один из двух свитеров, а куртка так и вовсе лежала на полу, как и его мантия, заставили волну неожиданного тепла пройти по моему телу.

- Неважно, - наши губы вновь встретились, а его рубашка присоединилась к мантии. Руки стянули с меня второй свитер и скользнули под футболку. Поцелуи из нежных превратились в страстные. Я потянулась к ремню его брюк, наплевав на все, что творилось кругом… Сейчас существовали только мы двое и комната вокруг нас…

Дыхание с каждой секундой становилось все чаще, и тело покрывалось мурашками не от холода, а от касаний его теплых чуть шершавых рук. Впервые с момента разрыва. Впервые за долгие месяцы. И может быть в последний раз… Я хотела принадлежать ему именно сейчас и здесь, и плевать было на все остальное. Хотелось только касаться его горячего торса, целовать его такие знакомые губы, ощущать прикосновения его губ к моим плечам и шее, ощущать его руки на своей груди и ниже, с каждой секундой все ниже…

Когда его руки расстегнули мой бюстгальтер, у меня вырвался едва слышный стон. Он был единственным человеком, когда-либо вызывавшим у меня желание того, что происходило сейчас. Первым и последним мужчиной в моей жизни, и в этом я не сомневалась… Как и в том, что что бы ни случилось с ним, у меня никогда не будет никого другого. Валькирии любят лишь однажды, а без любви я не могла и представить себе такого…

- Кстати, - его рука скользнула под резинку моих трусиков. – Все хочу спросить. Как целуется Блэк? – его пальцы медленно подбирались к месту, которое не принято называть в обществе. Я вздрогнула, возвращаясь с небес на землю. Его губы усмехались, как и глаза, а рука продолжала настойчиво дразнить меня, вызывая еще большую дрожь по телу. Пальцы нырнули внутрь, еще сильнее возбуждая и дразня меня. Кончик языка ласкал мою грудь, срывая с моих губ стоны… Он на мгновение прижался бедрами к моему бедру и я физически ощутила его возбуждение…

- Хуже, чем ты, - усмехнулась я, уворачиваясь и заставляя его упасть на постель. Как и когда мы успели оказаться в ней, а не на покрывале кровати, я даже не заметила. И, нависая над ним, так, что мои волосы касались его щек, провела кончиком языка по его губам. – Ты целуешься куда лучше, дорогой. А как целуется Бутти?

- Хуже, чем ты, - усмехнулся он, притягивая меня к себе. Его язык скользнул в мой рот, исследуя что-то там, а руки скользнули по моей спине и ягодицам. Оторвавшись от моих губ, он улыбнулся.

- Определенно хуже, Кэт. С тобой не сравнится никто…

- Ты уверен, - прокладывая дорожку поцелуев по его груди, осведомилась я. Северус ухмыльнулся, что я буквально ощутила кожей. – Что я лучше?

- Более чем, - когда мои губы коснулись низа его живота, хрипло выдохнул он. – Ты – лучшая женщина в мире… - моя рука скользнула по его напряженному твердому члену…

- Я девушка, - улыбнулась я, целуя пальцы его рук. – Я девушка, милый. И я хочу тебя…

- Не поверишь, но я тоже, - я и ахнуть не успела, как оказалась спиной на теплой от его тела простыни, и ловкие руки стягивали последний элемент моей одежды.

- Себя хочешь? – хмыкнула я, перебирая пальцами его волосы, когда он снова склонился к моей шее, покрывая ее поцелуями и лаская участок тела между моими бедрами рукой.

- Кое-чему ты у меня все же научилась, - обрадовался он вместо ответа… Отвечать мне уже не хотелось, и дыхание сбилось окончательно… Миг спустя я охнула, ощущая прикосновения его языка к тому месту, которое он секунды назад ласкал рукой. Чтобы заглушить вырывавшиеся у меня вскрики, пришлось прикусить губы… Наслаждение, волнами прокатывавшееся по телу, до кончиков пальцев, становилось все сильнее с каждой секундой, касания его губ, языка и кончиков пальцев сводили с ума… С мая мы не были близки ни разу. Больше полугода… И сейчас от этого ли, или от чего-то еще, желание захлестнуло меня с головой…

Отстранившись от меня и чуть приподняв руками мои бедра, он вошел в меня. Ощущая твердую напряженную горячую плоть, я охнула – это ощущение показалось непривычным, полузабытым, но все же приносящим безумное удовольствие. Движения, то плавные, то становящиеся все быстрее и быстрее, скользящие по моему телу руки, губы, осыпавшие жаркими поцелуями мою шею, и широкая спина под моим ладонями… Казалось, это длится всего секунду, и в то же время – словно бесконечно, и хотелось одновременно и прекратить эту сладкую муку его ласок, и чтобы они не кончались никогда… Казалось, иногда он специально останавливался, удерживаясь, чтобы не прервать эти волшебные мгновения раньше, чем мы оба будем к этому готовы…

Наконец я ощутила, что на мгновения теряю связь с реальностью, погружаясь в мир неясных грез и волшебных ощущений, и только почти неосознанно ощущая, как во мне сокращается что-то чужое, и горячая жидкость проникает в мое тело… Привычное, но давно уже не испытываемое мной ощущение… С губ сорвался вскрик, заглушенный впившимися в мои губы губами…

За те несколько часов, что мы провели, лаская друг друга, не говоря ни слова – слова были сейчас не нужны, мы понимали друг друга на уровне взглядов, касаний, поцелуев, это произошло еще дважды, когда мы немного восстанавливали силы для новых мгновений нашей «любви»… В ту ночь я позволила себе даже то, чего почти не позволяла раньше. Лаская его тело, его плоть, я почти физически ощущала удовольствие, которое доставляла этими ласками ему. Запах его кожи, терпкий, бесконечно родной, с каждым вдохом наполнял легкие. На губах оставался вкус его кожи, вкус его губ… Вкус, который я ощутила впервые в день, когда стала полноценной валькирией. В день, когда для нас двоих началась история любви, прошедшей уже к той ночи немало испытаний. Любви, сумевшей пережить то, о чем я до сих пор вспоминаю с содроганием…

Возможно, казалось мне тогда, это была последняя ночь для нас двоих, и в эту ночь мир перестал существовать, оставив только нас. Мне хотелось запомнить ее навсегда, даже будь она последней. Запомнить то, что дарил мне только один человек на земле… И сделать эту ночь лучшей для него…

***

До утра оставалось еще больше часа, когда я устало устроилась на плече Северуса, прижавшись к нему. Его пальцы такими знакомыми движениями перебирали мои волосы, а вторая рука погладила мою щеку.

- Я так переживаю за тебя… - шепнула я. – Знаешь, когда все кончится, если мы оба будем живы, я никогда тебя не отпущу так рисковать. Никогда.

- А я – тебя, - отозвался он. – И будь хоть немного осторожнее, Солнышко, пожалуйста. Я с ума схожу, когда узнаю, как ты рискуешь…

- Помнишь наш первый поцелуй? – решив сменить тему, я приподнялась на локте, разглядывая в свете Луны его лицо. Свечи на столике, которые он зажег, когда мы сюда зашли, уже давно догорели.

- После посвящения или той ночью, когда я тебе признался? – улыбнулся он.

- После посвящения… Знаешь, не думала, что ты поцелуешь меня. Ты уже знал, что я люблю тебя, тогда? – я старалась запомнить каждую черточку его лица, старалась запомнить каждую секунду с ним… Чтобы даже если мне останется только наше прошлое, помнить все, что было между нами. От мысли о том, что я могу потерять его, сжалось сердце.

- Я догадывался, - улыбнулся он.

- А та сцена, у Римуса… Ревновал? – моя рука скользнула по теплой щеке. Даже щетинка на его щеках, раздражавшая меня раньше, была сейчас такой родной… И запах его тела, запах его волос… Бесконечно родной. Им пахла Амортенция уже с шестого моего курса. Чем она пахла до того, я не знала. Но знала, что никого не любила до него… И влюблена не была. Любил ли меня кто-то? Тогда я не знала этого, и кандидатуру знала лишь одну, Драко. Но если и так – не так сильно, чтобы стать жертвой моего дара. И это безмерно радовало…

- Шутишь? – он пожал плечами. – Во-первых, я был зол на тебя, меня могли здорово наказать за такие проделки ученицы моего факультета. Во-вторых – на него. Совратил студентку. В-третьих, обида.

- Обида?!

- Ты проявила знаки внимания ко мне, и вдруг – у Люпина. Я подумал было, что ты – богатенькая студенточка, которая таким образом развлекается. Но ошибся.

- И совратил эту студентку сам, - улыбнулась я. Северус покачал головой.

- Эта студентка сама совратит кого угодно, - усмехнулся он.

- Что?! – возмутилась я. Северус поднял глаза куда-то к изголовью кровати.

- Напомнить, кто первый начал?

- Как я могу с тобой столько лет встречаться? – возмущалась я.

- Сам не знаю. Чем я так хорош-то?

- Ты умный, смелый человек с красивым голосом и иногда уместными шутками. Иногда бываешь джентльменом.

- А иногда – язвительным учителем, который старательно издевается над всеми своими учениками. Или сволочью-убийцей-скотиной-мразью-как-там-еще-меня-зовет-твой-брат? – в одно слово выпалил он, усмехаясь во весь рот. И тут же посерьезнел. – Так, ладно, проблемы более насущные. Что у вас с кре… Ты знаешь, с чем, короче…

- Уничтожили медальон и пока на этом все, ищем другие. Ничего не слышал?

- Думаю, может быть ее и Рода сейф, Хогвартс… Может, что-то при ней самой. Где попало Бе… Леди такие вещи хранить не будет, сама понимаешь…

- Хог… - вздохнула я. – Нам придется рано или поздно сюда явиться. Все четверым. Но не пока… - он согласно кивнул. И до утра, когда ему пора было бы вставать и приступать к обязанностям лиректора-Пожирателя, а мне – идти к ребятам, мы разговаривали о том, где искать крестражи, обменивались возникшими в ходе обмена новостями соображениями, при участии и Милли, проснувшейся незадолго до моих сборов, и вспоминали те годы и месяцы, что были нам уже отведены… В ту ночь я впервые за долгие месяцы увидела его и в ту ночь я осознала, насколько мне дорог и нужен этот человек, окончательно. Того, что три с половиной месяца спустя нам придется пережить, я не знала… И, наверное, так лучше. Не стоило знать, через что нам придется пройти, прежде чем закончатся две войны, так плотно связавшие между собой многие судьбы. Войны, отпечаток которых остался на каждом из нас…

***

Еще чуть больше недели спустя Майкл и Влад, здорово ошарашенные и подавленные, трансгрессировали к нам в палатку ранним утром. По взгляду Влада на Ожешко я поняла, что Матей в это время подумывал, не прибить ли своего друга и напарника.

- Что случилось? – спросил Гарри, разглядывая гневающегося Матея и подавленного Майкла.

- Мистер Реддл у Хранителей, - Влад опустил голову как мог низко. – Кэтти, прости… Я делал, что мог, я пытался скрыть их, как мог, мы три раза перебирались в другие убежища. Я не… - тараторил он. Земля ушла у меня из-под ног, Гарри и Рон поспешно подхватили меня и усадили на нижний ярус кровати.

- Он жив? – простонала Гермиона, чьи глаза в ужасе расширились. Мне стало плохо, к горлу подкатил комок, хотелось едва ли не завыть от ужаса и горя. Я представила, что могут делать прямо сейчас с папой… Инг-Ша. Димитр мог применить Инг-Ша, и я понимала это как нельзя лучше.

- Если верить последней полученной мной новости, они привели Рауля, прихватили сначала и его, жив и трогать его вроде как не спешат. Кэтти, я тебя умоляю, не суйся только. Мы тебя предупредить хотим, если вдруг что-то… Не рискуй, только не рискуй. Они на то и рассчитывают, забрали его позавчера вечером. Я не знаю, как уж именно, но они убили одного из охранявших их авроров, еще один был без сознания, когда я вернулся в замок. Дядя был слегка в шоке, но цел, не покалечили. У Жозефины тоже был шок, с этим уже справились, с ней сейчас Мерседес, Кас и Федерика. И с детишками, соответственно. Двух Хранителей, они не в себе были, арестовали, один в больнице, двое – трупы.

- Один из них – ифрит, - влез Майкл. – Всего этих уродов было девять.

- Любимое число Хранителей, - передернулась я. – Кроме… того аврора, никто не погиб?

- Нет. Думаю, и мистера Реддла они не трогают особо, он им зачем-то нужен же. Тем более, если верить Бродяге и Жоззи с дядей, он с ними сам пошел.

- С ними были только два аврора? – изумилась я. – Влад, ты же говорил, что с ними всегда были рядом ифриты или валькирии?!

- С ними были два аврора, признанный в мире мастер Заклинаний, то есть дядя, и еще один балбес, - он пнул Майкла в щиколотку. – В общем и целом, охрана была, но увы…

- Если бы эта баба не шарахнула в меня молнией, они бы так легко не смылись, - прорычал Ожешко.

- Какая баба? - не поняла я. Влад хмыкнул.

- Элеонора. Самолично забирала мистера Реддла, самолично обещала вреда излишнего не причинять. Этому балбесу даже представилась, - кивнул он на Майкла. – Велела мне передать, что охрану я посредственную оставил. В общем-то, я с ней солидарен. Посредственную, - он окатил Майкла испепеляющим взглядом.

- Ну… Может, и правда тогда не убьют… - прошептала я. Гарри сел рядом и обнял меня за плечи.

- Интересно другое, - задумчиво пробормотала Гермиона. – Почему она имени-то не скрывала? Так и сказала, что ее Элеонора зовут?

- Да, скажи Матею, кто это сделал. Так он поймет, почему это произошло. Что охрана, что он оставил, была посредственной. Я – Элеонора Бутти. Влад знает, что это значит, - процитировал Майкл полным ненависти и неприязни голосом.

- Бутти? – спросил Рон. – Это та мрачная дамочка из Денбриджа, профессорша Зелий?

- Она самая, - кивнули мы с Владом. – Она помимо этого еще Хранительница, в данный момент – поверенная Верховного.

- Все преподаватели Зелий – мрачные типы, - буркнул Гарри. – Кроме разве что тебя, Кэт, когда ты вместо Снейпа была, - улыбнулся он мне.

- Думаю, она хотела, чтобы мы знали, кто это сделал, - отозвался Влад. – Вполне возможно, что и братишка ей указал сделать это же самое, вряд ли она стала бы так рисковать, тем более Сириус ее и так узнал… Не было нужды представляться…

- Кстати, что значит она тебя молнией шарахнула? – спросила я у Ожешко, всеми силами пытаясь удержать себя в реальности. Тот пожал плечами со вздохом.

- Ну, если коротко, то эта дамочка явилась, когда осталось три противника и вроде бы мы справлялись, правда, Томаса и Бродягу разоружили. Я ее не заметил сначала, а она меня молнией какой-то шибанула, мне показалось, конец пришел, ну и пока я в себя приходил, они в свои руки ситуацию цап и все, - Майкл виновато на меня посмотрел. – Том с ними добровольно пошел, они его не трогали, эта дамочка там командовала всеми остальными, и судя по всему, трогать его запрещено было…

- Оставил балбеса, - заметил Влад, обнимая Гермиону за плечи. – И зря!

- Между прочим, я убил ифрита и еще один тип с ума сошел, - огрызнулся Майкл. – И, знаешь ли, убивать – не самое любимое мое занятие, поверь уж. Я как-то предпочитаю больше, знаешь ли, мирную жизнь.

- А почему он с ума сошел? – спросил Рон. Ифриты переглянулись. Я глубоко дышала, убеждая себя в том, что папа жив. Он обязан быть жив, иначе и быть не может, конечно же. Он жив…

- Ну, Майкл ему кое-что показал, Хранителю не очень понравилось, он опечалился и сошел с ума, - уклончиво отозвался Влад. – Так, ифритские чары.

- Слушай, ты не боишься с ифритом… Ну, это, встречаться? - шепотом спросил Уизли у Гермионы. Та фыркнула. Влад усмехнулся.

- Рон, эти чары применяются осознанно, - снисходительно улыбнулся он. – Мы их используем только тогда, когда это нужно. Гермиону я такими вещами не мучаю и никогда мучить не буду.

- И вообще, когда тебе палочка упирается в… - он покосился на Гермиону. – Куда не надо, ты вряд ли очень уж драться сможешь, в том числе и магически, - продолжал возмущаться Майкл. – Еще раз эту бабу увижу – убью, - заключил он.

- Или она тебя, - хмыкнул Влад. – Нора – человек слова. Сказала – убьет, значит на самом деле убьет. В общем, мы пришли с тобой, Кэт, посоветоваться и думать, как нам всем дальше быть. Трио, присоединяйтесь, чем больше мозгов, - он неохотно кивнул в сторону Майкла. – Ну или что там у некоторых балбесов вместо мозга – тем лучше. Ах, да, вот еще что…

- Что там с твоими снами, глюками и чарами Димитра? – перебил его Майкл.

- Снов и галлюцинаций не было больше, чары не проявлялись пока…

- Я тут про амулет отца разнюхиваю, в общем, есть подозрение, что он – штука временного употребления. Может, тебе лучше его нам ненадолго дать? Мы его изучим получше…

- Я бы рада, - вздохнула я. – Но я его потеряла. Еще тогда, во время визита к Браунам, - отозвалась я. – Я на следующий вечер заметила, - это соответствовало правде. Я действительно не смогла найти защищающее меня украшение, и, старательно вспоминая, где могла его оставить, незадолго до визита ифритов пришла к выводу, что его у меня или стянула Анж, славившаяся своим умением незаметно красть всякие мелочи у людей – она обычно применяла эти навыки во время многопрофильных тренингов и поисковых игр. Или я сама его как-то потеряла там или в тупике, куда мы с Майклом потом перенеслись. Ну, так или иначе, я его потеряла…

- И что, Димитр еще этим не воспользовался? – недоверчиво спросил Влад. Я покачала головой.

- Странно. Наверно, еще не пытался, - повел плечами Майкл. Матей согласно кивнул.

- И подольше бы не пользовался, - буркнула я. Мы еще долго обсуждали то, что произошло, и думали, как быть. Вытаскивать отца из замка Хранителей не представлялось возможным, это было слишком рискованно и опасно. Мы подумали над самыми разными вариантами попыток его вытащить – на то нас и было шестеро. Но все они были едва ли хорошими вариантами… Поэтому после долгих раздумий вшестером мы решили дождаться, пока Димитр лично не пояснит свои действия и не изложит свои требования, а на потом план действий рожден был мной, Владом и Майклом. В ходе размышлений я почти успокоилась, поскольку мы почти убедили себя в том, что отца не тронут раньше времени и он будет жив на момент, когда Димитр объявится. Именно этим я и успокаивала себя. К сожалению, Влад без отца не мог снять то, что наложил на него, и проверить, в каком папа состоянии, было невозможно. Сердце сжималось при мысли о том, что я могу его потерять. Как бы сильно я ни злилась, я волновалась за него и скучала по нему. Волнение за отца сравнимо было только со страхом за Северуса, и оба эти ужаса усиливались день ото дня…

Февраль, как и конец января, не принес ровно никаких известий. Только во второй половине февраля память Тадеуша удалось восстановить до момента, когда ему был двадцать один год. Одна беда – маме в ту пору было лет восемь, и я еще даже в проекции не существовала. Зато Тадеуш вспомнил Ирму и постоянно спрашивал о ней. Плохо, но все-таки хоть какой-то прогресс. Я посетила Дворец Сов в начале февраля, Тадеуш помнил себя лет в десять и меня не узнал совершенно никак. Я рассказала Гертруде и затем Анне о Ядвиге. Ее не наказали, как сказала Анна, до конца войны Новак предстояло дожить, поставляя, однако, Димитру информацию теперь исключительно удобную для нас. Гертруда вспомнила, что Новак пару раз выбивала себе выходные и куда-то в эти дни пропадала, но в общем-то держать ее при себе получалось успешно. И количество засад и вообще информации, утекающей к врагу, резко уменьшилось, и уже две небольших и одна крупная операция в Восточной Европе и на севере Африки оказались победными для нас. Египет избавлен был от Хранителей, Алжир – почти избавлен, а в Чехии и Румынии их активность сошла почти что на нет. Зато они начали вести себя активнее во Франции у Английского Канала, в Штатах и в Латинской Америке, в Бразилии. Последнее обстоятельство вкупе с ее неприязнью ко мне заставило нас с Гертрудой начать подозревать бразильянку в пособничестве Димитру или, как минимум, Ядвиге. Более того, Новак и валькирия из Бразилии нередко работали в паре… Так же точно, как Мерседес и Федерика, прослывшие добрыми подругами.

- Нора говорила, что их двое, - заметила Гертруда. – Вот только кто вторая, спросить невозможно, я ее с Рождества не видела, - она рассказала, что Рождество провела с Норой, которая и поведала про парочку идей Димитра, что оказалось крайне полезно валькириям, и сообщила о нескольких (двух) информаторшах-шпионках… Выяснилось, что встретить Рождество у Майер, с пряным вином (у Гертруды же в фужере был сок), Нора решила в силу того, что когда-то давно просила немку принять ее в ученицы. Известие о том, что наша «стальная леди», как окрестили ее студенты кафедры ТИиСЗоН, рвалась стать валькирией, было поразительно, учитывая, кем она стала потом…

В середине февраля, однако, кое-что в нашей жизни все-таки изменилось. У меня, при полном отсутствии и видений, и насланных Димитром обманных видений (это пугало, ведь я не знала, что в это время происходило с папой) началась повышенная сонливость, рассеянность – я иногда забывала, что только что собиралась делать, хотя раньше со мной такого не случалось, от запаха грибов меня стало тошнить, и тошнить на редкость сильно, до рвоты. Герми даже перестала их готовить в каком бы то ни было виде. И питание наше еще больше оскудело. Так сильно, что Влад, заглянувший в середине же февраля к нам проведать меня с моими странностями рассудка, принес нам кое-какие продукты. Я подозревала, и до сих пор подозреваю, что заботился он прежде всего о Герми, хотя сам Матей это категорически всегда отрицал…

Кроме того, при том, что в палатке у нас было жутко холодно, меня время от времени бросало в жар, хотелось стянуть с себя свитера и остаться в тонкой футболке… Подозрения у меня зародились еще во время того, как я начала чаще обычного отлучаться «на минутку», и усиливались все сильнее. В конце февраля я не выдержала… И в силу отсутствия у меня возможности обратиться в клинику святого Мунго или же определить беременность магическим образом – нужных зелий и нужных предметов у меня, естественно, не было, я совершила несвойственный для меня поступок – украла в магловской аптеке тесты на беременность, сразу три, под Мантией Джеймса, что заняло у меня полдня…

После первого теста меня прошиб холодный пот, после второго я еще полдня никак не могла отдышаться. После третьего чуть не случилась истерика. Полоски третьего теста были достаточно четкими и яркими, чтобы сомнения отпали…

- Герми, - она дежурила у входа, когда я с последним тестом в руке вышла к ней. – Я… Вот… - я протянула ей тест. Гермиона взглянула на него, перевела взгляд на меня и снова посмотрела на тест. Руки девушки задрожали…

- Ты уверена, Кэт? – прошептала она с широко распахнувшимися глазами.

- Это третий, так что уверена, - вздохнула я, невольно касаясь живота рукой. – В клинику не пойдешь, сама понимаешь, но сомнений у меня мало, сама видишь, признаки кое-какие имеются и без тестов… - она подвинулась ближе и обняла меня за плечи. – И у меня задержка. Довольно большая.

- А кто отец? – взглянула на меня подруга. – Когда успела-то?

- Я той ночью не дом Браунов посещала, - горько усмехнулась я. – На роль отца так много кандидатов? – она отрицательно покачала головой. – Да, именно так, он, - кивнула я.

- Но он же… Он же пре… - начала было Гермиона. Я зажала ей рот ладонью.

- Так вышло, я… Хотела кое-что разнюхать в Хоге… - я пробормотала что-то несвязное, подождав, пока девушка успокоится и придет в себя. Истинную цель похода в Хогвартс и тайну наших возобновившихся отношений я просто боялась рассказать кому бы то ни было, даже лучшей подруге… Герми сделала пару глубоких вдохов и снова обняла меня за плечи.

- И что ты собираешься делать? – выдохнула она. Я погладила животик, все еще не в силах до конца в это поверить. Почти четыре года мы не принимали ровно никаких мер защиты, но я не забеременела. Всего одна ночь сейчас – и… Это случилось…

Столько ночей мне снились сны об этом, столько раз я представляла, как узнаю это, как буду счастлива, но был только шок и медленное осознание. И все же, стоило мне представить, что это произойдет и малыш появится, где-то в глубине души зародился крошечный лучик счастья.

- Рожать, - улыбнулась я. – Я собираюсь рожать… - пару минут мы молча смотрели друг на друга и наконец Гермиона с широкой улыбкой обняла меня.

- Это же… Не очень вовремя, конечно, но это здорово! Только тебе теперь надо быть совсем осторожной, - заметила она. – Гарри знает?

Я отрицательно покачала головой.

- И не говори ему… Я чувствую, весь этот идиотизм кончится уже довольно скоро, к августу уж точно, так что я… Я ему попозже скажу… - на самом деле мне было страшно при одной мысли о том, чтобы признаться Гарри в своем крайне интересном положении, ведь он же спросил бы об отце… И всеми силами мне хотелось и я пыталась оттянуть этот неприятный момент объяснений с братом. Однако я знала другое, и это другое было для меня едва ли не самым счастливым тогда в жизни, по мере того, как я осознавала это. Я хотела этого ребенка и я знала, что даже если случится что-то, что разлучит нас с Северусом, это будут только годы без него. Время для валькирии значит не то, что для людей. Время – это мелочь для того, кто по-настоящему любит. Я знала, что у нас останется частичка нашей любви, и даже если это будет единственное, что останется мне от нас, - я буду счастлива. И однажды, пусть и не в этом мире, встречусь с ним…

Даже более того, я решилась еще больше применить Поцелуй, если у меня будет такой шанс. И мысленно обещала себе именно это и сделать…

Беременность ли, или что-то иное послужило толчком, не знаю, но я вдруг задумалась о Диадеме. Я даже начала представлять ее в своей голове, и все ярче и четче день ото дня. А еще я ощутила однажды странную связь между мной и Диадемой, словно бы… Словно это была частичка меня, которая сама рвалась ко мне в руки. Но что-то препятствовало этому единению, что-то в снах о ней и в видениях, которые я у себя о ней вызывала, мешало мне и Диадеме окончательно соприкоснуться (не знаю, как точнее это назвать), мешало нам с ней общаться на каком-то неведомом уровне, на языке словно бы тончайших эмоций и настроений… Я поняла, что начала чувствовать ее, и что она чувствует меня вопреки расстоянию и преградам. Внезапно до меня дошло значение слов Оливии – в какой-то момент я поняла, что могла бы просить ее помощи даже на таком расстоянии, но что-то мешало, и я никак не могла понять, что именно… Словно что-то во мне обрывало связь в тот самый миг, когда я уже готова была передать ей свою просьбу…

Однако уже во второй половине марта изменилось и еще кое-что, что послужило в какой-то мере началом самых активных и насыщенных событиями месяцев нашей жизни. Гермиона окружила меня заботой и вниманием, всячески поддерживая и помогая, в том числе и помогая скрывать мое интересное положение от Гарри и Рона. И потому-то то, что случилось в тот день, стало для меня настоящим шоком…

- Ну вот, - Герми сидела со мной рядом у входа, укутав меня в плед и принеся нам обеим горячий чай. Рон пытался на кухоньке что-то поймать через приемник, а Гарри отсыпался вроде как после дежурства, немного придя в себя от своих навязчивых мыслей про Дары смерти… - Как ты? Не тошнит? – утром до того у меня случился приступ тошноты, поэтому забота Гермионы была вполне понятна и объяснима.

- Нет, нам уже гораздо лучше, - шепнула я, улыбнувшись. – В общем-то, мое состояние потихоньку нормализуется, - чуть-чуть громче заметила я, совсем чуть-чуть. И подскочила, услышав за спиной голос неслышно подошедшего Гарри.

- Ну что ж, я за вас безумно рад. Когда рожаем, Кэт? Когда ты успела посетить нашего чудесного директора Хогвартса, а так же редкостную тварь в одном лице, господина Северуса Снейпа? – его голос был холоден как сталь, но в нем проскальзывали нотки гнева. Взгляд полоснул хуже ножа… И что было еще ужаснее – я не знала, что ответить…

Платить нужно за все... (от третьего лица)

Смерть желаний, годы и невзгоды
С каждым днём всё непосильней кладь
Что тебе назначено природой
Надо благодарно принимать

(Песенка о погоде, из к/ф Служебный роман)

Всхлипы Кэтрин потихоньку стихли, и девушка уже осмысленно посмотрела на Хранительницу и ифрита, подсовывавших ей под нос склянку с очень неприятно пахнущей жидкостью из личных запасов Элеоноры.

- И по какому поводу ты тут истеришь? – осведомилась женщина, убрав зелье и внимательно разглядывая лицо Кэтрин. – Решила заполнить эту чудо-студию озером слез? – ее бровь вопросительно выгнулась. Кэтрин вздохнула.

- Ты хотя бы иногда бываешь доброй? – со слабой улыбкой спросила валькирия.

- На Рождество, - Элеонора раздраженно откинула прядку волос за ухо. – Что случилось?

- Кое-что вспомнила… - отозвалась Кэтрин, снова вздрогнув. Нора вновь достала склянку с успокаивающим истерящую девушку зельем. Влад, с пожелтевшими глазами, кивнул зельеварше.

- Кстати, я знал, что ты придешь, и намерен с тобой серьезно поговорить, - мрачно произнес ифрит, посмотрев на Кэтрин. – Я две ночи назад увиделся с Гермионой… Эм… Во сне… Она рассказала, что ты поссорилась с Гарри и ушла от них. В чем дело-то? Почему не возвращаешься? Зачем мы тебе нужны? И почему плачешь? Рассказывай… - голос его прозвучал сурово, со строгими нотками. Кэтрин полными слез глазами оглядела обоих.

- Я не возвращаюсь потому, что зла на Гарри, он очень сильно оскорбил дорогих мне людей и меня саму, а Гарри, думаю, меньше всего на свете хочет меня снова увидеть… Я права? – посмотрела девушка на Влада. Тот медленно кивнул.

- Судя по рассказу Гермионы, Гарри пока что с ней-то самой разговаривать не хочет. Но ты не боишься оставлять их без охраны? Димитр ищет Гарри, в конце концов!

- То, что он его ищет, не говорит, что это удачно. Мы Реддла сколько искали? А нашли его, дурья твоя голова, потому что сдали с вашей же стороны, оба раза, - усмехнулась Элеонора.

- Ну… В общем-то да, - неохотно признал Матей. – Ты права… И, как я понимаю, ты решила укрываться какое-то время с моей помощью? – снова посмотрел он на Кэтрин. Валькирия кивнула.

- Пока Гарри и я хоть немного не остынем. Ну и как раз вы с другими ифритами, - она покосилась на Элеонору. – И валькириями могли бы за мной понаблюдать… Ну, все-таки защиты от Димитра я лишена и иногда мне кажется, что он начинает до меня пытаться добраться. В последнее время. Если он объявится, хочу быть не одна… - призналась снова всхлипнувшая девушка.

- Это все понятно… Почему ты плачешь? – заботливо осведомился Матей. Элеонора приобняла девушку за плечи, вытирая с ее щек слезинки. – Что стряслось? Я так и не понял причину ссоры, Герми мне не сказала…

- Я бере… - девушка снова зашмыгала носом. – Беременна… Он узнал… И мы…

- Mist! (1) – сквозь зубы выругалась Элеонора. – Почему ты мне не сказал?! И ты почему раньше молчала?! – напустилась она на Влада и расплакавшуюся снова Кэтрин. – Я не проверяла это зелье на беременных валькириях, да я вообще не проверяла его ни на ком беременном… И рисковать не хочу, оно у меня может оказаться при неправильном употреблении практически что ядом… Так, а ну перестала ныть! – рявкнула женщина на вздрогнувшую Кэтрин.

- Ладно… - покорно кивнула девушка, продолжая всхлипывать. Бутти сунула все ту же склянку ей под нос и дождалась, пока морщившаяся Кэтрин не перестанет плакать.

- Что еще стряслось? – спросила она, погладив девушку по макушке. – Прости, я психанула. Я хотела упростить нам с тобой задачу и дать тебе кое-какое свое изобретение, но лучше не стоит. Я попробую кое-что добавить, оно должно нейтрализовать опасность. Если не выйдет – будем без зелья. Откуда еще слезы?

- Я дала обещание… В общем, мне не светит личное счастье, наверное… - девушка инстинктивно прижала руки к животу. – У меня… Если что-то случится с Северусом… Если будет кто-то еще… Мы с малышом останемся одни… - скрытый смысл этих слов Элеонора поняла более, чем хорошо. Кэтрин не применит Поцелуй Валькирии к Северусу. В глубине черных глаз вспыхнули собственная боль молодой женщины и сочувствие к Кэтти… - Мне страшно и тяжело… - всхлипнула валькирия. Нора ласково поглаживала ее густые локоны, на этот раз давая выплакаться.

- Ich weiβ, wie schwer es ist, - прошептала она. – Ich weiβ… (2) Влад, нам стоит поторопиться, - прошипела она Матею. – Может, предупредишь этого ифрита обо мне? Знаешь ли, мне некогда его убивать сейчас, но если он будет мешать, мне просто придется это сделать…

- Да, я сейчас тогда ненадолго схожу, ты пока успокой Кэт, а я поговорю с Майклом, - кивнул явно растерянный Влад, наблюдая за плачущей подругой. – Ну, женщине проще успокоить женщину… - он трансгрессировал, а Элеонора в который раз сунула под нос Кэтрин успокаивающее зелье, поглаживая ее по уже довольно длинным густым волосам

- Извини, я тут расклеилась, - всхлипнула в последний раз девушка. – Вспомнила обещание Северусу, вот и…

- Я понимаю, - на тонких губах молодой Хранительницы появилась странная усмешка. – Кэтрин, я все понимаю и ни в чем абсолютно не могу тебя упрекнуть… Я знаю, что такое потеря любимого человека, - горько вздохнула она. – Как видишь, я до сих пор жива…

- Ты очень сильная, - заметила Кэтрин. - Я имею в виду, ты внутренне очень сильная…

- «Стальная леди»? – усмехнулась фройнляйн Бутти. И, поймав недоуменный взгляд Кэтрин, пояснила: - Я знаю, как вы меня на кафедре окрестили. Часть этак пятая студентов кафедры – Хранители или ифриты… Не такие, как Влад с друзьями. Так что я знаю все, что про меня среди студентов говорят… - улыбнулась она.

- Нора, - робко посмотрела на Хранительницу девушка. – Почему ты так поступаешь? Ну… Ты помогаешь нам, здорово помогаешь, но не уходишь из Ордена и выполняешь приказы Димитра. И да… Папа… Он как?

- Влад спрашивал меня две недели назад, у нас почти не было времени до того поговорить, он по ночам притаскивал Ожешко в мои владения, но сейчас у меня в доме кое-какие хранительские дела решаются, сама понимаешь, вам туда не надо… Не говорил разве? – Кэтрин отрицательно покачала головой.

- Я очень беспокоюсь, хотя и пытаюсь себе внушить, что все нормально… Но Инг-Ша…

- Он цел, жив и ингатус ему не вкладывали, - отрезала Элеонора. – Не бойся, мы его не убивать забрали. Что касается твоего вопроса о моем членстве в Ордене… - ее черные глаза скользнули по лицу девушки. – У меня много причин вести себя именно так, а не иначе. Минимум три…

- И ты мне их не назовешь, - хихикнула Кэтрин.

- Ну почему же, - Элеонора чуть улыбнулась. – Учитывая, что после моих манипуляций ты обо мне ничего сказать не сможешь, как и я о тебе… Я о твоем внутреннем мире, если ты мне вдруг решишь его выложить… То пару слов скажу. Все же, - взгляды девушек встретились. – Если у меня и есть друг, то это ты, Кэт. Ты необычная личность, уж поверь мне… И тоже сильная.

- Я обещаю, что не выдам ни слова, ни до, ни после твоих действий надо мной, - Кэтрин прижала руку к сердцу. – Это останется между нами.

- Ну, во-первых, я ненавижу отца и Димитра, очень сильно ненавижу, правда каждого по своим причинам… Во-вторых, я мстительна и хочу отомстить по-настоящему за маму и за то, что отец раздул из моих чувств к Гансу, так звали моего жениха… А в-третьих… Знаешь, то, как все было до этой войны, меня устраивает. Есть вы и мы, мы по мелочи пакостим друг другу, и сохраняется равновесие… И нет такого безумия, как теперь… В общем, я хочу исправить то, что натворил папочка и творит Димитр… Точнее, помочь это исправить валькириям. Ну и я все же не такая злодейка, Кэт. Я скорее справедлива, чем зла.

- Папочка?! – сумела наконец влезть в ее речь валькирия.

- Мой отец и был Верховным Хранителем… - горько усмехнулась Нора. – Я всегда любила отца, пыталась заслужить и его любовь, и ненавидела Верховного после истории с Гансом и Днем Ягнят. Оказалось, это был один и тот же человек… - внезапно ее глаза так полыхнули, что Кэтрин отшатнулась. – Но теперь эта тварь мертва, - усмешка появилась на губах молодой женщины.

- Ты? – сглотнула Кэтрин. Что она имеет в виду, понятно было и так. Элеонора кивнула.

- На моих руках и до него была кровь, - вздохнула она. – Я все же Хранитель, добившийся могущества и признания. В нашей среде убийства для этого неизбежны. Или ты, или тебя, - усмехнулась она.

- Ты хотела стать валькирией… - прошептала Кэтрин. – Почему ты стала такой?

- Говорю же, я мстительна. А в тринадцать лет я была к тому же дурой. И решила, что раз меня не хотят учить валькирии, я буду в таком случае во враждебном им Ордене. Дура. Стоп, а откуда ты это знаешь? – уставилась она на Кэтрин. – Гертруда сказала?

- Ну… Да…

- Фрау Майер… - Элеонора покачала головой. – Ну да ладно, не такая уж то была страшная тайна. Я ответила на твои вопросы?

- Вполне… - улыбнулась Кэтрин. – А почему ты не трогала маглов и Майкла, когда забирали папу? – она мягко коснулась руки Элеоноры, заглянув ей в глаза. – И почему у тебя цвет глаз иногда меняется? Ну, он иногда бывает темно-серым, а иногда черным?

- Второе – это не моя настоящая внешность, и иногда я ее ретуширую, с цветом глаз происходят небольшие сбои. Преимущественно он должен быть черным. Первое – приказа трогать не было.

- И Майкла тоже? – ухмыльнулась Кэтрин. – Он ифрит, так что сомнительно слегка…

- Необходимости не видела, - девушка пожала плечами. – Он мне и живым, вроде, пока не мешает.

- Справедливая, а не злая, - процитировала Кэтрин. – Нори, знаешь, ты лучше, чем я сначала подумала. Извини за скарабеев…

- После войны я и за это с тобой рассчитаюсь, - ухмыльнулась Хранительница, закинув ногу на ногу, когда села в ближайшее кресло, вполне нормальное на вид. Дальнейшему разговору помешал хлопок и громкое шипение из уст Ожешко, тряхнувшего Матея за ворот.

- Я так и не понял, что эта гадость делает в моей студии, и тем более не понял, почему это должно попасть в мой дом, - прорычал Майкл, снова тряхнув Матея, что-то тараторившего попеременно то на румынском, то на английском.

- Потому что «это» будет снимать с Кэтрин Чары Ярости, наложенные его братцем, - ледяным голосом произнесла Элеонора, удобнее облокотившись на спинку кресла. – Если ты в силах провести такие ритуалы сам, дерзай. Судя по поступку твоего отца, умом ваша семья не отличается… - прищурилась она. Ожешко вздрогнул, отпуская Влада, и с неприязненным блеском в глазах взглянул на Элеонору. – Стирать себе память – не лучшее занятие.

- Я смотрю, последствия моего заклинания уже зажили? – усмехнулся ифрит, прожигая взглядом дырку в девушке. Бутти презрительно покривилась.

- Они и суток не продержались, ифрит, - усмехнулась она в свою очередь. – Не очень эффективно.

- Может хоть ты мне объяснишь, что тут происходит? – Майкл посмотрел на Кэтрин. – Это вообще-то мои владения, и меня стоило сначала спросить, - он обвел помещение рукой. – Я не сторонник посещения Хранителями, последнее такое посещение стоило маме жизни, дом сгорел, когда напали на дом Уоркесса, там ничего не осталось, одни руины. И вы тащите сюда одну из них! – он снова одарил Элеонору испепеляющим взглядом.

- Я тоже не в восторге от необходимости тебя видеть, - девушка ответила ему точно таким же взглядом. – Но дела иногда требуют жертв…

- Помнится, ты меня убить при встрече обещала? Сразу попытаешься или дашь мне некролог себе состряпать? Я планирую сделать то же самое, но уступлю девушке первую попытку…
Влад в процессе этой перепалки подошел к Кэтрин и помог девушке встать, искоса наблюдая за издевательски спокойной Норой и разгневанным Ожешко, который и слушать не желал ни о каком «потом все объясню». Влад успел только предупредить о визите и заикнуться, что Бутти в его студии, что привело ифрита в ярость. Больше ничего слушать пан Майкл не стал и чуть не убил самого Влада, но потом решил начать с Элеоноры, почему и явился на «дизайнерскую студию» лично.

- Майки, Мерлина ради, я тебе слово даю, что она не сдаст! – взмолилась Кэтрин. Ожешко позеленел, а Бутти прыснула, нисколько этого не скрывая… - Хотя нет, это приказ. Ты дашь нам сделать то, что надо, - чуть более строго произнесла девушка.

- Другого места для вашей встречи вообще нет? – процедил Майкл, делая глубокий вдох. – А если бы Кэт не пришла сегодня, тогда вы что делали бы? – взглянул он на Влада.

- Нора… - он поймал взгляд Бутти. – Хм, профессор Бутти просто приготовила бы зелье, а со снятием чар пришлось бы повременить. Зелье это хранится до полугода…

- Ты же, кажется, зельевар? – в глазах Ожешко засветились желтые огоньки. – Так приготовить вообще никак не могла?

- Где? – осведомилась Элеонора, опустив ногу с ноги и собираясь встать. – В замке, где ошивается несколько сотен орденовцев? Или у себя дома, где сейчас обитают несколько Хранителей и один не в меру обожающий меня ифрит? Или, может, в Денбридже, на кафедре, которая все еще закрыта и неизвестно, когда откроется… И я в отпуске, представь себе.

- А взять из своих запасов? Они у тебя, сдается мне, это зелье тоже включают.

- Включают, но там каждая бутылочка на учете, а запашок при варке тот еще, понятно будет сразу, что я готовлю. И да, может, ты заткнешься и дашь мне работать? У меня есть время только до утра…

- Я не знаю, почему они тебе так доверяют, - мужчина быстрым шагом подошел к девушке и потянул ее за локоть, заставляя встать. Черные глаза опасно полыхнули. – Но будь уверена, я глаз с тебя не спущу.

- В таком случае меня ждет «чудесная» ночь в твоем обществе, - усмехнулась Элеонора, выдернув локоть из хватки Майкла. – Не самое лучшее, что могло случиться в моей жизни. Ты можешь от меня не отходить, если заткнешься, - черные глаза встретились взглядом с голубыми, в обеих парах промелькнула взаимная неприязнь и злость.

- Это ты можешь делать свои сомнительные делишки только в том случае, если эти двое за тебя ручаются, а ты не переступишь порог подвала, ясно? – без тени улыбки произнес ифрит.

- Там можно сварить зелье? – улыбнулась Элеонора. Майкл медленно кивнул, снова взяв девушку за локоть, довольно грубовато. Влад кивнул и взял за руку Кэтрин. – Тогда договорились, Майки, - усмехнулась она.

- Пан Майкл Ожешко, - скрипнул зубами мужчина. – Майки я только для Кэтрин, а для тебя – пан Майкл Ожешко.

- Как официально! А я не «это», а фрау Элеонора Вивьен Бутти, - кончик палочки скользнул по шее Майкла к вороту рубашки. Палочка была зажата левой рукой, поскольку за правую руку молодую Хранительницу Майкл и держал. – Попрошу называть меня именно так…

- Фрау? Сочувствую твоему мужу… - черные глаза полыхнули гневом.

- Перенесете вы нас уже или нет? – не выдержала Кэтрин. – Я есть хочу, спать и я очень сильно замерзла! И вообще, не издевайтесь над беременной! – «надулась» девушка, решив побыстрее развести ифрита и Хранительницу подальше друг от друга.

- Ты беременна? – уставился на нее Майкл, от удивления выпустив локоть фыркнувшей Норы. – Когда ус… Эм, извини… Какой срок?

- Не знаю, - пожала плечами девушка. - Что-то порядка двух месяцев должно сейчас быть, но точно не знаю… Точнее, я точно не помню, когда это случилось, но или уже есть два месяца, или вот-вот будет. Так вы перенесете нас, или нет?!

- Извини, сейчас, - Элеонора приманила оставшуюся на столике с лампой в виде томата сумочку и ифриты перенеслись вместе с девушками в подвал владений Майкла Ожешко…

Не очень большое помещение, но достаточно уютное, если не считать многочисленных неудачных поделок Майкла, сгруженных сюда на «а вдруг?» случай, и подставка для котла, сам котел и горелка в одном из темных углов комнаты. А еще множество шкафов, полок и столов, занимавших почти все помещение. Расставленных, однако, удобно и явно с умом.

- Я не очень хороший зельевар, это скорее память о дорогом мне человеке, умевшем варить зелья, - пояснил Майкл удивившейся было Кэтрин, которая разглядывала котел. – Так что я им не пользовался с первого курса.

- Ирма? – улыбнулась валькирия, оглядываясь и поглаживая свой животик.

- Она самая. Ладно, Влад, отведи Кэтти к остальным. Сколько варится эта твоя отрава? – посмотрел он на Бутти, отпуская ее локоть уже в который раз и брезгливо отряхивая руку.

- Полтора часа. Отраву я приготовлю персонально тебе, - прошипела девушка. – Давай так, чтобы нам друг на друга смотреть не пришлось, а то меня, боюсь, стошнит – я закончу свою работу и ты завяжешь мне язык, чтоб я и не пикнула о твоем доме и твоей студии, уж коли ты мне так не доверяешь. Идет?

- Идет, - медленно кивнул Ожешко после недолгих раздумий. – А еще Кэтрин сотрет тебе память. Не знаю, смогу ли я, но валькирия должна суметь.

- Хорошо, Майкл, - Кэтрин покачала головой. – Что у вас стряслось такое, что вы друг друга убить готовы?

- Она в меня молнией шарахнула… - прорычал ифрит.

- Надо меньше рот разевать, - сверкнули глаза Элеоноры. – Он мне лицо поцарапал и работы добавил, - ответила она уже Кэтрин. И, предупредив ее о том, что уйти она не сможет, пока владелец дома не выпустит, и что за малейшую порчу его имущества он с нее живьем снимет кожу, Майкл наконец увел Кэтрин поесть и отдохнуть с дороги, а Элеонора взялась за варку зелья, над которым работала столько лет, и ей предстоял новый эксперимент. Как он завершится, предсказать было невозможно…

***

Постепенно звуки вернулись, а вместе с ними запахи и ощущение холодного каменного пола подвала под спиной. Женщина с густыми длинными черными волосами усмехнулась, открывая глаза, за долю секунды сменившие цвет на черный, и осторожно пошевелила рукой, убеждаясь, что все в порядке. Прислушиваясь к ощущениям, Элеонора медленно села и провела ладонью по влажным липким волосам, чувствуя, как что-то сочится по голове. Взглянув на ладонь, зельевар поморщилась – кровь. Головой она ударилась хорошенько, немудрено, что отключилась. Но в остальном вроде обошлось не так уж плохо…

Девушка медленно поднялась на ноги, держась за угол стола, перед глазами ненадолго помутилось, но тут же хранительская способность быстро исцеляться взяла свое и стоять стало легче, хотя голова все равно болела и кровь все еще шла.

Не так уж плохо для нее, но катастрофически для помещения, - вот что она осознала, оглядев хаос из осколков котла, кусков каких-то неудачных образцов деятельности хозяина дома (хотя на взгляд Норы удачные, те, что он держал на работе, были ничем не лучше), ближайший стол, испещренный кусками бывшего котла и лужицы и брызги взорвавшегося зелья. Бутти невесело подумала о том, как именно владелец дома живьем снимет с нее кожу за такой разгром, вот только сначала у нее все-таки пройдет голова. Девушка села, облокотившись на ножку стола, прикрывая веки… Последний раз она взорвала котел пять лет назад, по иронии судьбы, готовя это же зелье. Тогда осколок котла угодил ей в плечо, добавив новый шрам к ее старым следам непростой жизни. Шрам, который пришлось целые сутки убирать, снова ткать ее иллюзорный образ, чтобы ничем не умалять красоты ее облика. В этот раз шрамов не будет, точно не будет, крови больше нигде нет… «Повезло»…

«Добавим порошок дербенника иволистного» - именно это она успела подумать и сделать за секунду перед взрывом котла. На ингредиент зелье отреагировало быстро, бурно и негативно…

- Нора, ты цела?! Элеонора! – до нее даже не сразу дошло, что в дверь помещения стучатся изо всех сил, почему-то не открывая. Наверно, замок заело или еще что-то в этом роде. Треск двери и заботливо склонившиеся над ней Кэтрин и Влад.

- Котел взорвался, - отозвалась Хранительница, натягивая на лицо улыбку. – Все в порядке, но теперь придется орудовать без зелья, я над таким вариантом еще не работала, я просто думала, что поможет…

- У тебя кровь… - всполошилась Кэтрин, внимательно ее разглядывая. Элеонора ухмыльнулась, поведя плечами и с радостью отмечая, что ничего не болит, кроме головы.

- Да ты что?! А я думала, у меня вместо нее текут чернила… - ехидно заметила она. – Может, встать поможешь? – взглянула девушка на Матея.

- Тебе надо отдохнуть, - заметила Кэтрин, когда Элеонора поднялась на ноги, и огляделась. – Ты же ударилась, наверное, сильно!

- Кэт, все нормально, не впервой. Надо дело делать, а не отдыхать. Голова, зараза, - буркнула Нора, потирая затылок. Кровь шла сбоку, видимо, что-то попало в голову… Но голова, как назло, не торопилась проходить.

- И что тут стря… - послышался за спиной Влада голос, и Нора подняла на дверь пока еще затуманенный болью взгляд. – Ты что тут натворила?! – выдохнул Майкл, оглядывая разоренное помещение. – Поразительного таланта зельевар, как я посмотрю! – язвительно, со злым сарказмом, заметил он.

- Я уберу все, Майкл, - пообещала Кэтрин, осматривая голову Элеоноры. – От взрывов котла никто не застрахован…

- Я зельевар-экспериментатор, мне положено раз в несколько лет взрывать котел, это подчеркивает, что я работаю, - слабо улыбнулась Хранительница. – Кэт, пустяки, пройдет. И не вздумай при мне петь, я Хранитель, - она сделала глубокий вдох. – Кровь помоги остановить и займемся делом… И да, Влад, скажи мне, где ты взял дербенник? – посмотрела она на ифрита, пока Кэтрин рылась в ее сумке, отыскивая кровоостанавливающее зелье или хотя бы ингредиенты.

- Купил, - пожал плечами ифрит. – Его точно собирали в нужное время, трансильванские собиратели ингредиентов знают все нужные сроки.

- Так хорошо знают, видимо, что выкапывали железным предметом, - усмехнулась Элеонора. – Я даже добавить то, что в рецепт не входит, не успела. Говорила же, зелье крайне капризное и опасное, - прошипела женщина. Кэтрин, отыскавшая Заживляющее Зелье, аккуратно обрабатывала рану на голове Элеоноры, поморщившейся. Запах от зелья, снимающего врожденный блок с рассудка валькирий (название ему Нора так и не придумала, тем более что патентовать это изобретение не планировалось) только-только начинал появляться, ему предстояло бы вариться еще почти час. Но не довелось.

- Ну вот, кровь больше не идет, - удовлетворенно заметила Кэтрин. – Тебе стоит отдохнуть, ты потеряла много крови! – покачала она головой. – Я настаиваю!

- Не сходи с ума, - раздраженно отмахнулась женщина, доставая палочку из кармана джинс. – Давай приступим к делу, все нормально, мы быстро восстанавливаемся от мелких повреждений…

- А я сказала, что тебе надо отдохнуть хотя бы час, - глаза Кэтрин наполнились слезами, девушка машинально погладила животик. – Не обижай меня, меня нельзя обижать! – хлюпнула она носом.

- Кэтрин, да нормально все! – рявкнула Нора. Влад взмахом палочки убрал уцелевшие склянки Норы обратно в сумку и подобрал последнюю с пола. Однако на валькирию эти слова не возымели ровно никакого воздействия, а палочка Бутти оказалась крепко сжата ее ладонью.

- Ты отдохнешь, потому что я не хочу, чтобы ты меня в таком состоянии лечила, ясно? Не пойдешь так, я тебя заклинанием Левитации отнесу! – рявкнула утратившая терпение и обычную доброту девушка, касаясь маховика, чуть засветившегося. Элеонора нехотя подобрала плащ со старого стула у двери, приблизившись к молча буравившему ее взглядом Майклу. Легкое головокружение все еще оставалось, хотя ей становилось с каждой минутой лучше. Уж точно не так все плохо, как после Дня Ягнят, подумала девушка, накидывая плащ на плечи. В глазах чуть помутилось и ее шатнуло, но тут же подхватили чьи-то сильные руки. Зельевар охнула, осознав, что эти руки оторвали ее от пола, подхватив за талию. Ожешко ухмыльнулся, держа ее на плече, когда девушка вцепилась в его руку, пытаясь вырваться.

- Хранители колдуют без палочки? – посмотрел он на Кэтрин и Влада.

- Не особо, насколько я знаю после лет пребывания в Ордене. Существенного вреда она тебе не причинит, пока палочку не вернет. – Отозвался последний.

- Поставь меня на ноги, зараза! – возмущалась между тем Элеонора, тщетно пытаясь вырваться из его стальной хватки. – Немедленно поставь меня на пол, иначе я тебя испепелю потом!

- Я так понимаю, добровольно она отдыхать не пойдет, - стиснув ее руку одной рукой, Майкл второй продолжал удерживать девушку над полом. – Я от нее не отойду, потому что не доверяю находиться выше подвала одной. Куда ее отнести?

- Что?! – задохнулась Элеонора от возмущения. – Я сама пойду! Поставь меня, скотина… Эм… Польская? – вопросительно посмотрела она на остальных.

- Ага, - усмехнулся Ожешко, еще сильнее прижав ее к плечу. Девушка вздрогнула, ощутив под ладонью повышенное тепло его тела, проникавшее через его водолазку. Обычная температура тела ифритов чуть выше, чем у обычных людей, но Норе показалось, что дело не только в этом, что в прошлый раз его рука, когда он схватил ее руку, была холоднее, да и сейчас ладони были теплыми, но не настолько…

- Кэтрин, пусть он меня отпустит! – потребовала Хранительница, ударив Майкла по руке. – Я пойду отдыхать, так и быть!

- Микки, поставь ее, - улыбнулась девушка. – Она пойдет… Это приказ, - добавила она на всякий случай.

Майкл поставил Элеонору на пол и отряхнул руки с явным недовольством.

- Глаз не спущу, - прошипел он.

- После войны я из тебя лоскутное одеяло сделаю, - пообещала Бутти, поправляя блузку и застегивая плащ на верхние застежки. – Ведите уж, настойчивые вы этакие… - вздохнула она, что-то ища в задних карманах джинс. Наконец она бережно извлекла оттуда небольшой шарик тусклого желтого цвета, аккуратно завернутый в пергамент, и, поморщившись, проглотила его. Лицо девушки, все еще сероватого оттенка, и потускневшие волосы мгновенно приняли обычный для нее вид, а в глазах появился привычный стальной блеск.

- Ты все еще настаиваешь на отдыхе? – осведомилась Элеонора, мягко забирая у Кэрин свою палочку, голосом, внушившим бы ужас даже гоблину. – Или я все-таки могу начать сейчас?

- Я настаиваю на отдыхе, - сверкнули глаза валькирии, прищурившейся и заглянувшей в глаза Элеоноры. В ее глазах не было ни тени страха, а вот ифриты предпочли отступить на пару шагов от Хранительницы и Валькирии, вошедших в соответствующее их сущностям состояние холодного могущественного спокойствия. – Я просто опасаюсь, что ты ошибешься или тебе будет труднее это сделать. И ты должна отдохнуть ровно час.

- Договорились, - холодно улыбнулась Элеонора. – Ровно через час мы обе будем тут и я начну наконец сам ритуал. Майки, - в ее голосе скользнула недовольная и в то же время саркастичная нотка. – Будь так добр, проводи меня отдохнуть…

- Пан Майкл Ожешко, - прорычал ифрит, открывая дверь. – Никак иначе, понятно?

- Вполне. Если так горишь желанием, пан Майкл Ожешко, можешь караулить меня, пока я отдыхаю. Но молча. Пикнешь – конца войны я ждать не стану, - ее глаза полыхнули темным огоньком опасной магии, которой она владела. Влад сглотнул, показывая Норе ее сумку. - Оставь тут, я потом розмарин жечь буду и еще кое-что использую, - проворчала Элеонора. – Кэтти, ты устала? Ты отдохнула?

- Я только поесть успела, - отозвалась девушка, окидывая взглядом разоренное помещение и потихоньку применяя для его уборки магию. – Я сейчас уберу и полежу немного.

- Может, я тебе помогу и ты составишь мне компанию? Чтобы я точно не убила этого балбеса, - бросила она взгляд на Майкла. – А?

- Нет, отдохни и пообещай его пока не трогать… - улыбнулась девушка. – Майкл, чтоб пальцем к ней не прикасался, это приказ!

- Да, валькирия-мастер, - усмехнулся Ожешко, - как прикажете.

- Я попробую, но не обещаю, - Элеонора расправила плечи. – Так сойдет?

- Ладно, и так сойдет, - согласилась Кэтрин. Майкл кивком указал Элеоноре на дверь, отступая от прохода. Нора, фыркнув, переступила порог…

Темно-коричневые панели и паркет на полу, канделябры в виде трезубца на стенах, в которых горели свечи приятного бронзового цвета, чуть более светлые коричневые двери, почти все закрытые, вешалка и подставка для зонтов в форме сидящего на задних лапах коричневого или рыжего кота. Элеонора слабо улыбнулась, подумав о том, что обстановку дома, учитывая поделки Майкла, она видела иначе. А по крайней мере в коридоре было очень даже уютно. Ифрит подтолкнул ее к одной из дверей, что-то прошептал и дверь открылась. А из проема показалась голова крупного сербернара, подозрительно посмотревшего на вздрогнувшую Элеонору.

- Эд, спокойно, - спокойным же голосом произнес за ее спиной хозяин дома. – Это гость. – Собака под его взглядом спокойно прошла обратно в комнату, откуда через секунду донеслись звуки, с которыми пес что-то грыз. Элеонора оглянулась на Майкла.

- Он не кусается?

- Пока не велю. Пройдешь, может? – усмехнулся мужчина. Девушка переступила порог и оказалась в небольшом кабинете. Эд на подстилке у двери грыз игрушечную кость. Черная кожаная мебель – диван и два кресла, и дубовый стол с несколькими стульями и несколько книжных шкафов. Полных книг и рукописных свитков, а еще шкафчики с зеркальным стеклом…

- Поверить не могу, такая важная и могучая дамочка боится собачку, - усмехнулся Майкл.

- Не боюсь, просто лень тратить силы на его убийство, - фыркнула Элеонора, прищурившись. – Расслабься, ифрит, я сегодня почти добрая…

- А мне и не страшно, - желтые глаза устремились на нее. Девушка ойкнула, ощутив сильные пальцы, сжавшие ее худое запястье. – Это тебе я советую меня бояться, милочка. Судя по вашему Ватли, ты плохо представляешь себе, что с тобой могу сделать я.

- Неужели? А молния? – в черных глазах засветился огонек. – Ничего не показала, да?

- Ты застала меня врасплох, дорогуша, - Майкл ухмыльнулся. – Ты знаешь, что Ватли сделал с помощницей Говьер, когда ваши на нее напали? – девушка машинально кивнула. – Так вот, я могу сделать это быстрее, качественнее и гораздо больнее… Например… И если хоть слово пикнешь об этом месте или хоть волосок выдернешь у Кэт без ее согласия, поверь, я сделаю твою жизнь сплошным ночным кошмаром, даже если это будет последнее, что я успею сделать.

- Если ты еще раз тронешь меня хотя бы пальцем, - девушка с силой оттолкнула его руку. – Я вложу тебе в ухо ингатус. Клянусь.

Пальцы на ее плече разжались, желтые глаза приняли обычный цвет, все еще неприязненно на нее глядя…

Нора опустилась в ближайшее кресло, подобрав подол плаща, и откинулась на спинку, закрывая глаза. Меньше часа отдыха. Девушка напомнила себе об этом, не заметив, что ифрит сел напротив, не спуская с нее взгляда, а глаза Эда чуть заметно засветились желтоватым огоньком, и пес устремил взгляд на Хранительницу, отложив кость. Майкл кивнул собаке, скрестив ноги и опершись локтем на колено…

Однако Элеонора, только-только по-настоящему пришедшая в себя, этого не заметила, задремав после долгого времени без нормального отдыха…

***

В последнее время она часто думала о делах, проблемах и своем прошлом, вот и сейчас, стоило расслабиться, снова вспомнились разные случаи из ее непростой жизни, начиная с самого детства. Мать и отец… Они никогда не были женаты, хотя мать и встречалась с отцом несколько лет и в конечном итоге у нее родилась Нора. Отец признал девочку, дал ей свою фамилию и на этом его участие в жизни Норы во многом и закончилось… По крайней мере, особого интереса он не проявлял ни к ней, ни к матери, навещая их раз или два в год.

И все же она любила его, очень сильно любила и хотела заслужить его внимание и заботу. В двенадцать лет она просила знакомую бабушки, Гертруду, взять ее в ученицы, ей хотелось тогда помогать сохранению равновесия, о котором твердил всегда отец во время их встреч. Собственно, он только об этом и твердил. Он никогда не спрашивал Элеонору о ее проблемах, горестях и радостях…

Мама… Она очень любила Элеонору и опекала ее всегда. Лучшие игрушки, лучшие книги, лучшие вкусности и самая лучшая школа магии на всей материковой Европе, расположенная в Баварии. С пяти лет Нору учили английскому – мама и бабушка работали в Денбридже, мама была теоретиком Трансфигурации, а бабушка – зельевар-экспериментатор. Именно она и привила Норе любовь к зельям… Девочка бывала в лаборатории бабули столько, сколько себя помнила, и уже с лет шести умела сама варить самые простенькие зелья… Сейчас она в свои двадцать восемь уже дважды занимала на международных конкурсах зельеваров призовые места – второе и первое.

Когда Норе было тринадцать, бабушка умерла, у нее случился сердечный приступ прямо на лекции, которую она читала своим студентам. От чего у здоровой женщины, которой и семидесяти-то не было, остановилось сердце, осталось тайной… Но Нора и мама остались одни, мама впала в депрессию и перестала замечать Элеонору вовсе, хотя девочка ее все равно любила. В тот же год у нее в школе появился молодой практикант, с которым она подружилась и который втянул ее в Хранители. Туда же, где был ее отец… Однако папа и это не одобрил и все равно продолжал не замечать Элеонору.

В шестнадцать в ее классе появился новенький, раньше учившийся в Берлине, Ганс Шмидт. Между молодыми людьми вспыхнули чувства, и очень скоро Элеонора впервые и единственный раз в жизни узнала, что такое быть по-настоящему любимой. Цветы, прогулки по вечернему парку, пустячные мелочи, которые он дарил просто так, чтобы ее позабавить и порадовать, радость первого поцелуя… Они поступили в институт, на авроров, вместе. Нора еще пошла учиться в Институт зельеварения, как когда-то давно мечтала, а на аврора ее и Ганса пристроил отец… После первого курса влюбленные мечтали пожениться, и уже шилось в начале весны платье, белое, длинное, как в волшебной сказке… Вот только до свадьбы Ганс не дожил… Он тоже был Хранителем, хотя стал таковым в пятнадцать лет. Нора так и не узнала, что он сделал не так, хотя он тогда говорил ей, что нужно уйти из Ордена, что они движутся в неправильную сторону… Наверное, убрать его решили именно из-за таких мыслей, но Нора точно не знала, так ли это…

Так или иначе, на очередных тренировках на Нору напали по-настоящему, а Ганс пришел ей на помощь. И те, в масках, переключились на него… На ее глазах юноша, которого она любила и который по-настоящему любил ее, истекал кровью, а все ее попытки остановить ему кровь, спасти, оказались бесполезны…

Когда мама увидела дочь, с окровавленными руками и лицом, перемазанным кровью и следами слез, ей стало плохо с сердцем… С того дня у нее и начались проблемы со здоровьем. Элеонора же надолго, на несколько месяцев, угодила в клинику для магов в Мюнхене в отделение, занимавшееся проблемами с расстройством психики… С затяжной депрессией, после стресса, в состоянии шока. А когда вышла оттуда – по какой-то жестокой иронии судьбы в день несостоявшейся свадьбы – узнала, что Ганса можно было спасти, будь у нее одно зелье, изобретенное в Денбридже. Именно тогда она и решила, что станет зельеваром, как когда-то была бабушка, а не аврором, хотя учиться продолжала в двух местах. А еще она узнала, что смерть Ганса закрыта нерасследованной, и Хранители тоже отказались искать и наказывать виновного. Когда Элеонора возмутилась такому положению дел и накричала на своего непосредственного начальника, она угодила в темницы замка Ордена, как Ягненок.

Это была уже осень, Норе едва-едва удалось сдать экзамены за первый курс и перейти на второй… Жертвой стала мать. Причиной послужило то, что она после гибели Ганса поругалась с отцом и дала ему пощечину. Как с заведующим кафедры и аврором, прекратившим расследование, конечно… Правда об этом Элеонора узнала уже через несколько лет после испытания.

В этих темницах она проторчала месяц до испытания, на учебе ее отсутствие объяснили тем, что девушка уехала «поправить здоровье». Месяц в сыром холодном подвале с каменными стенами и полом, с крысами, мышами и ядовитыми насекомыми, так и норовящими цапнуть ее босую ступню или заползти в ухо… Месяц почти без сна, сжавшись в комочек на тюфяке, поджимая ноги и постоянно дрожа от холода… Именно тогда девушка поклялась себе, что если выживет на Турнире, обязательно отомстит Верховному – это по его приказу она здесь, по его приказу отец когда-то бросил маму, что причинило ей боль, по его приказу Орден не расследовал смерть Ганса…

По его, в конце концов, как она позже узнала, кто-то принес в ее темницу ее котенка, Балто, которому и года не было. Ганс подарил его Элеоноре незадолго до своей гибели, двухмесячный рыжий комочек. Крысы замка разорвали его на глазах Элеоноры… Держа в руках окровавленные останки, девушка поклялась, что выживет на Дне Ягнят любой ценой и отомстит за все… Что те, кто разрушил ее жизнь, дорого за это заплатят.

Она выжила на Турнире, впервые тогда убив человека. Он был невменяем и пытался закрыться Норой как щитом… Девушка до сих пор просыпалась ночами в холодном поту, вспоминая, как нож, выданный участникам как «поддержка», вошел в его живот… Летучие мыши-вампиры – а они были частью того испытания – накинулись на него, учуяв запах крови, и это спасло Элеоноре жизнь. Но когда девушка выбралась из каменного лабиринта, то согнулась пополам – от осознания того, что она натворила, ее стошнило. Именно это убийство навеки врезалось в ее память. Именно это...

После третьего испытания она смертельно боялась ос – их вид, выведенный Хранителями, привлекаемый сочащейся из сотен ее царапин кровью (да-да, они «собирали» кровь, а может, и питались ей, Нора точно не знала), чуть не стоил ей жизни. Тысяча жал, впивающихся одновременно во все тело, с адской болью, мешала сконцентрироваться, мешала двигаться, и все те же злополучные балки, что через несколько лет убили Райли, прямо над ней. Ее задача была суметь выбраться из места, где они падали, и избавиться от ос… Элеоноре лишь чудом удалось выжить тогда, откатившись от балок в последнюю минуту. Яд раздавленных ос сжигал кожу, причиняя еще более страшную боль, а уцелевшие жалили ее с утроившейся яростью. Но у нее еще оставалось заклинание… Девушка увидела рядом прудик с грязной стоячей водой. Пустой, она знала, что он пустой, хотя и не понимала, откуда.

Горящая одежда, страшное жужжание сжигаемых пламенем ос и боль от язычков пламени, лижущих ее обнаженную кожу рук, шеи, мест, где одежда совсем прогорела или прорвалась.

Вся в крови, грязи, потеках яда, с множеством ожогов, она выжила в тот день. Одежду подчас пришлось сдирать прямо с кожей, а от ран остались длинные шрамы на спине и плечах… Она помнила, как мама рыдала от счастья, прижимая к себе окровавленную измотанную дочь и шепча «Жива, Норси, детка, ты жива»…

Сутки в больничном крыле замка, между жизнью и смертью, изувеченное тело (иллюзия, она одновременно со сменой фамилии создала себе иллюзорную внешность, тем более что своя начала ухудшаться), которое пришлось восстанавливать больше недели, возвращение в университет и… Она стала лучшей Хранительницей из своего поколения, ни одного провала, ни одного нарекания, полезные связи и успешная деятельность как зельевара Ордена. И жажда мести… За все то, что ей пришлось пережить по воле Верховного Хранителя (картинку того, кто виноват, она восстанавливала медленно, осторожно, несколько лет, сплетя целую сеть нужных ниточек).

Еще один роман, после которого она перестала доверять мужчинам, считая их лишь средством или проведения досуга, или полезными узелками ее сети, или же частью своей работы. Нет, она никогда не отрицала, что мужчины могут быть достойными, верными и настоящими, и видела такие примеры, но – их было мало и они были уже заняты. Снейп (она искренне зауважала его после неудавшегося соблазнения, когда он проявил себя человеком, верным своей девушке, и сейчас искренне желала им с Кэтрин счастья), Влад, который просил Нору помочь с выбором кольца для Гермионы, твердо решив на ней жениться сразу после ее выпуска еще в конце ее шестого курса, мистер Реддл. Но после истории с Рисменом во второй же год ее работы на кафедре...

«Я люблю тебя»… Эти слова показались ей тогда чудом, сказкой… Вот только сказка долго не продлилась. Через два месяца девушка, счастливая, едва ли не каждый день слышавшая самые теплые слова и видевшая самые искренние намерения, отправилась в библиотеку за книгой по противоядиям, проводя очередной эксперимент, и…

Студентка, ее же, с четвертого курса, мило улыбавшаяся, прогуливалась по дальним аллеям парка – Нора решила чуть подышать свежим воздухом после лаборатории – в обществе Рисмена. Все бы ничего, студенты и преподаватели подчас много общались вне корпусов, у нее самой всегда были ученики, с которыми можно было поболтать о Зельях после пар и поболтать интересно.

Вот только Джереми (а так звали Рисмена) говорил ей все то же самое, что и самой Норе. Слово в слово. Чудо закончилось в одночасье.

Когда Элеонора, в плаще, подошла к «голубкам», Джереми побелел как полотно, и умолял ее не трогать их. Он не был Хранителем, но знал, что Элеонора – Хранитель. Бутти тогда хохотала ему в лицо, отпустив девочку. Отчислять ее она и не подумала, понимая, что и студентка оказалась такой же дурой, как сама Нора… Но глядя на полные ужаса глаза и слушая «госпожа Элеонора, умоляю», она просто смеялась от всей души, не понимая, как могла ему поверить. Именно после этой истории она заставляла остальных называть ее «фрау». Неважно, что это было не так, ей не хотелось лишний раз напоминать себе и другим, что она не замужем, чтобы вот такие вот Рисмены больше не лезли в ее жизнь, не портили ей настроение и не тратили ее время. Фрау Бутти… Госпожа Элеонора… Госпожа Бутти, от Димитра – Элли. Она так часто слышала это, что ее уже тошнило от этих слов. А еще она иногда осознавала, что ее бесконечно давно не называли Норси, как звала ее мама и иногда бабушка. С самого момента смерти матери больше девяти лет назад…

Больше она не верила почти никому. Лишь единицы людей вошли в круг тех, кому она доверяла. Кэтрин, Влад и Гертруда, по большому счету. Больше никого…

Димитра она ненавидела с первых дней знакомства – фанатичный, амбициозный, он не понравился ей сразу. Однако притворяться Элеонора научилась за прошедшие с Дня Ягнят годы более чем хорошо уже к тому моменту, и он очень скоро поверил, что она стала для него ближайшим доверенным лицом, незаменимой и преданной помощницей. Чего, разумеется, в реальности не было и в помине… Более того, Элеонора, зная его мечты о том, что все вокруг будут ему покоряться и исполнять исключительно его волю, искренне его презирала. И ненавидела – он обращался с ней как с вещью подчас, извиняясь потом и рассыпаясь в лживых обещаниях. Она была ему нужна, и понимала это, и потому и старалась сохранить его доверие, кем бы он ни был – учеником Верховного, молодым Хранителем на посылках, преемником ее отца или даже самим Верховным – она всегда была рядом, готовая исполнить его приказание или дать совет, высказать свое мнение…

Власть, которой она была облечена сейчас, уступала только власти и могуществу Димитра. Стоило ей шевельнуть пальцем – и десятки Хранителей бросились бы исполнять ее указание, даже если она прикажет им в духе немецких сказок воевать с горой, мешающей ей услаждать свой взор, вооружившись карандашами маглов. Но эта власть была нужна ей еще меньше, чем никак, ей никогда не хотелось ощущать себя властительницей судеб и приказывать окружающим, как им жить. Власть была лишь средством, но не конечной целью мисс Бутти. Панны Щербак, если быть честной со своим прошлым, но она ненавидела все польское из-за того, как отец обошелся с ее и матери жизнью. Может и не мстительна, но жутко злопамятна – это было о ней…

Конечная же цель – восстановить нормальное течение жизни, приняв в этом самое активное участие, сохранив при этом Орден, с которым была теперь так тесно связана. Искупить свои поступки прошлого, минуя пожизненный срок в Ирманазе – а он грозил ей уже не один год, если бы выплыли подробности ее преступлений…

И, быть может, заслужить прощение тех, кто проклял этот Орден, быть может, снова увидеть в зеркале не бесцветную дряблую кожу и тусклые волосы, а здоровое лицо и свои настоящие глаза. Такие же, какие были у мамы… Хотя это было всего лишь мечтой, которой едва ли суждено было сбыться, как и всем прочим мечтам. Как и той мечте, что она загнала уже давно в самые глубины души, не позволяя себе и думать об этом, и лишь раз недавно, видя, как дети Жозефины прижимаются к матери, на миг позволила ей вырваться наружу. Собственное счастье, свои дети, нормальная семья. За ту жизнь, что ей довелось вести, и тот успех, что она имела, нужно было платить.

«Быть счастливой мне не суждено», - решила она для себя уже лет шесть назад, запретив себе и думать об этом. Не суждено…

***

Черные глаза распахнулись так же резко, как и закрылись. И встретились взглядом с голубыми, неотрывно разглядывающими лицо девушки.

- Час истек, - улыбнулась женщина привычно холодной улыбкой. – Веди обратно, ифрит. Мне пора в подвал, - с сарказмом произнесла она.

- Поразительная пунктуальность, - Майкл глянул на часы на руке. – Ровно час с момента выхода из подвала.

- Ты сомневался в моих способностях? – Нора с удовольствием отметила, что голова прошла и ингатус сделал свое дело, впитав ее боль и исцелив ее рану, недаром же она подпитала его.

- Нисколько, - усмехнулся мужчина, поднимаясь на ноги. – Пошли, черная пакость, - его рука указала на дверь.

- Я, помнится, сказала, как меня надо называть, - улыбнулась девушка, выходя из кабинета. Эд подозрительно обнюхал ее руку, когда она проходила мимо.

- Как хочу, так и называю, ясно? – раздался громкий шепот над ее ухом. – Это мой дом и здесь тебе придется терпеть мои правила, - Кэтрин уже ждала ее в подвале, сидя на стуле и жуя какую-то булочку. По бледному лицу девушки видно было, что ей нехорошо. Токсикоз, скорее всего, или просто общая слабость, подумалось Элеоноре. Лично она беременна не была никогда, но беременных подруг иногда видела и Кэтрин в этот образ вписывалась. Элеонора даже на минуту ей позавидовала, по-доброму, и порадовалась за нее. Хотя и понимала, что радость эта неоправданна и преждевременна…

- Нам нужно будет сесть на пол, обеим, - вздохнула Элеонора, с удовольствием отметив, что Майкл недовольно нахмурился сбоку от нее. Злить этого ифрита доставляло ей какое-то мстительное удовлетворение. – Жаль, что пол холодный.

- В кабинете снимешь, - прорычал Майкл, помогая Кэтрин встать. Невысокая худенькая девушка не доставала ифриту и до плеча и рядом с ним казалась крошкой. Сама Элеонора ему по шею доставала неплохо и почти доставала до подбородка, хотя и приходилось задирать голову, когда они оба стояли. – Но я буду находиться там.

-Да без проблем, - хмыкнула Нора, забирая свою сумку и помогая Кэтти переступить порог, - сиди. Собачку только уведи…

- Влад, посиди с Эдвином, - скомандовал Майкл. Молодой аврор кивнул и позвал собаку, медленно вышедшую из кабинета и подошедшую к хозяину. Лизнув руку Майкла, пес завилял хвостом, когда хозяин потрепал его по холке.

- Эд, с тобой погуляет Влад. Слушай его! – Майкл снова потрепал сенбернара по холке и приманил магией его любимый мячик. Пес радостно гавкнул, увидев, что с ним играют, и так же радостно дал надеть на себя ошейник и поводок и выйти погулять... - А с тебя я глаз не спущу, дорогуша, - усмехнулся он, взглянув на Элеонору.

Девушка же молча заставила розмарин тлеть в небольшой чаше на столе кабинета, зажгла черные свечи, принесенные ей же, под пристальным взглядом желтых глаз ифрита, и села прямо на пол, скрестив ноги и приказав Кэтрин сесть рядом в точно такой же позе и закрыть глаза. Как только это повеление было исполнено, Элеонора медленно вытянула из-за голенища сапога тонкое лезвие кинжала чернокнижника, испещренное жуткими на вид рунами, с черным как ночь эфесом, что заставило Майкла напрячься и встать на ноги. Но едва он сделал шаг, вокруг девушек вспыхнули язычки черного пламени, Нора что-то пошептала и пламя исчезло, оставив идеальный круг из черных гладких камушков с рисунками в виде рун, таких же, как на лезвии ее кинжала, несомненно, препятствующих тому, чтобы им с Кэтти помешать, а девушка посмотрела на ифрита, приложив к губам тонкий пальчик. Мгновение спустя Кэтрин вскрикнула от боли, когда лезвие порезало ее ладонь. Но глаза не открыла. Кровь закапала в подставленную Хранительницей чашечку, а сама Элеонора резко провела, закатав рукав, по своей руке острием кинжала, и согнула руку так, чтобы кровь шла туда же. Кровь куда более темная, чем у Кэтрин, и текущая из вены. Элеонора сжала вторую руку в кулак, отложив кинжал, и разжала снова, показав ингатус, от которого по ее ладони словно пробежали тонкие нити, и провела рукой, тыльной стороной кисти, над раной. Кровь перестала идти, рана не затянулась, но покрылась корочкой…

Чернее самой черноты, ингатус приковывал взгляд, завораживая и ужасая одновременно…

Черный порошок, насыпанный в чашку с кровью Кэтрин и Элеоноры, все это перемешано палочкой, украшенной какими-то ритуальными символами, и Нора вдруг попросила Кэтрин открыть глаза, капая на ее ладошку каким-то зельем, затянувшим ранку.

- Я не могу его снять, хочу сразу предупредить, - заметила женщина. – То, что я сделаю сейчас, избавит тебя от вспышек злости и ярости, при которых ты не сможешь себя удержать, но это все равно останется в тебе, пока или их с тебя не снимет Тадеуш, или Димитр не скончается, иных вариантов мы придумать не смогли. Но у этого есть оборотная сторона – если ты доведешь себя до состояния ярости, хотя это станет куда сложнее, чем сейчас, ты убьешь. Как минимум, причинишь серьезный вред. Ты готова на это?

- Это единственное, что можно сделать? – Элеонора мрачно кивнула.

- Еще один способ их заглушить – забрать твой дар валькирии, но не думаю, что это хорошая идея. Я поставлю очень сильный блок на эти чары, и свяжу нас с тобой в некотором роде. В общем, когда ты будешь злиться, опасную черту это не перейдет, потому что все, что зайдет за нее, буду испытывать я. Меня на этом поймать не должны, - мрачно улыбнулась она. – Я умею контролировать себя даже в минуты страшнейшей ярости, так что рассудок должна сохранять, тем более что самих-то чар на мне нет и не было… Идет?

- Рискнуть стоит, - серьезно кивнула Кэтрин. – Это хотя бы шанс дает на избавление от них, что важно. Ребенку, - внезапно вздрогнула она. – Не повредит ребенку?

- Нет. Все самое опасное я делать буду над собой, что дольше, но лучше для тебя в твоем положении… - отозвалась Элеонора, что-то рисуя на своих по локоть открытых руках смесью из крови и каких-то непонятных порошков, - ну так что, рискуем? – улыбнулась женщина, пальцем рисуя на щеках Кэтрин пентаграммы и заключая каждую в круг. Валькирия кивнула, успокаивающе поглаживая засветившийся маховик.

- Нарисуй мне такие же, обязательно указательным пальцем и абсолютно одинаковые, - Элеонора вручила Кэтрин чашку с черной вязкой жидкостью, получившейся из крови обеих девушек, и зажмурилась. Кэтрин, сделав глубокий вдох – от чашки пахло кровью, что вызывало у нее тошноту, недрогнувшей рукой нарисовала на щеках Хранительницы две одинаковых пентаграммы, пока Элеонора что-то неслышно, одними губами, шептала на латыни… Запах тлеющего Розмарина окутывал кабинет с задернутыми шторами, освещаемый лишь черными свечами с неприятным запахом. Из чего последние были сделаны, Кэтрин предпочитала не знать…

- А вот теперь, ифрит, выйди. Даю слово, с ней все будет в порядке, - не открывая глаз скомандовала Нора стальным голосом. Кэтрин, увидев холодное выражение лица женщины, подтвердила приказание взглядом, заставившим Майкла выйти, кивнув «сестре» и одарив Элеонору недоверчивым взглядом. Нора открыла глаза, переплетя пальцы, измазанные в крови, с пальцами Кэтрин, и попросив девушку неотрывно смотреть ей в глаза. Мгновение спустя в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь шевелением губ Бутти, шептавшей слова заклинания, призванного максимально избавить Кэтрин от влияния чар Димитра. Заклинания, делавшего их, в недалеком прошлом едва ли не врагов, а сейчас – хороших знакомых, даже, быть может, подруг, в некотором роде сестрами по крови. Заклинания, после которого Нора подвергала себя впервые за долгие годы опасности провала. И все же она сама предложила этот вариант. Прекратить безумие и вернуть жизнь в нормальное русло – вот чего ей по-настоящему хотелось. И неважно было, какую цену придется за это отдать…
Примечания:

(1) Немецкое разговорное слово, выражающее недовольство и огорчение по поводу неудачи и невезения, примерный аналог русского "блин", "проклятье!"
(2) Я знаю, как это тяжело, я знаю... (нем.)