Глава один. Новый доктор.
Звук тикающих часов давил на уши и эхом отдавался в моей голове. Я нервно взглянула на этот голосистый  предмет. Секундная стрелка  еле двигалась по циферблату. Смотря на движение часов, было чувство, что время остановилось, как, будто день остановился где-то между сумерками и ночью,  где-то между рассветом и днем.
От каждого своего передвижение большая тоненькая стрелка издавала монотонное тиканье. 
Тяжело вздохнула, я увела глаза от часов. Пытаясь не думать о предмете моего раздражения. Но тоненькая длинная стрелка все еще продолжала свою трель.
Я опять нервно взглянула на часы. Они все еще двигались и продолжали свое противное тиканье.
-Марго, хватит уже смотреть на часы, я же вижу, они пугают тебя. Успокойся – сказал человек, сидящий напротив меня, его голос звучал нежно, было чувство, что он говорит это маленькой девочки, но в голосе была и доля злости, которая перебивала весь  теплый тон. Я нервно перевела взгляд на доктора Цыганкова. Он отпустил свои очки и долго смотрел мне в глаза
От его пристального взгляда я съежилась на своем кресле,  пытаясь слиться с ним воедино. Даже часы со своим тиканьем перестали иметь значения.
Он все еще смотрел мне в глаза. Не отводил взгляд. А я словно приросла к месту, не могла отвести от него свой взор.
В кабинете было душно, и я уже чувствовала, как по моему лбу бежит капелька пота. Я стала задыхаться и прикрыла глаза.
Тик-так.
Тик- так.
Все еще продолжали часы. Я понимала, что если закрыть глаза, то не спрячусь от внешнего мира. Но в темноте я чувствовала себя комфортно, даже под взглядом моего доктора. 
Почему он молчит?
Страх окутал меня, я боялась человека, с которым сейчас  должна была разговаривать. По телу пробежала еле заметная дрожь. Я обняла себя руками.
-Марго, тебе что-то беспокоит?? – я вздрогнула и с паникой взглянула в глаза доктору. Они у него были какие-то пустые, лишенные блеска. Просто плоские карие глаза. Наверное, за годы, проведенные в психбольнице, сказались на его внешнем виде. Мужчиной на вид он был уже в возрасте. Серебристая седина стала пробираться сквозь его волосы. Да и на лице было много морщиной, хоть парню всего тридцать два.
Он все еще смотрел на меня, ждал ответа. Я в панике отрицательно покачала головой
-Хорошо, только давай ты будешь разговаривать, а то мимикой и жестами  мы много не добьемся -  я опять помотала головой, словно китайский болванчик, в знак согласия. Доктор Цыганков зло посмотрел на меня.
Я увела взгляд к часам
-Давайте – мой голос звучал не уверенно и хрипло.
Он вздохнул и увел свой взгляд от меня. Я немного расслабилась. Но напряжение между нами было ощутимо на вкус. Доктор не знал, как начать разговор со мной. Наверное, ему уже все рассказали о моей замкнутости
- Марго, ты должна понимать, что я не причиню тебе вреда. Я хочу помочь. Твой старый доктор уволился. Но я не он. Я наслышан, что он был грубым человеком. Это так? – его глаза были прикован к окну.
Он чувствовал мой страх к нему.  Я тяжело вздохнула и тоже посмотрела, куда и доктор. На улице было пасмурно. Солнце скрывалось за пеленой туч. Сейчас был конец августа. Но на деревьях уже редели листья.  Осень ворвалась в наш мир стремительно и неожиданно.
От хмурой картины за окном я поморщилась  и увела взгляд.
Доктор все еще сидел рядом и смотрел в окно. Нас разделял стол, чем я была очень рада. Хоть не много, но подальше от этого человека.  От старого психиатра я натерпелась многого. И дело не в увольнении, среди медсестер, которые работали в данной клинике, ходили слухи, что у Доктора Шевченко  сдала нервная система, и он отправился на лечении в другую страну.
- Он был очень грубым человеком - подтвердила я слова доктора, сказанные ранее
- Так вот – он увел свои глаза от окна и смотрел прямо на меня - я не такой. Многие врачи сами сходят сума. Да психбольница убивает и нас. Но нужно уметь сдерживаться.…Одна из главных проблем больных – эмоции.  Я умею их сдерживать. – Я скептически подняла бровь и с любопытством взглянула на него
-Так вот ты у нас тут долгожителем считаешься. – На его губах заиграла нервная улыбка
Я опять сжалась в кресло. Что он имеет,  веду? 
-Ох, какая же ты пугливая. – Помотал головой доктор,  -  правильно мне тебя описали. Ты сколько лет лежишь то тут? Как написано в истории болезни уже 4 года. – Я утвердительно замотала головой, соглашаясь с ним.  Доктор Цыганков немного потеребил свою оправу для очков... Его взгляд стал очень задумчивым. В его карих глазах стали пульсировать зрачки. Их темнота почти заполонила всю радужную оболочку.
Он прав, почти все психиатры сами становятся больными этой клиники.  И видно мой новый доктор сам не далеко не ушел от нас.
Он потер свой лоб и начал говорить:
- Четыре года не малый срок, Марго. У меня есть вопрос: ты в данный момент слышишь голоса внутри себя??
Я отрицательно помотала головой. Мое сознание было ясным. Я адекватно смотрела на все предметы. Ну, почти адекватно.
Многие считают, что мне стало только хуже. Но я что виновата, что антидепрессанты так повлияли на мою нервную систему? Я не больная. Я в трезвом уме и ясной памяти или как там еще говорят люди.
Некто не верит мне. Конечно, легче девятилетнюю дочь отдать на попечение в психбольницу. Родители просто не хотят понять меня.
Я опустила голову и стала изучать свои ботинки. Руки все еще обнимали меня. Было чувство, что это единственная вещь, которая защищает меня. Я немного успокоилась.
Воспоминание о родителях очень болезненно отдаются в моем сердце. Понимаю, прошло четыре года. Они не перестают любить меня.
Но, на мой взгляд, это было предательство. Они не хотят слушать. Просто опустили руки. Я сильнее сжала свои плечи. Не давая слезам вырваться на свободы. Не буду я плакать из-за этой ерунды. Не достояны они моих слез. Родители – люди, которые позволили мне жить и появиться в этом мире. Не больше.
-Марго, дорогая, посмотри на меня - услышала я голос Доктора. Его баритон был очень нежным. Он, наверное, заметил изменения на моем лице.
Я не спеша подняла глаза. Доктор сидел, облокотив подбородок о свою ладонь.
Вид у него был уставшим, разговор между больной и врачом не складывался.  Он узнал не больше, чем другой доктор.
-ТЫ слышишь сейчас голоса? – повторил он каждое слово по слогам. Я прижалась к стулу сильнее. Мои глаза в панике стали гулять по комнате. Зачем ему знать про голоса?
Часы, горшок с цветами, большое окно, стол… продолжала я перечислять предметы, которые попадались мне.
- МАРГО – закричал он. Я сразу взглянула на доктора. На его лице стал образовываться нездоровый красный румянец, который расползался по всему лицу. Его глаза расширились. Он внимательно наблюдал за мной.
-Нет? – мой голос звучал неуверенно, больше напоминал вопрос, нежели ответ.
Доктор вздохнул и замолчал на пару минут.
-Что нет? – уже спокойно сказал доктор и стал, потирать переносицу. Он заметно расслабился и откинулся в кресле.  На его щеках все еще был этот пугающий румянец, но он стал разового оттенка.
- Сейчас я не слышу голоса – мой голос сорвался на фальцет. Я опустила глаза. Звук моего сердца эхом стучал в моей голове.
-Ты напугана.  – В его голосе звенела беспокойство. Я не сводила с него взгляда. Он не выглядел агрессивным. Румянец полностью исчез с лица. Глаза стали опять карими.  Он взял себя в  руки. Но надолго ли?   
-Нет, все нормально… только, пожалуйста, не повышайте голос - доктор внимательно всмотрелся в мое лицо.
Я не хотела выйти отсюда с синяками, как обычно выходила от старого доктора. Доктор Шевченко могу ударить, порезать. На крики из его кабинета некто не реагировал. Кто знает, почему кричат больные? Ведь как он не стеснялся говорить у нас  «шарики за ролики заехали». Он говорил разные гадости. Не имел чувства такта.
Многие выходили из кабинета, как ни в чем не бывало, как будто не побывали на приеме доктора - садиста и психопата в придачу. Но я  выходила морально подавленной.
Ссадины и синяки… хотелось бы пожаловаться, что нас избивают доктора. Но кому? Ведь мы и сами могли себя поранить.
   -Не буду. Успокойся.  - Вывел меня из размышлений голос доктора.
-Можно я уже пойду? – мой голос звучал устало. Я не хочу, да и не готова отвечать на его вопросы.
В его глазах промелькнула жалость.
-Да, да… только Марго, ты выглядишь здоровой, в моральном смысле… я тебе это как профессионал говорю. Ты просто так лежишь тут, явной шизофрении я не вижу. Что-то тут не ладно. Твоя нервная система очень шаткая. Полшага и ты загонишь себя в трясину, из которой уже не выбраться. У меня к тебе задание. Подумай, реальны  ли голоса или это плод твоего воображения. Ты взрослая девочка. ТЫ лежишь тут с 9 лет. И я хочу помочь. – Я не верящими глазами смотрела на него. Он это обо мне?
Всего пару слов поменяли его в моих глазах. Он верил в меня. А сейчас вера нужна мне не меньше чем воздух.
Я попыталась выдавить из себя подобие улыбки.
- Хорошо, я подумаю.
-Кстати,  я говорил с твоими учителями - он улыбнулся мне в ответ - и мне интересно, как твои родители смогли договориться, что бы к тебе сюда приходили частные репетиторы -  я пожала плечами. Его голос был заинтересован и видно,  его веселила ситуация, что к пациентке ходят учителя.
- Когда я тут отлежала год. Родители договорились с администрации. Якобы я все равно вылечусь. А вот упущенные года не вернуть. Да и голоса это не большая проблема
- Так я и думал – взятка - я пожала плечами. Мне было все равно.
- До завтра? – аккуратно задала вопрос я. С надеждой, что он отпустит меня.
- До завтра и пожалуйста. Подумай, как ты мне расскажешь об аварии за  четыре  месяца, до того как ты попала сюда.

  Глава два.  Сны могу стать явью.
Я провела ладошками по своему лицу, пытаясь успокоиться. Мои щеки полыхали. Я ладонью ощущала их жар. Было чувство, что в моем теле повысилась температура от волнения.
Мой взгляд гулял по белым стенам комнаты, пытаясь найти ответы на вопросы. Но комната была относительна пуста. И стены, к сожалению, не помогут мне помочь. Только сейчас я понимаю,  насколько одинока. Когда голоса затихают, я чувствую себя пустой. Не нужной. Пусть больно во время приступов. Но я чувствую, что кто-то рядом.
Что я не одна в этом мире.
Я уронила  свою голову в ладони. Соль прорезала глаза, слезы так и хотели потечь по лицу. Как мне все это надоело. Жизнь, знала бы как ты дрянь.  Как иногда хочется перерезать вены, сдавить сонную артерию или что-нибудь еще в таком духе, когда уже нет сил сражаться, хочется впасть в небытие. Но почему не хватает силы воли? Почему я такая слабая?
Как только в руках оказывается лезвие, у меня сразу поджилки трясутся. Когда есть возможность повещаться, зная, что некто не увидят, но я не могу сойти со стула.
Я слабый человек по натуре, ломаюсь под натиском времени и судьбы.
Иногда мне просто  хочется забыться, упасть в безпамянстве, хотя бы видеть пустые сны, в которых не будет ничего. Пусть будет белое или черное пятно. Но я хоть отдохну морально. 
  В висках быстро и сильно стучало, этот монотонный стук вызывал головную боль.
Мысли заполняли меня одна за другой. Но все крутились возле вопросов доктора.
Зачем ему это авария? Я не смогу рассказать, как и физически, так и морально.  Эти воспоминания очень сильно давили на меня. Я хотела закрыться  от них, уничтожить, стереть из памяти и не когда не вспоминать.
Но не  тут-то было
Я только начала забывать, можно сказать вставать на ноги, но задание доктора было словно удар в спину.
С чего Цыганкову интересоваться моим прошлым? Дедушка не справился с управлением и что тут такого? Да ситуация вышла с летальным исходом. Дедушка и бабушка погибли, у меня была клиническая смерть.
Но надо понимать, что у меня раны кровоточат, по сей день. Что скрежет железа, крики родных, смешанные с моими,  до сих пор звенят у  меня в ушах.   
Но у меня не укладывается, зачем доктору Цыганкову знать о ней? Он что не понимает, что делать мне боль? Что эти воспоминания преследуют меня попятам. Что мои ночные кошмары сформулированы только на основе этой аварии.
Что жизнь потеряла свои краски после нее.
И опять в одиночку я не справляюсь, может он хочет помочь?
Хотя, как он поможет, если  сам не знает,  с чем имеет дело.
Из моих рассуждений меня вывела скрипучий звук, открывающийся двери. Я взглянула на противоположную стену. В дверном проеме стояла медсестра Саадаева.
Она вопросительно смотрела на меня. На ее лбу образовалась складка.
-Что случилось, Марго? Опять кошмары?- ее голос звучал  очень нежно, известный жест. Она успокаивала меня. Я прижала к своей груди ноги и смотрела на нее.
Медсестра стала подходить ближе и остановилась возле моей кровати. Я долго смотрела на нее, не зная, что сказать.
Да, она была добрая медсестра, не повышала голос, всегда была относительно уравновешенной. Всегда готова была помочь. Многие из детей, которые лежали в этой клинике любили ее.
Но я, почему, то боялась. Я давно поняла, что люди двуличные создания за оболочкой доброты и тепла обычно есть обратная сторона этой же личности и неизвестно, что сильнее добро или зло внутри этой женщины.
Я давно уже боюсь людей и не доверяю им. Хоть Саадаева не сделала мне не чего плохого, но я не могу не смотреть на нее не испуганными глазами.
Я молчала приличное время, не сводила с нее глаз.
Она вздохнула и опустилась рядом на кровать
-И долго ты будешь молчать?- я пожала плечами. Сейчас разговаривать я была не в  состоянии.
Она погладила меня по волосам. Я съежилась от ее жеста. Саадаева сразу отдернула руку
-Ты такая испуганная, Марго милая, не бойся, некто не хочет  тебе здесь зла не я не твои родители. Ложись спать, тебе нужны силы, ты растущий организм. Мало того что не ты толком, так и еще не спишь. Я оставлю свет включенным, ты только  засыпай. При свете нет, не чего плохого, только в темноте есть зло. Свет-добро – сказала она и встала с кровати
Я не стала перечить ей и улеглась под одеяло и зарылась в него  с головой.
Сквозь тонкую ткань я видела проблески света и немного успокоилась.
Она права. Свет- жизнь. Свет- добро
Я закрыла глаза и попробовала уснуть, основная часть приступов приходиться на ночь. Так что надо поспать, пока в гости не наведываются голоса

Я стояла посередине не знакомой улицы. Ночь пробиралась во все уголки этого места.
Улица была одинока. Единственной живой душой в этом месте была я и  только спящие дома окружали меня.
Весь мир казался черно-белым. Он полностью решился звуковом, ароматов и былых ярких красок.   
Я посмотрела на небо. Невозможно было определить день ли сейчас или ночь. Не было ни солнца, ни луны, ни звезд не облаков, а как будто простая материя возвышалась надомной и домами 
Звенящая пустота давила на уши.  На кончике языка я ощущала, чем пропитано это место.
Одиночество и страх - эти эмоции просто витали здесь в воздухе
Я обняла себя руками и стала идти вперед. Я шла не спеша, мир оставался все тем же мертвым и одиноким
Мне было очень страшно.
Дома казались такими брошенными и не кому не нужными. Улица не менялась пока я шла вперед. Все еще оставалась такой же пустынной.
Но тут мой слух прорезал сильнейший крик. Его звон нарастал все сильнее и сильнее.
Я слышала скрежет машины. Сейчас ароматы стали врываться в эту реальность. Запах крови заполонял это место. Крики продолжались. Голоса менялись одна за другой.
Я смотрела по сторонам, пыталась найти ответ этих криков, но везде были эти дома.
Голоса продолжали повышать свои октавы.
Я сжала уши рукой, хоть немного заглушить этот звук. Но не чего не помогала. Запах стал нарастать.
Я упала на колени  и крепче сжимала уши.
  Казалась, прошла вечность. Но голоса стали утихать, но привкус крови не утих.
Я открыла глаза и оказалась лицо к лицу с собой.
Я находилась на той же мертвой улицы, все те черно-белые тона. Только возле меня стояла огромное зеркало. Я в нем отражалась только я и множество теней Образующий собой тьму. В зеркальном отражении не было улицы.
Я долго смотрела в свое  бледное отражение. Пока сзади не появился силуэт. Тяжело было определить, кому именно принадлежал он. С ног до головы на человек было надето красное одевание. Которое словно пятно выделялось в этом черно-белом царстве.
Человек подошел ко мне вплотную и присел на корточки рядом со мной. Я не видела лица, оно было скрыто под красной тканью
Страх окутал меня я сжалась, когда оно дотронулось до моего плечами  и подставила свое лицо к моему уху
   - Я почти нашла тебя, Марго, потрепи немножко девочка и ты будешь свободна
Этот медовый баритон. Который словно перезвон колокольчиков перезванивал в моей голове.
Я чувствовал, как мое сердце начинает бешено стучать.
Это была голос, который все время тревожил мои сны. ТА, которая снесла остатки моего разума и сознания.
Причина моего одиночества и боли
ЕЕ руки прошлись по моим плечам и направились к шеи. Не прошла секунда, как я почувствовал сильнейшую боль в области моего горла

Глава четыре. Дневник
Иногда анализируя свою жизнь, я стала замечать, что она похожа на американские горки. Бывают быстрые взлеты и такие же молниеносные падения. Вот только когда ты стремительно летишь вниз, адреналин бежит по твоей крови. Это напоминает мне горечь моего положения в реальной жизни. Ведь часто за адреналином еще есть и страх, ты не произвольно можешь задуматься о летальном исходе своего катания.
Вот только почему я часто падаю вниз, а так редко возвышаюсь вверх?
Если вспомнить мое детство, то будучи девятилетней девочкой меня, не пускали на столь страшный аттракцион.
Вот такая ирония судьбы мне бедненькой только года не хватило.
Да что уж там говорить. Как и в девять лет, так и в тринадцать моя «голубая» мечта прокатиться на таких горках. Хотя сейчас это желание отошло на второй план, самая главная и масштабная идея из моих грез это выбраться отсюда.
Но я уверена точно, как только мои ноги ступят на землю, и в легкие попадет воздух со сладким запахом свободы. Я сразу начну проситься в парк. Я любительница мечтать, это единственное что повышает мое настроение за последние четыре года. Улыбка не своевольно появляется на моем лице.
С этими мыслями я откинула голову назад. Мягкая подушка помогала расслабиться и немного отдохнуть перед занятиями. Не знаю почему, но именно сегодня разговор с доктором Цыганковым не на шутку утомил меня.
Доктор решил поиграть со мной в игру сыщик, лично я о ней не чего не слышала, но лечащий врач утверждал, что игра одна из схем лечения, которая требуется при моем заболевании. Интересно, а он сам ее придумал или так у них в учебнике по психологии написано? Хотя какая разница? Игра напоминает мне просто допрос. Он задает вопросы, - я отвечаю. В такие моменты я чувствую себя как на электрическом стуле. Неверное слово и рычаг, проводящий ток, будет опущен и меня обожжет сильнейшим током, который выше 220 вольт.
Я деликатно пробовала отвечать и задумывалась, прежде чем давать ответ. Пару раз доктор хмурился, а бывало, и терял контроль и начинал кричать, но сразу брал ситуацию в свои руки и допрос продолжался.
Не могу сказать точно, сколько прошло времени. На ответ каждого заданного им вопроса я продумывала и отвечала минут пять, а то и дольше.
Я легко рассказывала о моей шизе. Описала ее голос и частоту ее появления. Моя болезнь оказалась мне настолько родной, что рассказ о ней получился довольно красочным. Но когда начались вопросы о родителях, я стала скрытно отвечать, пыталась увести нашу дискуссию в другое русло, но он опять возвращался к этим вопросом. Конечно, доктор не давил на меня, но его голос выдавал его.
Хотя если немного поразмышлять и проанализировать тему родителей, то картина складывается на много приятнее чем у многих моих сверстников.
У меня они хоть какие, но есть.
Это объяснил мне доктор. После моего слухового рассказа он со временем понял всю ситуацию и напряженные отношения с моими родителями.
Он рассказал о статистике: сколько родителей бросают, отказываются и убивают своих детей. От нее у меня волосы стали дыбом, особенно после рассказов, сколько подростков приходит сюда морально убитыми, что я можно сказать болтливая в отличие от них. Дети на сто процентов замкнуты в себе, не воспринимают действительность. Доктор Цыганков, поэтому хочет, что бы я поговорила с ними и простила. Пока ситуация не станет критической. После разговора я поняла, что у меня замечательные папа и мама, они не оставили меня и не перестали, заботятся обо мне, закрыли глаза на мою болезнь.
Надо будет не забыть поцеловать их, и проверить, не разучилась ли я целоваться за четыре года.
Но я поняла одну вещь - нужно уметь прощать. Сквозь боль и слезы нужно прощать, не смотря ни на что. Забывая прошлое, смотря в будущее и чувствуя настоящее.
Хм…
Хорошую цитату сказал мне доктор. Нужно будет записать в дневник, чтобы не забыть. И опять… Доктор узнал про мой дневник. И мне интересно откуда? О его существовании знали только двое. Я и моя подушка! Я точно про него не кому не говорила, но предмет, на котором я сплю, не мог проболтаться. Доктор, конечно же, не захотел говорить, как он узнал про дневник. Но за то я начала расспрашивать про него. И он объяснил, что дневники ведут либо одинокие, либо эмоциональные люди, ну еще вариант гении. Но я далеко не умная, да и эмоциями не блещу, так что вывод один: одинокая. Для доктора как будто это было открытие. Моя лучшая подруга - подушка. За последние дни я сказала больше чем за четыре года, чем пролежала здесь. И он еще сомневается в том, что я одинока. Ладно, суть дела не в этом. Я бы могла показать его. Если бы там не был бы нарисован доктор Шевченко. Ну, вернее сказать повешенный доктор Шевченко. Никогда не знала, что могу хорошо рисовать, но именно это творение с виселицей мне далось на удивление просто и легко. Это походило больше на фотографию, нежели рисунок. Я пыталась нарисовать что - нибудь другое, но, увы, получалось значительно хуже. Порыв нарисовать именно этот рисунок был мне не понятен, а вот мотивы ясны. Я ненавидела всем сердцем этого доктора. Именно он посадил меня сюда, именно он издевался надомной, и я не когда не была жестокой, но его я, почему, то не хотела видеть в живых. Виселица с доктором красовалась на главной страничке. И избавляться от рисунка, я не намерена. Так что лечащему врачу не светит увидеть его.
На этом мы и закончили. Время прошло быстро, его видно это расстроило. Он не успел узнать про аварию, но пообещал, что мы продолжим завтра.
Тут по телу начала пробегать дрожь. Голова стала тяжелее тела, а разум туманился...
О нет…
Приступ.

Часть II. Одержимая.
Глава шесть. Церковь
Боль сковывала все тело. Я чувствовала, как сильно бьется мое сердце, даже его биение вызывало агонию. Оно отбивало бешеный ритм, мне казалось, что оно сейчас капитулирует с грудной клетки.
От этого становилось только больнее
Стоны и крики срывались с моих губ. Я не могла контролировать себя. Тело перестало слушаться. Голова заполнялась разными образами и словами.
Я слышала крики моей шизы. Оно заполоняло все сознание. Я чувствовала, как она слабела, с каждым произнесенным словом батюшки.
Он говорил очень громко и когда его руки дотрагивались до моего тела, то по венам словно проносился огонь, убивая все на своем пути, было ощущение что там, где он прикасался, был ожог.
Оказывается, бывает боль, которая сильнее чем во время приступов.
Тело полностью онемело. Глаза хоть и были открытыми, но разрисованный потолок церкви превратился в сплошное пятно.
У меня начались судороги. Из-за боли мысли путались. Я не могла понять какой сегодня год, месяц, да и вообще как меня звали?
Тут что-то мокрое и холодное полилось на мое лицо.
И тогда я поняла что умерла…
И по ходу пьесы попала в ад.
Моя шиза после прикосновения жидкости к моей кожей стала кричать более громко, теперь ее голос напоминал писк, нежели медовый баритон, как раньше.
Теперь я поняла, что такое настоящая боль.
Там где была это жидкость, точно появился ожог, он ужасно щипал, судороги боли с новой силой пронзили мое тело.
Это было последнее, что я могла понять, прежде чем потерять сознание

***

-Марго, девочка моя, вставай, уже все кончилось – сквозь пелену сна услышала я знакомый певучий голос.
Я хотела разомкнуть глаза, но это казалось почти невозможным. Они казались нереально тяжелыми.
Была легкая боль в теле. Но разум стал яснее,…яснее, чем когда либо.
Я не могла понять лежу я или сижу. Мир перестал существовать, только голоса людей доносились до меня. Боль было единственное, что я ощущала. Не было ни тепла, ни холода. Как будто я была в какой-то параллельной вселенной
-Что с ней было??? – в мое сознание ворвался пронзительный женский голос, очень родной голос. В нем чувствовалась боль и слезы.
Я лихорадочно пыталась вспомнить, кому принадлежит этот баритон, но в голове была только звенящая пустота. Было ощущение, что все воспоминание стерлись из моей головы. Сознание было девственно чистым.
-Вы говорите, она лежала в психбольнице?- задал ответный вопрос мелодичный голос.
-Да, четыре года. Ей мерещился голос, она все время говорила, что слышит какую-то женщину, вначале мы решили, что это просто ребячество, потом она упала на пол и начала кричать, плакать, мы не могли ее успокоить. Пришло вызывать скорую, они увезли ее в психбольницу, врачи сказали, что у нее психическое заболевание и шизофрения положили ее больницу, кормили антидепрессантами, но ее состояние только ухудшалось - в диалог вмешался другой голос. Обладателем этого бариона была мужчина. Его голос была очень тягучий словно мед. Но сейчас в сладость голоса была перемещена с раздражением, болью и паникой. Когда он говорил он много, то раз надрывался, мужчина был на грани истерики.
-Как так ухудшалось? – видно мелодичный голос может только задавать вопросы.
-Она стала калечить себя во сне. Количество приступов увеличилось.
Если быть честной, то я не понимала, о чем они говорят, вернее сказать о ком.
Не много призадумавшись, я поняла, что не знаю даже своего имени. А вроде бы его дают всем…или только избранным? Как только я начла вспоминать такую на вид мелочь, боль окотила меня с ног до головы. Пустота внутри головы стала давящей.
-Кто предложил вам свозить ее в церковь? – продолжал задавать вопросы певучий голос.
-Её новый лечащий врач, Батюшка, вы же не думаете что… - в женском голосе стала, появляется паника – моя дочь же …не – голос женщины сорвался, последние слова были просто пропитаны слезами.
-Я вижу такое впервые…. И надеялся не увидеть это на своем веку, но я обещаю, я помогу ей, чем смогу. Но ваша дочь… она не больная… она просто одержимая бесом… или быть точным… дьяволом.